Ивановы. Фамильная магия - Елена Михайловна Аксенова

в поисках утешения. Видимо, всем молоденьким девочкам до смерти нравятся парни с кулаками.

Она вошла к нему в кабинет в соблазнительном черном платье, окутанная горем, желающая найти утешение. Меня соблазнить было куда проще, но вот Антон… Антон вытерпел всего две фразы и, будучи избалованным женским вниманием, тут же нахмурил свои растрепанные брови. Конечно, ему в отличие от меня всегда доставались ножки у курочки.       – Это не помогает, – он обвел ее изогнутую фигуру пальцем и скосил губы. – Легче от такого точно не станет.

– Не понимаю, о чем ты.

– Вы, – он достал из стола пачку чипсов с крабом и протянул ей. – Я не твой друг, я следователь по делу об убийстве твоей бабушки. Понимаешь? – она едва заметно стиснула челюсти, в ее ярких глазах блеснули молнии, но пакетик чипсов она лопнула и положила в рот хрустящую пластинку. – Чувствуешь?

– Пустое.

– Если не хочешь разговаривать, я понимаю. Но тогда свали из моего кабинета и не приходи сюда ради развлечения. У меня нет времени на эту херню.

Вероника, моя бедная куколка, привыкшая к обожанию таких, как я: жалких червей. Никогда еще никто не говорил с ней так безразлично и почти агрессивно. Может, поэтому она не выскочила из кабинета, а осталась сидеть на потертом стуле.

– Я ее любила.

– И? – он печатал на компьютере заметки о Веронике, но она об этом не догадывалась.

– И я чувствую себя опустошенной.

– Пустоту от отсутствия дорогого человека нельзя заполнить перепихоном с первым встречным.

– Фу, как грубо, – она поморщила свой прекрасный носик и взяла еще одну чипсину. – Мне просто хотелось немного тепла.

– Нет, тебе хотелось почувствовать себя кем-то, – он выглянул из-за монитора и снова вернулся к клавиатуре. – Но с годами ты узнаешь, что мужчины четко разделяют женщин для любви и постели. Твои голые ноги будут хотеть, но никто не оденет на них носки, потому что холодный пол. Более того, после секса тебя выбросят как бумажный носовой платок, наполненный соплями.

– А ты милый.

– Я честный, – он протянул руку, Вероника положила туда горстку чипсов, которые тут же пропали у него во рту, и он сразу же протянул ее снова. – Если хочешь, чтобы тебя любили, придется постараться.

Я бы хотел сказать, что ее не тронул этот мужлан и что она вовсе не задумалась над его словами. Но вся штука в том, что она ясно понимала его незаинтересованность и пренебрежение. А ведь нас манят те, кому мы меньше всего интересны. Ох уж это самолюбие.

Письма

Я вернулся в дом Ивановых после праздников, сам толком не понимая, зачем. Виктор не звонил мне ни разу, как и Вероника. Однако вопреки своей гордости я вошел туда, где никому не было до меня никакого дела. Мне казалось, что после смерти главы дома он должен претерпеть непоправимые изменения. Но парадокс в том, что смерть не оставляет следов на предметах. Все те же платья, все те же шторы. Горе хранится только в воспоминаниях. И я смотрел на стены, служившие фоном для одной по-настоящему сильной женщины. Я мерил взглядом пространство и горечь от ее ухода пронзила мое сердце. Черствый и циничный, я все же умудрился сохранить в себе нотку человечности.

На моих глазах навернулись слезы и я почувствовал острую необходимость в присутствии. А ведь мне нужно было всего одно объятие. Всего одно. Я поднялся в комнату Вероники, чтобы поговорить с ней о важном, о том, что нам обоим приходится переживать. Мне казалось, что это шанс на настоящую близость, на что-то большое, чем разовый секс.

Ее комната должна была встретить меня приветливой пустотой, но Вероника, моя милая кукла, расположилась на подоконнике, увлеченная какой-то книжкой. Ее коротенькое платьице в мелкий цветочек едва прикрывало красивую округлость, отчего я замер в дверях.

– Привет, – мне хотелось звучать доверительно, почти таинственно. – Можно войти?

– Нужно, глупый хорек, – она не оторвалась от книги, но жестом указала на свою кровать. – У меня к тебе есть важное дело.

– Какое?

– Те письма, что ты забрал, нужно вернуть, – она повернула свое красивое лицо, а солнечный лук пробежался по ее длинным рыжим волосам. – Не смотри так, я прекрасно знаю, что ты тут без меня делал. Рылся как крыса в помойке.

– Я не…

– В наше время нельзя оставлять вещи без присмотра. Ты ведь знаешь? Тут камера есть, идиот.

Никаких эмоций. Самое лучшее, что можно сделать, когда тебя схватили за хвост – сохранять спокойствие. Я должен был выглядеть уверенным, чтобы эта маленькая гадюка не прокусила мне руку на радостях.

– Я ничего не верну тебе, они у твоего деда.

Честность всегда подкупает. Это то, ради чего я просмотрел столько высококачественных сериалов. Умение выкручиваться – самый полезный из всех навыков. Я смотрел в ее наглые глазенки и перебирал новые варианты разгрома этой семьи. Какая же она самоуверенная, какая наглая!

– Вернешь, еще как вернешь! – она подошла ко мне вплотную, отчего я почувствовал нотки кориандра в ее духах. Маленькая стервочка хорошо пользовалась природными данными. – Хочешь еще когда-нибудь получить это? – она приложила мою ладонь к тому самому месту, о котором не принято говорить вслух. Мое самообладание таяло как мороженое в летний день, я сгорал. Будь я избалованным засранцем, как этот мент, я бы просто отшвырнул ее. Но страх перед тем, что она больше никогда не будет так близко заставил меня покориться. Я кивнул со всем высокомерием, что оставалось у меня в душе. – Тогда принеси то, что взял.

– Обещаешь? – она улыбнулась. – Когда?

Вероника поджала губы и тут же впилась в меня поцелуем. Я был готов разорвать ее. Ох уже эти юные нимфетки, ох уж эти сексуальные жрицы. В спешке я расстегнул ширинку, прижимаясь теснее к ее животу. Страсть стиснула мой разум, и я как алкоголик не видел ничего кроме желанного стакана.

– Сейчас… – прошептал я, пытаясь выпутаться из штанин, не отпуская ее тела. – Сейчас!

Внутри у меня все дрожало будто от товарного поезда, я вожделел, я жаждал. Вероника позволила мне стянуть с нее лямку майки и неуверенными губами коснуться груди. О, что это была за грудь! Если бы можно было вернуться в один день своей жизни, я бы остался в той комнате с ее грудью.

– Все, хватит, – она уперлась руками в мою хилую грудь, но я держал ее. – Хватит! Эй!

Я сделал еще одну попытку, чтобы сдержать ее. Тщетно. Буревестник на то и морская птица, чтобы не бояться бури.