Диверсионная война - Александр Тамоников

План местности обустроился в голове. План действий вырисовывался смутно. БМП без опознавательных знаков бодро бежала по проселочной дороге. Рычало и гудело моторно-трансмиссионное отделение в передней части машины, плавно шелестели гусеницы. Выступали перед рассветом – самое удобное время для начала подобных мероприятий. Еще не светало, только серость окутала пространство, а БМП с погашенными огнями уже покоряла пространство района. Глеб сидел в хвосте десантного отсека перед задней амбразурой, украдкой косился на бойцов. Выспавшихся было немного, люди зевали, маялись от тесноты и духоты. Стас Баранович на эту тему удачно пошутил: мол, встать и проснуться – это разные вещи. Мешалось оружие, которого набрали с избытком, мешались локти и плечи товарищей, средний топливный бак, контейнер электрооборудования. Хорошо хоть перешли на летнюю форму – канули в небытие толстые бушлаты и утепленные штаны. Защитные футболки, кевларовые жилетки, легкие куртки. Обязательная каска на голове (не защищающая толком ни от пули, ни от осколка). Глеб периодически поглядывал на часы. В график пока укладывались. Шли по территории, контролируемой ополчением, но по дорогам, где не было постов. Точка на экране навигатора смещалась к северо-западу. За бортом пробегал осинник. Дорога петляла между кряжистыми деревьями. БМП играючи бороздила плетущиеся по дороге корни, перебиралась через поваленные деревья. Закончился лес, дорога потянулась вдоль опушки. Мелькнули крыши в низине – загнувшаяся (еще до войны) деревушка Журавлево. Машина съехала в покатую низину, повеяло болотным духом. Пейзажи бойцов не волновали, насмотрелись уже. Общительный и добродушный Денис Бондарь, работавший после армии машинистом в Запорожье, сидел в кресле механика-водителя и уверенно справлялся с управлением 14-тонной махины. Вертлявый, как червяк, Олег Васько, способный пролезть в любое отверстие, контролировал обстановку на дороге, 30-мм скорострельную пушку и пулемет ПКТ с полным боевым обеспечением в 2000 патронов.

Баранович зевнул так, что чуть не треснула скульная кость.

– Кончайте зевать, – рассердился Гриша Косарь. – Я тоже не выспался, так что ж? Быстро сделаем дело и пойдем досыпать, верно, товарищ капитан?

– Верно, – кивнул Глеб, насилу подавляя зевоту. Он еще чувствовал тепло женского уха под правой подмышкой, в ушах еще позванивал жаркий шепот Насти, не угасли слова «охранительной» молитвы, которые она шептала каждый раз, когда он уходил. Не так уж плохи его дела, если существует женщина, с которой ему хорошо и которая любит его без памяти непонятно за что. Он закрыл глаза, урвал на пару мгновений кусочек сладкой жизни – воспоминание о потных простынях, патологическое желание постоянно обнимать и целовать эту женщину…

– Товарищ капитан, а куда мы едем, если не секрет? – поинтересовался любопытный Роман Подвойский – 27-летний выпускник Харьковского военного училища, успевший до рокового Майдана полтора года отслужить в Крымской десантной бригаде, а потом присягнувший на верность России.

– Военная тайна, – отозвался Глеб. – Доберемся до контрольной точки, там получите исчерпывающие инструкции.

– Ну и ладно, – вздохнул Подвойский и закрыл глаза. Глеб доверял своим людям, как самому себе. Но нарушать правила не собирался. Большинство операций ополченцы проигрывали не из-за того, что были слабее или опыта не имели, а благодаря предательству. Понимая, что в честных боях эту войну не выиграть, украинское командование активизировало работу с агентами, техническую разведку, усилило диверсионную деятельность. Глеб не верил, что глаза и уши врага были везде, но приходилось следовать правилам.

– Загадка недели, – хохотнул сапер Саня Коломиец, отправляя в рот пластинку жевательной резинки. – Подводная лодка ополчения в степях Украины. Эй, дружище, не спи, проспишь самое интересное, – пихнул он локтем мирно посапывающего Мансурова. Алексей не реагировал – сидел с прямой спиной и закрытыми глазами.

– Не трогай ты его, он же памятник, – хмыкнул яростный противник парикмахерских Гоша Василенко.

Бойцы загоготали. Мансуров неохотно открыл глаза и смерил товарищей неприязненным взглядом.

– Доброе утро, Алексей, – поздоровался элегантный и воспитанный (даже в каске и бронежилете) Максим Ломовой.

