Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но и это было еще урывками, вдали, по слухам, по всяким незначительным намекам, а вот три года назад, когда он снял теперешнюю квартиру, началась уже настоящая пытка. И что удивительно, кажется, он сам, а не Верзяев, предложил свои услуги. Да, он часто бывает в командировках, а квартира пустует, да и так, без отъездов, он может исчезнуть на пару часиков, вот только с ключами проблема, но и это можно устроить. Ведь он понимает, и ничего взамен не требует. Да уж чего еще больше. Какая страшная приятная боль разъедала его сердце, когда он возвращался после очередного Верзяевского посещения домой и, как измученный голодный пес, ловил теплые животные запахи, источаемые широким двуспальным ложем. Да ведь сам хотел этого, ждал неделями, месяцами очередного нашествия, и после долгими бессонными ночами сходил с ума от ее запаха. И с ключом здесь был настоящий пунктик, ведь специально не сделал запасного, ему хотелось видеть Змея тут же, сразу после мероприятия, еще не остывшего, слегка с посоловевшими глазками, с дрожащими пальцами, которые пахли тем же возбуждающим головокружительным телом.
А однажды - это случилось накануне Верзяевской гибели, - его впервые в жизни посетило настоящее вдохновение. Оно накатило, обожгло, ударило странной фантастической идеей, будто его съемная квартира, эта спальня, это огромное квадратное ложе неизбежно станет ее постоянным жильем. Невероятное, неправдоподобное предположение поразило его измученный ум своей математической неизбежностью. Он так возбудился, его так распирало от необычной, никогда доселе не посещавшей его уверенности, что он стал бессистемно ходить по комнате, потом упал на колени, подполз к ложу и нежно, ласково оглаживая белое покрывало, поцеловал его святым клятвенным поцелуем.
Виктор очнулся от хриплого крика динамика. Небольшая колонна демонстрантов с алыми серпастыим флагами преувеличенно бодрым шагом пересекла бульварное кольцо в направлении Кремля. Шумное движение людей вернуло сегодняшний день, с его ранним, каким-то возбужденно нервным утром, с недолгим колебанием, завершившимся неожиданным посещением двух таких непохожих и таких близких семей - семьи погибшего Змея и семьи его любимой женщины Марии. Что-то будет дальше, прошептал ангел-товарищ и затушил сигарету.
* * *
Конверт был необычный, без традиционной марки и даже совсем незаклеенный. На конверте нервным скачущим почерком надпись: это письмо найдено в бумагах В. Оно для вас. Подпись: Ваш А.-Т.В. Маша достала содержимое и тут же, при матери, принялась читать.
"Маша, сейчас глубокая ночь. Мне не спится, я болен, я чертовски болен, я боюсь и жду завтрашнего, нет, теперь уже сегодняшнего свидания. Ты видишь, я свихнулся, я спятил от радости, мне нужно что-то сделать, мне нужно поговорить хотя бы и просто с листком бумаги. Я не знаю, что со мной происходит, ведь я любил тебя, я негодяй и мерзавец, я жил плохо, неправильно, одиноко. Да, именно, мне холодно и одиноко оттого, что я боялся любить. Я трус, я до этого дня жил наполовину, ведь это страшно, что ты хочешь от меня ребенка, выходит, ты меня любила и мы так долго неправильно жили.
Милая моя, родная женщина, теперь все будет иначе, теперь и у меня есть жизнь и я знаю, что с ней делать. У нас будет ребенок, пусть будет девочка, я люблю девочек и они меня любят, пусть будет девочка. Хорошо?"
Дальше шло прожженное сигаретой место, какие-то каракули, и все. Маша тихо села, положила, словно ей было его тяжело держать, листочек на кровать, и снова и снова перечитывала послание Змея. Потом долго глядела в одну неподвижную точку, и даже не точку, а в белое бумажное поле, в запутанное нервными шарахающимися линиями окончание письма. После снова возращалась к словам, к буквам, к откровенному человеческому чувству. И наконец отмеченный краем глаза клубок линий превратился в зыбкое дрожащее строение с белым куполом и белыми стенами. Из каракулей проступил белый храм - ей так хотелось, и она теперь его видела, ясно и четко, как в том сне. Пусть будет девочка, прошептала она в пустоту.
- Маша, ты беременна? - послышался голос матери.
- Да, я хочу девочку, - спокойно и уверенно призналась дочь.
- Этот мужчина, он тебя ждет на бульваре, - вдруг спохватилась мать.
- Какой?
- Который принес тебе письмо. Что в нем? Он тебе сделал предложение? - И, не дожидаясь реакции, добавила: - Как это красиво и романтично, как в прошлом веке...
- Как в прошлом тысячелетии, - уточнила Маша и стала одеваться.
* * *
Три предложения, три признания в любви - не слишком ли для одной несчастной беременной женщины? Он поразительно красив, этот ангел-товарищ, но зачем он ее пугает? Неужели в самом деле по одному запаху можно потерять голову до такой степени, чтобы поклоняться обычному мебельному гарнитуру? Да, это болезнь, спать рядом и целовать давно пропавшие следы.
- А письма, письма, пусть они вас не волнуют, - продолжал Виктор, Ведь это слишком умно, чтобы быть правдой, здесь, очевидно, прав отец Захарий, хоть он мне и не понравился. Да, да, не удивляйтесь, следил за вами, Мария Ардалионовна, но ведь я по-другому не мог вам помочь.
