(не) Только Секс (СИ) - Ласка Уля

А поэтому он, кажется, верит.

Истерично выдергивает конверт из внутреннего кармана пиджака, с презрением швыряет на стол, разворачивается, и история с уходом один в один повторяет мамину.

— Скатертью, — облегченно выдыхаю я, с удивлением обнаруживая, что не испытываю ни малейших угрызений совести по поводу своего вранья.

Открываю конверт, пересчитываю содержимое.

Хм…

Тихий, очень осторожный поворот ключа в замке.

Мама? Вернулась?

Выключаю свет, занимая стратегически выгодную позицию в прихожей.

Входная дверь открывается, проем заполняется темным контуром фигуры, и дверь закрывается вновь. Минутная возня.

— На кухню. Быстро! — командую я и слышу негромкий смешок себе в спину.

С каждым мгновением гул набата в голове набирает мощь. Я настолько остро чувствую потребность перемен, что тревога в груди ощущается раскаленным кипящим варевом, требующим немедленного выплеска наружу. Больше так продолжаться не может, но у меня еще нет решения ни по одному пункту моей стремительно меняющейся жизни.

Тянусь к выключателю, понимая, что сейчас мне предстоит выдержать еще один разговор. Щелчок, разворот на сто восемьдесят градусов, я присаживаюсь на стул, потому что только одно воспоминание о том, что сегодня выпало на долю моих бедных ножек, заставляет сомневаться, что я смогу на них устоять.

Одобрительный присвист сына.

— Ого, — осматривает меня он, уделяя особое внимание лицу, — отлично выглядишь, мам! Мой совет пошел на пользу! Уверен, что отец остался доволен, — расплывается Олег в ехидной улыбке. — Видел сейчас, как он к своей кукле дернул. Ага, заявится только под утро. Бумеранг ей между… глаз! — он старается держать нейтральный тон, но злые нотки слишком явно пробиваются в последней фразе.

Затем взгляд опускается на стол и, остановившись на лежащем на нем конверте, становится предельно заинтересованным.

Одна бровь медленно ползет вверх, и он так сильно становится похож на Виктора… к сожалению, уже не только внешне, и совсем не в том, в чем мне бы хотелось.

— Это для меня? — в голосе появляется напряжение, завязанное на реальной важности происходящего.

— Проверь, — разрешаю я, и конверт сразу же оказывается у него в руках.

— Что это? — севшим голосом спрашивает сын спустя тридцать секунд. — Здесь чуть больше половины!

— Это ваше месячное содержание и оплата моей бухгалтерской работы для отца.

— Ты шутишь? — его брови в удивлении взлетают вверх.

— Нет. Поездки двух прошлых лет оплачивала я сама. В этом году, извини, у нас было слишком много непредвиденных расходов.

Недоверчивый прищур глаз:

— Во сколько тебе обошелся этот прикид? — кивает он на меня.

— Это подарок Еси.

— Хорошо, да, когда есть кому за тебя заплатить? Но ты даже этим не смогла воспользоваться, чтобы его раскрутить! — презрительно выдает он, встает и разворачивается к выходу.

— Сядь! — командую я и вздрагиваю от грубой интонации собственного голоса.

Медленный поворот головы, вызывающе выдвинутый подбородок, но он все еще здесь.

— Я долго тянула, почему-то не желая признавать, что вы уже давно выросли. Но это факт, а поэтому поговорим, как взрослые люди. Сядь, — повторяю я мягче и, дождавшись реакции, в течение пяти минут обрисовываю ему всю семейную ситуацию. — А поскольку теперь ты единственный мужчина у нас в семье, я думаю, будет правильно, если ты начнешь принимать более активное участие в ее жизни. В нашей жизни.

Ошарашенный взгляд Олега и его же праведное возмущение:

— Но у меня тренировки и… школа!

— Есино летнее предложение по работе еще в силе, три часа в день, и у тебя будут и свои собственные деньги, и, в случае крайней необходимости, ты сможешь внести вклад в семейный бюджет.

Его челюсть опускается еще ниже.

— На следующей неделе и займемся. Для Ларисы, — опережаю его невысказанный вопрос, — у меня тоже есть предложение.

— А если мы откажемся? — он победно вздергивает уголок рта.