– Даже не знаю, что тебе ответить, не послав к черту, – пробормотал Мансуров, закрывая глаза. Максим собрался продолжать беседу, но его пихнул Баталов – крепко сбитый 35-летний мужик с крестьянским норовом и лисьей хитростью:

– Да не трожь его, пусть кемарит…

«Сработаемся», – думал Глеб, украдкой наблюдая за коллективом. Парни были разные – по возрасту, по отношению к жизни. Но обладатели непомерного эго, любители посачковать или потянуть на себя одеяло остались в части. Все присутствующие отслужили в армии, прошли через спецподразделения (неважно, каких стран), хотя к «празднику общей беды» только Глеб с Романом Подвойским могли считать себя кадровыми военными. Все имели счет к преступному (иначе никто и не думал) киевскому режиму. Гриша Косарь шоферил по Горловке, пока бомба, сброшенная с украинского самолета, не порвала в клочья его младшего брата и не сделала инвалидом мать. Не гадал Гриша, что снова возьмется за оружие, но пришлось. У Романа Подвойского под бомбежкой погиб отец. У Мансурова – вся семья, и бывший дальнобойщик записался в ополчение, чтобы мстить. У фермера Баталова враги сожгли родную хату и увели скот – а ведь было одно из немногих образцовых хозяйств в Счастьинском районе. У Сани Коломийца в боях под Краматорском погибли два друга, после чего он бросил хлебную работу в ППС города Белгорода и, не раздумывая, отправился за кордон. У язвительного хирурга Барановича каратели покалечили жену, а он заступиться не мог, поскольку в этот день отправлял в эвакуацию мать. Бывший врач пришел в ополчение и первые два месяца трудился почти по специальности в местном госпитале («Медсестрой работал», – любил он пошучивать). У сибиряка Гоши Василенко профессия была еще экзотичнее – преподавал в консерватории по классу саксофона. Не вынесла душа саксофониста, когда невеста, родом из Авдеевки, приехавшая навестить родных (ну, не объяснили девушке про войну), попала под гусеницу украинского танка, ведомого пьяным танкистом. Максим Ломовой преподавал историю в Донецком университете, считал себя далеким от войны, пока из Черновцов не пришла трагическая весть о смерти родителей. Не нравился отцу и матери зарождавшийся в стране фашизм, и не скрывали они своего мнения. И дождались, что в один печальный день гражданская позиция перетекла в гражданскую панихиду – неустановленные подонки бросили в окно коктейль Молотова. Олега Васько в мае прошлого года каратели забрали прямо из дома. Бросили в подвал, пытали и слушать не хотели, что он мирный житель и не имеет к «террористам» никакого отношения. Парню сломали руку, разбили ребро. А потом обменяли (с ним еще десятерых) на пленных силовиков. Это было обидно – Васько реально не был ополченцем и никаких диверсий не учинял. И в этой связи пришлось им стать, за год заматереть, научиться стрелять без промаха и стать отличным снайпером. У Дениса Бондаря, работавшего в херсонской дистанции пути, в день одесской бойни в Доме профсоюзов на глазах убили напарника. Заявились четверо бритых с черно-бурыми повязками, представились «Правым сектором» и стали обвинять напарника в пособничестве сепаратистам. Основания для этого имелись. Напарника стащили с локомотива и бросили под медленно ползущий маневровый тепловоз. Парень отчаянно кричал, когда его наматывало на колесо. Милиция рассказу Бондаря не поверила. Постановили как несчастный случай. В ту же ночь Бондарь выследил ублюдков, собственноручно забил их до полусмерти, сел в машину и покатил в Донбасс…

Точка на экране навигатора продолжала смещаться. Было только пять утра. Сделали остановку в густом лесу, бойцы размяли затекшие члены. Курящие покурили. Грядущий день обещал быть ясным и теплым.

– Слушай сюда, – сказал Глеб, и подразделение насторожилось. – Нам поручено ликвидировать минометную батарею, обстреливающую Кошурово. Означенный населенный пункт находится на востоке, мы его прошли. Еще пару верст проедем по дороге. А там до линии фронта рукой подать. Просьба не думать, что это белая разделительная полоса, которую отовсюду видно. Фронт – понятие условное… – Глеб прислушался. Чуткое ухо уловило отдаленные звуки разрывов на востоке. Их не могла заглушить густая чаща леса. Минометная батарея уже работала. Проснулись, господа артиллеристы… – Через пару верст маскируем БМП, далее движемся пешком. Пройдем нейтральной полосой и по балке – в лес. К шести часам должны быть на месте.