Социальная психология и история - Борис Поршнев

Между двумя русскими революциями сложилась у Ленина такая важная часть его “науки революции”, как учение о революционной ситуации. Хотя по существу исходные мысли этого учения можно найти еще в статьях 1904-1905 гг., в основном оно изложено в 1913 г. в работах “Маевка революционного пролетариата” и “Распущенная Дума и растерянные либералы” и в полный рост развита в 1915 г. в работе “Крах II Интернационала”. Позже суть учения о революционной ситуации воспроизведена в работе “Детская болезнь „левизны" в коммунизме” (1920г.).

Учение о революционной ситуации нас здесь касается лишь одной стороной: как самый выпуклый пример той роли, которую отводил Ленин психологии, настроению, активности масс. Как известно, среди факторов, формирующих революционную ситуацию, Ленин отвел важнейшую роль переходу масс от пассивною состояния гнета к активному состоянию возмущения и восстания. В работах 1915 г. это составляет содержание второго и третьего признаков революционной ситуации: “2) Обострение, выше обычного, нужды и бедствий угнетенных классов. 3) Значительное повышение, в силу указанных причин, активности масс, в „мирную" эпоху дающих себя грабить спокойно, а в бурные времена привлекаемых, как всей обстановкой кризиса, так и самими „верхами", к самостоятельному историческому выступлению”.

Сам кризис “верхов” интересен с точки зрения общественной психологии тем, что он создает трещину, “в которую прорывается недовольство и возмущение угнетенных классов”. В конспекте реферата “Первое мая и война” (1915 г.) Ленин лаконично резюмировал сущность революционной ситуации: “…(α) низы не хотят, верхи не могут (β) обострение бедствий (γ) экстраординарная активность”.

Как сказано, еще в сочинениях 1904 г. мы находим истоки будущего учения Ленина о революционной ситуации, например, в такой короткой формуле: партия пролетариата должна “поднять восстание в момент наибольшего правительственного отчаяния, в момент наибольшего народного возбуждения”. Здесь психологическая сторона выявлена очень выразительно. В 1905 г. Ленин писал, что лозунг восстания неуместен без наличия признаков явного кризиса, в том числе “пока не проявились определенно возбуждение и готовность масс к действию…”

Много позже, уже имея разработанное учение о революционной ситуации, Ленин такими яркими штрихами изобразил эту сторону формирования революционной ситуации после январских событий 1905 г.: “…В течение нескольких месяцев картина совершенно изменилась. Сотни революционных социал-демократов „внезапно" выросли в тысячи, тысячи стали вождями от двух до трех миллионов пролетариев. Пролетарская борьба вызвала большое брожение, частью и революционное движение, в глубинах пятидесяти — стомиллионной крестьянской массы, крестьянское движение нашло отзвук в армии и повело к солдатским восстаниям, к вооруженным столкновениям одной части армии с другою. Таким образом колоссальная страна со 130 миллионами жителей вступила в революцию, таким образом дремлющая Россия превратилась в Россию революционного пролетариата и революционного народа”.

В 1915 г. Ленин анализирует складывание новой революционной ситуации и отмечает в ней такие общественно-психологические явления: “Глухое возмущение масс, смутное пожелание забитыми и темными слоями добренького („демократического") мира, начинающийся ропот в „низах" — все это налицо… Опыт войны, как и опыт всякого кризиса в истории, всякого великого бедствия и всякого перелома в жизни человека, отупляет и надламывает одних, но зато просвещает и закаляет других…”.

Наступает великий год всемирной истории — 1917 год. “Революционная ситуация в Европе налицо. Налицо величайшее недовольство, брожение и озлобление масс. На усиление этого потока должны направить все свои силы революционные социал-демократы”. В “Письме к товарищам” Ленин резюмирует то, что ему известно о настроении масс: “…что „все" передают его, как сосредоточенное и выжидательное …что „все" согласны насчет сильного недовольства у рабочих нерешительностью центров в вопросе о „последнем, решительном бое" …что „все" единодушно характеризуют настроение наиболее широких масс, как близкое к отчаянию…”. Ленин резюмирует эти настроения словами: “Довольно колебаний”.

