Имперский маг. Оружие возмездия - Оксана Ветловская

— Так! Насчёт уборки я потом с вами отдельно поговорю! Раздолбаи, сукины дети! Языком пол выскребать будете! А сейчас слушать меня внимательно! Имею сообщить вам следующее. Завтра утром приезжает наш командир — оберштурмбанфюрер фон Штернберг! Все запомнили?

По короткому строю прошла лёгкая рябь — все, усмехаясь, оглядывались на хронического враля Пфайфера, уже всему отделению растрезвонившего о том, что звание командира будет не ниже группенфюрера. Радемахер спросил шёпотом:

— Пауль, это и есть твой генерал?

— А-атставить разговоры! — гаркнул на него Фрибель. — Вам тут не рождественский базар! Распустились! Стадо макак на вольном выпасе! Всем заткнуться и слушать сюда! Оберштурмбанфюрер фон Штернберг — особоуполномоченный рейхсфюрера! Все запомнили? Вы, тухлые головы, бочковые селёдки! От вас требуется железная дисциплина! Никакого раздолбайства! Никакого самовольства! С этого дня всякий нарушитель дисциплины немедля отправляется на фронт! Если какой-нибудь говнюк опозорится перед уполномоченным, то будет гнить в окопах и подставлять задницу под русские пули!

Солдаты переглядывались. Пфайфер имел вид торжествующий — всё-таки впервые он со своей болтовнёй оказался как никогда близок к истине.

— Смир-рна! — засипел Фрибель и шумно прочистил горло. — Внимание! Перед оберштурмбанфюрером — не трепаться в строю! Стоять руки по швам! И не шляться перед ним вразвалку, как у вас тут заведено! Прямо беременные индюки! Едва копыта переставляете! — Фрибель продолжал пополнять анналы унтер-офицерского красноречия. Солдаты проглатывали смешки, воображая копытных индюков. — Строевой шаг! — хрипел Фрибель. — Какого чёрта я должен вам про это напоминать? Вы плетётесь, как супоросые свиньи! Всем внимание! Слушай мою команду! Нале-е — во! Шаго-ом — марш! А-атставить! Это что за сортирная походочка? — Фрибель очень натурально изобразил вялую пробежечку пьяного, спешащего в нужник. — Вы способны ноги от земли отодрать? Внимание! Слушай сюда! Одной ногой — раз! Второй ногой — два! — самозабвенно печатал шаг шарфюрер. — Третьей ногой — три!

— Четвёртой ногой — четыре, — в полной тишине радостно закончил Эрвин, и все солдаты повалились друг на друга, изнемогая от хохота.

Адлерштайн

18 октября 1944 года

Утром обещанный особоуполномоченный рейхсфюрера так и не приехал. Отделение получило наряд на уже ставшую привычной разгрузку автомашин — почти каждый день в расположение прибывали грузовики с ящиками, чаще деревянными, иногда металлическими. Эти ящики нужно было перетаскивать в складские блоки, а изредка — и тогда рядом непременно дежурила пара-тройка офицеров из штаба — в подвал дворца. Что находилось в ящиках, солдатам, разумеется, знать было не положено. Пфайфер божился, что якобы подсмотрел однажды, как офицеры вскрыли один ящик, и внутри оказались переложенные ватой человеческие кости с прицепленными к ним бирками, а в другой раз будто бы приметил, что из металлических контейнеров извлекали стеклянные пузыри с прозрачной жидкостью, в ней что-то плавало («Человеческие зародыши!» — делал страшные глаза Пфайфер) — солдаты над всем этим от души потешались. Пфайфер с такой же убеждённостью как-то рассказывал, будто в подвалах штаба водятся крысы размером с собаку и что у коменданта расположения (в нижних карманах кителя нескромно носившего по фляжке со шнапсом и оттого получившего среди солдат прозвище «Бомбовоз») под чёрной повязкой (он воевал всю Великую войну) скрыт механический глаз, которым он прекрасно видит в полнейшей темноте.

