У каждого свой путь - Любовь Рябикина

Он смотрел на узкие плечи, обтянутые легкой курткой, на длиннющую косу с застрявшим в волосах желтым листочком и еле-еле сдерживался, чтобы не схватить ее в объятия и не начать целовать. Осторожно положил руку на плечо, а второй погладил по голове, как маленькую:

— Это я сегодня сглупил. Не стоило приглашать тебя на эту прогулку…

Она обернулась. Лицо побледнело. Зеленые глаза смотрели в карие не отрываясь. Шепотом спросила:

— Почему не стоило?

Он не мог отвести взгляда от ее лица. Решил не кривить душой и сказать все честно:

— Марина, я намного старше тебя. Я мужчина, а ты еще ребенок. Я не подумал, что скажут в деревне. Нам не стоит встречаться. Иди домой. Я поохочусь и сам дорогу найду.

Он убрал руку с ее плеча и повернулся спиной. Скинул рюкзак. Присел, чтобы достать разобранный “Ремингтон”. На душе было плохо. Расставаться с девушкой ему вовсе не хотелось. Когда доставал детали, руки впервые тряслись. Мужчина прислушивался, надеясь услышать удаляющиеся шаги. Сзади стояла тишина. Он уже собирался обернуться, когда Маринкина рука робко дотронулась до его плеча:

— Саша, я вырасту. Не гони меня только по этой причине. Но если скажешь, что я тебе не нравлюсь, я уйду…

Он резко обернулся не вставая и едва не упал: из зеленых глаз катились крупные слезы. Вскочил на ноги, уронив рюкзак с наполовину собранным ружьем и прижал ее к себе изо всех сил. Ее руки мгновенно обхватили его за пояс. Ни тот, ни другой не произнесли ни слова. Стояли долго, не решаясь разжать объятия. Маринке было так хорошо, что она едва не уснула, прижавшись щекой к его груди. Саша мягко отстранился, погладил ее по щеке ладонью и тихо сказал:

— Охотиться пойдем?

Она кивнула и разжала руки на его поясе:

— Дашь мне выстрелить?

— Маленькому снайперу? Дам! Дружок по комнате раз двадцать разглядывал селезня и никак не хотел верить, что его убила девушка. Когда-нибудь я познакомлю вас. — Степанов собрал ружье и закинул его на плечо. Взял Маринку за руку: — Веди!

Она неожиданно рассмеялась. Вырвала руку и наклонилась, разгребая листья:

— Смотри! Вокруг полно груздей. Не шевелись, а то наступишь. Давай собирать. Разгребай в тех местах, где вздутия… — За полчаса ползания по траве и опавшим листьям они нарезали почти полную корзину лоснящихся белых груздей, с налипшим сверху мусором. Девушка предложила: — Саша, заберешь с собой. Вымочишь и засолишь. Зимой просто потрясающая вещь!

Он пожал плечами:

— Я не умею.

— Научу! — Спрятав корзину в кустарнике, Маринка повела офицера к прятавшемуся в кустах озеру. По дороге пояснила: — Озеро в глухомани лежит и утки любят там бывать. Наверняка и сейчас плавают. Если не уверен, что подстрелишь, давай мне ружье. Их надо сразу бить, пока не улетели.

— А как доставать с воды? Лодки нет.

Она усмехнулась:

— Достанем. Приготовь патроны в запас.

Вышли на берег, продравшись сквозь колючий куст шиповника. Утки плавали ближе к другому берегу. Степанов прикинул расстояние и протянул ружье Маринке:

— Я не уверен, что попаду.

Девчонка прижала приклад к плечу, пару секунд прицеливалась, чуть поводя стволом. Громыхнул выстрел и на воде забилась птица. Сразу же прозвучал второй и не успевшая набрать высоту утка шлепнулась в метре от первой. Ушакова выбросила пустые гильзы одним движением, отработанным движением забила новые патроны. Утки летели над ними. Сквозь кусты выцелила новую жертву и селезень с подбитым крылом шмякнулся метрах в трех. Саша кинулся к нему. Маринка не спеша выбрала еще одну птицу и выстрелила. Четвертый выстрел тоже не пропал впустую.

Степанов вернулся с живым селезнем в руках. Птица успела исщипать ему все руки за это время. Парень шипел и морщился, получая новый удар. Маринка все поняв, спросила:

— Не можешь свернуть шею? Отвернись. — Одним коротким движением рук она прекратила мучения птицы и парня. Попросила: — Сходи вон туда… — Указала рукой направление: — …и найди четвертую утку, а я пока тех из воды достану.

Офицер направился на другой конец поляны. Девушка торопливо разделась за кустами полностью и вошла в холодную воду. Такие купания были для нее не впервой. Легко рассекая руками темную осеннюю воду с плавающими по поверхности разноцветными листьями, добралась до плававших на поверхности тушек. Сгребла их в одну руку и поплыла назад. Степанов стоял на берегу и с ужасом смотрел на нее:

— Простынешь!