Такова психологическая сторона политического процесса стремительного возрастания объема активной массы и силы ее активности, — “признак всякой настоящей революции: быстрое удесятерение или даже увеличение во сто раз количества способных на политическую борьбу представителей трудящейся и угнетенной массы, доселе апатичной…” “…Революция не заказывается; революция является, как следствие взрыва негодования народных масс”.

Новые психологические явления и задачи после Октября

Пожалуй, более всего Ленин выступает перед нами как психолог в послеоктябрьские годы. Меняется вся принципиальная установка. До социалистической революции нечего было и думать о всестороннем преобразовании человека, самое большее — его перевоспитывала и в немалой мере преображала революционная борьба. После социалистической революции становится возможной задача устранения капиталистического наследия в психике трудящихся, хотя бы это и был очень трудный и длительный процесс.

За несколько дней до Октябрьского переворота Ленин вдруг бросает несколько слов, которых никогда, ни единого раза до этого мы у него не встречали: “Настроением масс руководиться невозможно, ибо оно изменчиво и не поддается учету; мы должны руководиться объективным анализом и оценкой революции. Массы дали доверие большевикам и требуют от них не слов, а дел…”. Да, накануне взятия власти Ленин видит уже то единственно важное настроение, перед которым все остальные несущественны и третьестепенны. Народ оказал доверие большевикам. Назавтра социалистическая революция. Тем самым послезавтра все психологические задачи становятся принципиально иными, в известной мере противоположными тем, какие стояли до социалистической революции. Конечно, очень не быстро произойдет, предвидит Ленин, этот сдвиг, связанный с “переходом от исторической спячки к новому историческому творчеству”; от энтузиазма, ограниченного революционными задачами, к энтузиазму созидательному, обращенному к новой жизни. Но во всяком случае новая глава ленинской социальной психологии отныне открывается.

Самое главное отныне — удержание завоеванной власти. Если до Октября стержень революционной психологии масс — свержение власти, то теперь — ее сохранение. Рабочие, крестьяне, красноармейцы, писал Ленин в 1920 г., “за эти три года в массе страдали сильнее, чем в первые годы капиталистического рабства. Они шли на голод, холод, на мучения, чтобы только удержать власть”. Уже в самом начале революции Ленин предсказывал, что героизм, энергия и самопожертвование масс будут неисчерпаемы в отстаивании революционной победы, в преодолении всех трудностей на пути Советской власти. Пользуясь его выражением более ранних лет, можно сказать, что теперь “мы” и “они” стали существенно иными: “мы” -это и сам революционный народ и его молодая, только что установленная власть. Вот что должно было гигантски умножить духовные силы этого “мы” и извлечь из недр новые огромные чувства. “Победа будет на стороне эксплуатируемых, — писал Ленин вскоре после Октября, — ибо за них жизнь, за них сила числа, сила массы, сила неисчерпаемых источников всего самоотверженного, идейного, честного, рвущегося вперед, просыпающегося к строительству нового, всего гигантского запаса энергии и талантов так называемого „простонародья", рабочих и крестьян. За ними победа”. Конечно, активизировались и силы контрреволюции. Но “как бы в отдельных кругах ни велико было возмущение и негодование, в глубине народной массы идет процесс созидания, накопления энергии, дисциплины, который даст нам твердость вынести все удары…”

Отсюда, из борьбы за удержание дела революции, ее победы, начинается и развертывается процесс психологического рождения нового человека. На первом месте — “чудеса храбрости и выносливости” вооруженных рабочих и крестьян на фронтах гражданской войны, героизм, героизм и еще .раз героизм трудящихся в тылу. А следом — переворот в глубинах сознания. В 1919 г. в бессмертной статье “Великий почин” Ленин пишет: “Это — начало переворота, более трудного, более существенного, более коренного, более решающего, чем свержение буржуазии, ибо это — победа над собственной косностью, распущенностью, мелкобуржуазным эгоизмом, над этими привычками, которые проклятый капитализм оставил в наследство рабочему и крестьянину”. Только после свержения буржуазии может “вся совокупность трудящихся и эксплуатируемых… развернуть впервые в истории всю инициативу и всю энергию десятков миллионов задавленных капитализмом людей”.