— С Ларой я поговорю отдельно, а относительно тебя… — Понимаю, что это будет ударом под дых, но: — Свяжусь с Валерием Константиновичем и обрисую проблему. Это касается и твоих ночных прогулок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Не посмеешь, — тихо цедит он, а в глубине темных глаз уже сверкают разряды молний. Тренер, похоже, единственный авторитет, оставшийся в его жизни. И на этом спасибо!

— Если ты подумаешь головой, то поймешь, что у меня нет другого выхода, Олег.

Минуту он еще молча сидит напротив меня, затем в полной тишине поднимается и уходит из кухни.

Вздрагиваю от пронзившего тело озноба. Срочно к психологу! С такими беседами я рехнусь первой.

Растягиваюсь на кровати, скинув с себя одежду. Медленно выдавливаю весь воздух из легких и одновременно с ним прогоняю все лишние мысли из головы, позволяя себе полностью погрузиться в воспоминания о сегодняшней ночи.

Мгновенный прилив возбуждения.

Пошаговая реконструкция всего произошедшего в желании понять, сколько же там было от меня самой. И ошеломляющее откровение, сдирающее древнюю коросту с той части моей души, которую я игнорировала столько времени, боясь причинить слишком сильную боль.

Это все я!

Живая… все еще сохранившая способность чувствовать, принимать и… отдавать! Да, под его сильным, уверенным руководством и точно следуя за его желанием, но это была я! По поверхности кожи пробегают мурашки, протоптав тысячи дорожек своими ледяными лапками. Подтягиваю одеяло, заворачиваюсь в него, словно в кокон, кажется, что сейчас это единственная преграда, защищающая мою еще такую тонкую, нежную и очень ранимую женственность. Но она есть! Улыбаюсь так открыто и откровенно, как не делала уже лет сто. И в этот раз я никому не позволю ее затоптать!

Освобождаю руку из одеяла, стягиваю с тумбочки телефон.

Ой-ей! Пять пропущенных от Еси! И последний — пять минут назад.

— Есь, прости, дорогая! — извиняюсь я, не давая ей возможности начать первой.

— Ты в норме? — прилетает встревоженный голос подруги. — У тебя там черти что происходит!

— В смысле? — озадаченно зависаю я.

— А ты что думала, я тебя совсем одну отпущу? Ну, ты, Красина, наивная! Вышла, мне не позвонила! А обещала! Потом эта ваша местная гопота, но Толик им доступно все объяснил! За пятьдесят метров будут тебя обходить. А от тебя все еще ни звонка! Зато родственники сыплются со всех сторон! Олежка совсем охренел по ночи шататься?!

— За мной следили? — не нахожу ничего лучше, чем поинтересоваться.

— Нет, Надюша, это я наконец свой хрустальный шар на тебя настроила, — хмыкает Еся. — Так что там? Хочу подробности! Я, между прочим, из-за тебя всю ночь не спала, а мне в семь на работу! Начинай, как раз уложимся! — дает отмашку она, а я понимаю, что, кажется, еще не готова делиться настолько личным.

— Еся, это было… — меня накрывает таким валом эмоций, что приходится часто и отрывисто вдыхать воздух, как будто я только что вынырнула на поверхность и пытаюсь из последних сил насытить легкие кислородом.

— Хорошо? — тихо, как будто боясь повредить что-то очень хрупкое, спрашивает она.

— Невероятно… — шепчу ей в ответ, подтверждая предположение.

Ее нежный, радостный смех, как журчание мелкого весеннего ручейка.

— Надюш, рада за тебя, — продолжает Еся. — Тебе, наверное, нужно отдохнуть, поспать, но ты же понимаешь, я сойду с ума от любопытства… — ее голос становится умилительно-просящим.

Счастливо перекатываюсь со спины на живот, и в течение полутора часов мы обсуждаем мое первое и, к счастью, очень удачное сексуальное приключение. Еся, как опытная, умелая собеседница, шаг за шагом пробирается в мое личное пространство и выпытывает все, грамотно глуша вспышки стыда и вытягивая наружу несправедливо приниженное удовольствие. Частицы паззла собираются воедино, на глазах превращаясь в яркое, удивительное полотно.

— Надь, это… это… сказка! — восторженно подводит итог подруга.

— Да, Есь, спасибо, что подтолкнула, я бы никогда не решилась сама. Буду вспоминать, как самый экстремальный опыт, — хихикаю, залезая под одеяло с головой.