- То есть вы тоже думаете, что я как-то была не в себе? - перебила Маша.
- Нет, не то, совсем другое, просто нужно покончить с нашей болезнью. Мы оба с вами больны, одним и тем же, но не смертельно, излечимо, мы уже выздоравливаем, я это уже чувствую, уже пошло дело на поправку. Вы понимаете, о ком я?
Маша отрицательно качнула головой.
- О Верзяеве. Ведь я тоже был болен, и жил как связанный по рукам и ногам, но теперь совсем другое, посмотрите, оглянитесь вокруг: вот небо, вот земля, вот деревья, пусть осень, и листья опадают, но как красиво, жизнь продолжается, а ведь его уже давно нет. Значит, жить и без него можно, следовательно, нам разрешено жить самим по себе, самим выбирать маршруты, самим решать любые вопросы. А его, его как бы и не было вовсе.
Маша ничего не хотела слушать о Змее из чужих уст. Она только поражалась, до чего люди во снах играют не соответствующую им роль.
- Так что же говорит отец Захарий? - попыталась она хоть как-то свернуть его с верзяевской темы.
- А, отец Захарий, - Виктор понимающе улыбнулся. - Вот он уж настоящий умник, очень трезвый человек. Он мне такое предложил, у него теория, и даже не одна, а две, одна явная, и я ее принимаю, а вторая тайная, да вы сами у него узнаете. Ведь вы собирались к нему, да, я вижу, собирались, пойдите хоть сейчас, ха, он - логик.
- Нет, я никуда не собиралась...- пыталась возразить Маша.
- Ну, ну, - снова понимающе улыбнулся Виктор, - как же вы к нему не пойдете, если больше вам и идти-то некуда, ведь он материалист и все объяснить может. Только учтите , имеет он при всем при том тайный интерес, а какой - не спрашивайте, не знаю.
- Хорошо, а вы-то что сами об этом думаете? - Маша, быть может, впервые в жизни решила воспользоваться властью над любящим ее сердцем.
- Я, я, да вы опять скажете, будто я из зависти, - Виктор поднял на нее голубые ангельские глаза, - впрочем, как хотите, только теория эта не моя, а отца Захария, и уж по одному этому совершенно ясно, что никакой зависти и быть не может, а я ее только принимаю, потому что все слишком умно, чтобы быть правдой.
- Я ничего не понимаю, что умно? И что правда?
- Да с письмами этими умно слишком, не натурально, все как будто по-написанному. Ну какое, к черту, непорочное зачатие в наше время, с чего это вдруг ни с того ни с сего второе пришествие? И следовательно, здесь один материализм и чертовщина, т.е. как бы розыгрыш со стороны господина Верзяева, царство ему подземное. Ведь он один знал обо всем, следовательно, какой же другой автор еще нужен?
- И грейдер выдумка? - Маша решила вернуть ангела на землю.
- Грейдер?! - вскрикнул Виктор.
- Что вы так побледнели? Грейдер - это огромный железный механизм, он до сих пор там стоит. Сам по себе он не страшен, страшно, что кто-то его поставил в нужное время и в нужном месте.- Маша сама вдруг поразилась своим словам. - Погодите, чья бы это не была идея, но его поставил живой человек. - Она осеклась, заметив дрожащие руки Виктора.
- Почему вы так смотрите на меня?
- У вас руки дрожат.
- Ничуть, - Виктор попытался скрыть дрожь сжимая пальцы, - - С чего мне дрожать, идут обычные строительные работы, даже движение в одну сторону перекрыли.
- Вы-то откуда знаете?
- Я вижу, вы мне не доверяете и, следовательно, как выражается поп, остается только плотник.
Виктор встал и, будто преодолевая себя, пошел прочь.
* * *
Зря она задала ему последний вопрос, - думала Мария, глядя на удаляющуюся фигуру Виктора. Да этот ангел - не просто товарищ, - теперь она вспомнила рассуждения научного руководителя о роли предвестника в Новом Завете и последовала за почти исчезнувшей фигуркой. Вскоре фигурка стала разрастаться буквально на глазах. Красавец мог все знать, и про ее застарелую девственность (она живо представила, как Виктор прячется где-то в темном углу своей квартиры и подслушивает их со Змеем разговоры), и про Метрополиум Мюзиум - просто от Змея, а уж про последнее свидание так безусловно! После второго поворота стало очевидно, что Виктор должен пройти мимо грейдера. Так вот он, ключик потерянный. Здесь, повинуясь какому то внешнему толчку, Маша остановилась, и Виктор, сделав еще несколько шагов, остановился напротив грейдера. Потом, оглядевшись вокруг, полез вверх.
- Сухое письмо - Владимир Хлумов - Русская классическая проза
- Кулповский меморандум - Владимир Хлумов - Русская классическая проза
- Мезозойская История - Владимир Хлумов - Русская классическая проза
- Мастер дымных колец - Владимир Хлумов - Русская классическая проза
- Думан - Владимир Хлумов - Русская классическая проза
- Театр одного зрителя - Владимир Хлумов - Русская классическая проза
- Очень хотелось солнца - Мария Александровна Аверина - Русская классическая проза
- Осколок - Владислав Крисятецкий - Русская классическая проза
- День перевивки - Геннадий Семенович Любин - Русская классическая проза
- Эдипов комплекс - Татьяна Ролич - Менеджмент и кадры / Русская классическая проза