Эхо далекой битвы - Диана Торнли

— И ты этому веришь?

Вопрос озадачил его.

— Да.

— Потому что..?

Он недоуменно пожал плечами и нахмурился.

— Потому что так сказал губернатор.

Оба замолчали. Наконец Мозес спросила:

— Что ты чувствуешь, когда губернатор рассказывал тебе все это?

Тристан задумался, прикусив губу.

— Мне было… больно… и стыдно. Я не хотел, чтобы это оказалось правдой.

— Ты поверил ему?

Он снова пожал плечами, явно сбитый с толку таким вопросом.

— Мне казалось, что он говорит правду. Губернатор сказал, что моя мать ничего не знает об этом.

— И ты по-прежнему веришь ему?

Тристан задумался.

— Не знаю. — У него щипало в горле, во рту появился неприятный привкус.

— А ты хочешь верить?

Юноша открыл глаза и взглянул на нее. «А разве можно не верить?» — говорил его взгляд. Но сказать этого Тристан не мог.

Она опять коснулась его руки.

— Нет ничего плохого в том, что мы верим не всему, что говорят люди. Ты сам должен все обдумать и решить, нужно ли верить. Понимаешь?

Трис подумал и кивнул.

— Хорошо. Теперь отдохни немного.

Юноша снова оказался на Ганволде… в траве… в тишине и покое. Затем доктор Мозес спросила:

— Можно мне задать тебе еще один вопрос?

Ему было хорошо, и он спокойно ждал продолжения.

— Твоя мать упоминала… с тобой был друг… Расскажи мне о нем? Кто он?

— Пулу. Мой брат.

— Твой брат?

— Так он меня называет.

— Продолжай.

— Я бегу по траве. Я маленький, а трава высокая… почти с меня. Пулу гонится за мной, а я смеюсь и убегаю. Я падаю… у меня болит колено. Я плачу.

— Продолжай.

— Пулу поднимает меня, держит на руках и слизывает кровь с ноги. Он говорит, что все в порядке, утешает меня и… — Тристан улыбнулся, — облизывает мое лицо.

— Где сейчас Пулу?

У Тристана замирает сердце.

— Не знаю.

— Когда ты видел его в последний раз?

По телу юноши пробежала дрожь. Руки его ухватились за матрас.

— Он в кресле второго пилота. Я отстегиваю страховочные ремни… и он падает на меня. У него… изо рта идет кровь… глаза смотрят на меня… — Тристан почувствовал, как подступают слезы. Голос его внезапно сел.

— Они захватывают наш корабль, — заикаясь продолжил он. — На них скафандры. — Сердце его бешено колотилось. — В дыму снуют неясные фигуры… кто-то встает. Я пытаюсь… я падаю… Они уносят меня от него.

— Это тоже в прошлом, Трис. Сейчас ты в безопасности. Отдыхай. Ты слышишь меня?

Он кивнул.

— Сейчас я выведу тебя из гипноза. Помни, о чем мы с тобой говорили… Теперь это не будет беспокоить тебя. Ты сможешь рассказывать об этом. Когда я понадоблюсь, позови меня.

— Хорошо, — вздохнул юноша.

— Очнешься, когда я назову твое имя. — Она умолкла. — Проснись, Тристан.

Он моргнул и уставился на Либби Мозес. Казалось, из его души выпустили кишки, и теперь они лежат перед доктором во всей их уродливости.

— Мы почистили твои раны, Трис, — сказала женщина и положила руку ему на плечо. — Теперь можем начинать лечение.

* * *

На мониторе над изголовьем кровати Либби могла видеть основные медицинские показатели пациента. Сейчас они выглядели гораздо лучше, в том числе аппетит и сон.

Пробежав глазами последние записи, доктор Мозес некоторое время изучала результаты голографического сканирования, полученные утром.

— Ну, что ж, Дарси, утреннее обследование показывает полную дезактивацию вируса.

Дарси облегченно вздохнула.

— Спасибо.

Сидевший на откидном стульчике Лухан едва заметно улыбнулся, явно довольный этим известием.

— Уже четыре дня у тебя нормальные показатели, да и вес ты понемногу набираешь, — продолжала Либби. — Не вижу причин задерживать тебя здесь. Думаю, что завтра утром ты сможешь нас покинуть.

— Вот и прекрасно, — сказала Дарси.

— Какое-то время тебе придется побыть под наблюдением — будешь заходить раз в два-три дня. Мы составим для тебя программу питания и приема лекарств. А вот что касается регенерирования ткани, то с этим лучше подождать до полного выздоровления.

— Теперь, — она перевела взгляд с Дарси на Лухана, — мне нужно поговорить с вами обоими о Тристане.

Мозес заметила, как изменилось выражение их лиц, на которые словно наползла тучка. Дарси озабоченно кивнула. Доктор опустила еще одно сиденье, устроившись так, чтобы можно было дотянуться рукой до любого из собеседников.