В жёлтом электрическом сумраке склада солдаты резво укладывали ящики штабелями и шутливо переругивались. По углам в клочьях пыли и в обрывках старых газет шуршали мыши. Хайнц болтал и смеялся вместе со всеми, но на душе у него было муторно. Он полночи не спал, ворочался на продавленной койке и думал о том, что всё неожиданно само собой уложилось в схему, логичную донельзя. В целом она выглядела так: уполномоченный рейхсфюрера — «особенный» офицер — «Аненэрбе» — отделение новобранцев, содержащееся отдельно от прочих солдат, будто на карантине, и пока никак не оправдавшее своего существования. В пользу «Аненэрбе», про которое ещё никто официально не объявлял, недвусмысленно говорили стопки старых журналов в казарме — все издания так или иначе имели отношение к обществу «Наследие предков» — Хайнца удивляло, почему ему раньше не приходило в голову задуматься над этим вполне очевидным фактом. Зачем оберштурмбанфюреру — подполковнику! — десяток новобранцев? Уж наверняка они нужны ему не в качестве вояк. А в качестве чего?..

Хайнц так взвинтил себя всеми этими мыслями, что до дурноты не выспался и сейчас маялся от свинцовой тяжести в голове, заранее ненавидя треклятого особоуполномоченного, даже не удосужившегося приехать вовремя.

Остальным, видать, тоже было не по себе — специально для наблюдения за парадным подъездом штаба отрядили Вилли Фрая — он периодически выходил из складского помещения, пробегал до проезда, откуда была видна площадь с фонтаном, и возвращался назад, чтобы сообщить: как не было, так и нет никого. У Хайнца всё валилось из рук. Он натыкался на товарищей, всем мешал и к тому же уронил ящик прямо на ногу Радемахеру — тот обложил Хайнца такой отборной руганью, что все складские мыши в панике заметались по углам. В конце концов, Хайнца отправили в дозор вместо Вилли Фрая. Дождавшись, пока Фрибель выйдет на перекур (курить в складских помещениях, как и в гаражах, строжайше запрещалось), Хайнц выскользнул вслед за ним в полуотворённые ворота, прошёл за грузовиками, а затем побежал вдоль бетонных, в грязных потёках, стен. Склады и гаражи кончились, осталась только дорога, остатки парка с хилыми редкими деревцами, с обнажённой землёй, испещрённой следами шин, и серая громада дворца, и совсем вдалеке — полоса забора, ворота, вышки. Хайнц забрёл в выкошенный парк, бросил взгляд на площадь — пустую, конечно, — и решил, что надо, пожалуй, поворачивать назад, пока его тут не поймали: среди многочисленных запретов (частенько нарушаемых) был один, грозящий взысканием за праздношатание на территории расположения, в особенности поблизости штаба. Но в этот момент что-то в пейзаже переменилось. Далёкие ворота раскололись надвое, пропуская целое стадо разномастных машин: броневик, армейский «кюбельваген», гражданский «Мерседес» — и всё это в окружении мотоциклов — а затем породистый лощёный зверь, длинный, чёрный, изящный и презрительный («Хорьх?» — гадал Хайнц, щурясь), потом грузовик, ещё один «кюбельваген», ещё один броневик — Хайнц уже повернулся, чтобы бежать к складам, но решил досмотреть представление до конца. Чёрный зверь мягко остановился у подножия лестницы, пренебрежительно глядя фарами прямо на Хайнца, а на лестнице тем временем появлялось всё больше и больше встречающих. Открылась передняя дверь, выпуская шофёра, в свою очередь с многозначительной неспешностью подошедшего к задней двери, чтобы выпустить из машины некоего типа, невыносимо длинного, худого, чёрного — чёрная шинель, чёрная фуражка, — а с другой стороны резво выпрыгнул низенький и крепенький малый, тоже в чёрном и с большим чемоданом, — дальше Хайнц смотреть не стал, опрометью бросился к складам. У самых складских ворот его изловил Фрибель — будто нарочно за грузовиком подкарауливал, выскочил, вцепился Хайнцу в плечо и обдал шершавым душком старой, давно не вытряхиваемой пепельницы: «Ты где шляешься, скотина безрогая?! А ну марш на построение!»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});