Она попросила:

— Не простыну. Отвернись.

Парень повернулся спиной и отошел от ее одежды метров на пять. Маринка швырнула уток на листву и принялась торопливо одеваться, стуча зубами от холода. Натянув свитер и брюки и уже согревшись от движения, сказала:

— Можешь поворачиваться.

Степанов резко развернулся:

— Ты с ума сошла! Воспаление легких теперь обеспечено!

Она рассмеялась:

— Даже насморка не будет. Мне не привыкать. Однажды в октябре пришлось плавать. Холодина стояла, с краев ледок уже был и ничего. Не переживай ты так!

— Это мне надо было плыть!

— Вот ты бы точно простыл! Тебе наш климат в новинку, а я привычная.

Маринка села на траву и принялась натягивать сапоги. Он скинул куртку и укрыл ее поверх всей одежды. Присел рядом и прижал к себе:

— Я так испугался, когда увидел, что ты плывешь. Не надо так больше делать, ладно? — Вспомнил об утках. Восхищенно сказал: — Четыре заряда и ни одного впустую! Ты прирожденный снайпер. Даже я, офицер, не смог бы влет подстрелить трех уток. Юрка с ума сойдет, когда расскажу о сегодняшней охоте.

Согревшись, Марина вернула ему куртку:

— Спасибо. Пошли к корзине?

Степанов встал и протянув руку, помог встать. Маринке было приятно прикосновение его руки. Четыре утки в рюкзаке не поместились и мужчина привязал одну к ремню на поясе:

— До твоего дома донесу…

Она покачала головой:

— Мне одну. Остальные твои.

— Но охотилась ты! Давай поровну: тебе две и мне две.

Маринка расхохоталась:

— Да мне надоело их щипать! Только за начало этой осени мы уже насобирали пуху на пару огромных подушек. С отцом с конца августа и весь сентябрь охотились. Дважды гусей приносили. Одну свеженькую утку возьму, но две — не хочу! Давай не будем спорить. Грузди несешь с собой и уток тоже. Я грибов уже натаскала. Два бачка в подполе стоят соленых груздей, большущий мешок сушеных и банок сорок маринованных.

Перейдя на другую сторону поляны, они наткнулись на целый выводок маленьких подосиновиков. Маринка скинула куртку и принялась резать красные шляпки на нее:

— Саша, а вот это богатство мы поделим пополам. Вечером пожарим.

Они принялись ползать по опушке на коленках, то и дело сталкиваясь лбами. Оба тихонько смеялись. Срезав все грибы, Маринка собралась идти к корзине, но он остановил. Бросил рюкзак и ружье на траву. Стащил с себя куртку и не обращая внимания на протесты, натянул на нее:

— Ты уже купалась сегодня. Лучше поберечься. — Сам застегнул кнопки и закатал рукава. Поднял сброшенный рюкзак с ружьем и взяв ее за руку, скомандовал: — Пошли!

Часть подосиновиков сложили поверх груздей. Степанов повесил корзину на сгиб руки и на мгновение прижал Маринку к себе. Заглянул в глаза и с затаенным вздохом отпустил. Ему мучительно хотелось поцеловать эти яркие пухлые губы. По дороге девушка рассказала ему, что делать с груздями. Жарить грибы парень умел и сам. Подсказала, как без особых усилий можно ощипать уток. Возле дома Степанов вручил ей утку и растерянно спросил:

— А корзинка?

Марина сняла его куртку, раскатала рукава. Махнула рукой:

— Ерунда! Когда встретимся в следующий раз, вернешь. — Пытливо спросила: — Мы встретимся?

Он улыбнулся:

— Конечно. Я приду, хотя и не знаю точно когда.

Ушакова показала ему рукой на крайнее окно:

— Это моя комната. Можешь постучать, если зайти в дом не решишься.

Степанов накинул куртку. Забросил ружье на плечо и подхватив корзину, направился в часть. Ему хотелось оглянуться, но он не рискнул.

Ни он, ни Маринка даже не догадывались, что в этот самый момент Толик Белов лежал на сеновале и уткнувшись носом в сено, горько плакал. Он следил за ними все это время. Фиксировал в памяти каждый жест и взгляд девушки на парня. Обогнув деревню за огородами, пробрался к себе раньше подружки. Он видел счастливое лицо Маринки, ее сияющие глаза. Видел, как незнакомец обнимал подружку детства за плечи и она не сопротивлялась. Наоборот, положила голову ему на грудь и молчала.

Толику было плохо. Только одно давало ему слабенькую надежду: парень ни разу не поцеловал девушку. Белов думал над этим и почти злился на офицера: как можно не целовать такие красивые губы, у него что — глаз нет. Ведь это же Маринка, по которой он сохнет! Толик вдруг подумал, что имейся у него такой шанс, он бы не задумываясь, прижался к ее губам.