— В последнее время, — начала она, — я много наблюдала за Трисом и заметила кое-что, требующее более глубокой проверки. Сегодня утром мне удалось убедить его провести сеанс гипноза. Мы поговорили. Конечно, это еще не все, и я надеюсь, наши с ним беседы будут продолжаться. Но уже сейчас можно сказать, что именно беспокоит его.

Прежде всего, он потерял очень близкого друга.

Дарси вскинула голову.

— Пулу? — едва слышно произнесла она. — Нет! О, нет! Что случилось?

— Похоже, что у них была схватка с кем-то в космосе. Трис обнаружил своего друга в кресле второго пилота. Мертвым. Ты тоже знала его?

Дарси кивнула и закрыла лицо руками.

— Он… это он нашел нас на Ганволде, — прошептала женщина. — Они с Трисом были неразлучны.

— Мне очень жаль, — сказала Мозес.

Видя, что жена плачет, Лухан беспокойно заерзал, не зная, как поступить: то ли дотронуться до нее, приласкать и утешить, то ли оставить в покое. В конце концов он осторожно погладил ее плечо.

Дарси резко отстранилась.

— Не прикасайся ко мне! — бросила она сквозь зубы.

Лухан сложил руки на коленях и опустил голову. Через несколько секунд он поднял глаза на Либби, и та прочла в них боль и недоумение.

— Нам нужно поговорить… попозже, — чуть слышно сказала доктор, а когда адмирал кивнул, подумала: «Вам придется долго и трудно привыкать друг к другу». Следовало ожидать такой реакции, но это вовсе не означало, что от этого им обоим станет легче.

В молчании прошло еще две-три минуты. Наконец Дарси вытерла слезы ладонью.

— Я… извините меня, — глядя в пол, пробормотала она. — Пожалуйста, продолжай.

Либби кивнула.

— Тристан, похоже, немного зациклился на этом. Он никак не может поверить, что Пулу действительно погиб. Ему нужно помочь пройти этот тяжелый период, подбодрить, поговорить о его чувствах, дать выплакаться, возможно, даже осуществить символический обряд погребения, если это потребуется.

Но еще хуже ему от того, что он сам лишил кого-то жизни. — Она помолчала. — Именно в этом причина его продолжающихся кошмаров. Тристан чувствует на себе огромный груз вины, ему стыдно. Все это ужасно угнетает его.

— Я не понимаю этого, — сказала Дарси. — На Ганволде Тристан был охотником. Он стал заниматься этим лет с двенадцати или около того, и у него никогда не возникало никаких проблем такого рода.

Лухан выпрямился.

— Это не одно и то же, Дарси, — негромко и спокойно заметил он. — Ребенком я тоже охотился, но одно дело убить дичь, чтобы обеспечить свои насущные потребности, и совсем другое дело убить в бою разумное существо.

— Эта проблема не нова, мы сталкиваемся с ней довольно часто. Когда новички впервые участвуют в сражении, смерть — самое сильное потрясение. Как раз сейчас у меня пара таких ребят, и я собираюсь незамедлительно включить Триса в их терапевтическую группу.

Когда Дарси и Лухан кивнули, выражая свое согласие, Либби сделала паузу. Самое трудное по-прежнему впереди. Заставив себя смотреть прямо в глаза адмиралу, она сказала:

— Но и это еще не все. Губернатор Реньер рассказал Тристану о тебе, Лухан, но при этом смешал правду с ложью. По словам губернатора, вы предали его, из-за чего он потерял родину и семью. Реньер внушил вашему сыну, что все сферзахи убийцы, что вы в принципе ничем не отличаетесь от него. Трис, похоже, воспринял все буквально, особенно последнее. Я не совсем понимаю, как губернатору удалось…

— Я понимаю, — внезапно вставила Дарси. — Видите ли, обитатели Ганволда… — она подыскивала нужное слово, — честные люди. Они очень простые и откровенные. Им неведома ложь. В их языке даже нет слова, обозначающего это понятие. Они доверчивы и никогда не ставят под сомнение то, что говорят другие. Трис вырос среди них. Он не научился отличать правду от лжи, потому что не сталкивался с ней на Ганволде.

Либби кивнула.

— Да, такое объяснение вполне подходит. — Она засмеялась. — Так вот, Лухан, результат получился трагическим: Тристан БОИТСЯ тебя. Он совершенно твердо уверен, что ты побьешь его, если будешь чем-то недоволен.

За долгие годы службы, многие из которых Лухан провел на постах, требующих определенных дипломатических качеств, он научился скрывать свои эмоции. Сейчас адмирал не стал делать этого. Не было ни слез, ни жестов, но весь его вид: сгорбившаяся фигура, напряженные руки, опущенные глаза — все это выдавало состояние Лухана, и Либби почти чувствовала его горе.