Маска Владигора - Сергей Карпущенко

Убитых за ноги оттаскивали за пределы круга те, кому не терпелось завладеть мечом убитого. Победители радостно вопили, но бойцы, пришедшие на смену убитым, набрасывались, еще полные сил, на изрядно уже уставших, и те, в свою очередь, падали под ударами мечей. Скоро за пределами круга уже не осталось лишенных оружия бойцов, там стояли теперь только жены разбойников и их дети, такие же грязные, некрасивые, в звериных шкурах. Многие из них, припав к груди убитых мужей и отцов, рыдали, рвали на голове волосы, срывали с себя одежду. Иные женщины бросались в середину круга, чтобы вытащить оттуда сражающихся мужчин, пытались их разнять, молили дерущихся прекратить бессмысленную бойню, но те, воспламененные любовью к Кудруне, продолжали рубиться и гнали жен то пинками, то ударами мечом плашмя, а совсем уже озверевшие и возненавидевшие своих жен даже рубили или кололи их.

Скоро вся площадка, заключенная в огненном круге, была залита кровью, и уже некому было вытаскивать за круг убитых. Две оставшихся в живых пары, спотыкаясь о тела поверженных товарищей, продолжали сражаться, но вот уже только два разбойника, самых сильных, упорных, хотя и безумно уставших, размахивали мечами на заваленной трупами площадке, озаряемые пламенем догорающих костров.

— А ты почему не сражаешься? — спросил Крас у Велигора, бесстрастно наблюдавшего за бойней. — Разве тебе не хотелось бы принять участие в состязании лучников?

— Не мне же биться со всей этой сволочью! — ответил князь.

— Значит, поедет к игам один из этой пары, если… если они оба не будут убиты, — с ехидством заметил Крас.

— Я убью победителя, — твердо сказал Велигор.

— Возможно, но лишь в том случае, если он не убьет тебя, — он же самый ловкий и сильный из пятидесяти. Наверное, мне его придется взять с собой…

— Этого не будет! Кудруна будет моей! — сквозь стиснутые зубы проговорил Велигор.

Его слова были заглушены предсмертным стоном одного из двух бойцов, упавшего на землю с рассеченной грудью.

Победитель, тяжело дыша, весь окровавленный, перешагнул через труп убитого товарища и, держа меч острием вниз, пошел к Велигору. Он знал, что идет звать на поединок того, кому еще совсем недавно подчинялся беспрекословно, кого любил, даже боготворил. Но теперь князь являлся для него лишь соперником, которого нужно было убить.

— Выходи! — сказал разбойник, обращаясь к Велигору как к равному, — они на самом деле были сейчас равны в своей любви к Кудруне.

О, это был очень сильный боец! Ростом выше Велигора почти на голову, да и шире в плечах; его обнаженный торс бугрился мышцами и блестел от пота, из колотых и рубленых ран на кожаные штаны струилась кровь, но его лицо выражало полное презрение к смерти и лютую ненависть к противнику.

— Придется выйти, — со смешком сказал Велигору Крас. — Стыдно отказываться князю.

И князь Гнилого Леса, быстро развязав ремешки, что скрепляли две половины его кожаного панциря, сбросил его на землю, снял с себя рубаху и лишь после этого выхватил из ножен меч. Не сводя с противника прищуренных глаз, Велигор выставил вперед меч, имевший большую крестовину для защиты руки, с чуть загнутыми вперед концами. Он ждал, когда разбойник первым нанесет удар.

— Не спеши, Гноище, отдышись вначале, — сказал он почти дружелюбно, — ты же долго сражался, убил пятерых, устал. Но ничего, сейчас ты отправишься к праотцам на вечный отдых, а я поеду добиваться руки прекрасной Кудруны!

Эти насмешливые слова произвели на разбойника, имевшего прозвание Гноище, именно то впечатление, которого и добивался Велигор. Крикнув: «Ты сам отправишься к своим предкам!», Гноище со всей мощью своей огромной руки размахнулся, и его меч, прочертив в воздухе дугу, пронесся у самого горла успевшего отклониться назад Велигора. Однако второй, более удачный удар разбойник нанести уже не успел — Велигор, сделав выпад, пронзил его грудь острием своего меча. Гноище с выражением невероятного удивления на лице широко раскрыл глаза, охнул и упал ничком, увлекая вместе со своим грузным телом застрявший в его груди меч Велигора.

Князь Гнилого Леса с деловитым видом перевернул труп на спину, извлек из него свой меч и тщательно вытер клинок о мех шкуры, валявшейся у него под ногами. Лишь потом он подошел к Красу и спросил у него:

— Так я могу ехать вместе с тобою к Грунлафу? Видишь, я оказался самым сильным из них. — И Велигор острием меча указал на площадку, заваленную телами разбойников.

Крас, словно сомневаясь в чем-то, озабоченно провел рукой по длинной своей бороде:

— Даже и не знаю, что тебе ответить, благородный Велигор. Ты и впрямь оказался лучшим бойцом, но, думаю, этого мало, чтобы оспаривать в состязании право на руку прекрасной Кудруны.

— Что я слышу, старик? — вскричал Велигор с гневом. — Не ты ли давеча говорил: поедет к Грунлафу самый сильный и умелый воин! Кто же этот воин, по-твоему? Не я ли?

Крас, сделав вид, что испугался гнева князя Гнилого Леса, залепетал:

— Ты, ты, Велигор, я не спорю! Но разве я могу представить тебя князю игов?

— Что же помешает тебе сделать это?

— А то, что ты страшно оскорбил посла Грунлафа, то есть меня. Ах, как позорил ты меня перед теми, кто лежит сейчас там, в круге. И вонючим старым козлом называл, и поганкой, и пнем. Да, гневлив ты, Велигор, и неучтив, крайне неучтив. А зачем метнул ты в меня свое копье? Что сделал я тебе дурного? Ну ладно, не уважил ты моей старости, так хотя бы имей уважение к миссии моей! Нет, не могу я ходатайствовать перед Грунлафом о тебе, поверь, никак не могу. Не примет он моего ходатайства!

Лицо Велигора исказилось злобной гримасой, он весь затрясся от бешенства и уже поднял меч, собираясь обрушить его на голову колдуна, но Крас, спокойно подняв вверх руку, коснулся ею запястья Велигора. У разбойника тотчас разжались пальцы, тяжелый меч упал на землю, и князь Гнилого Леса ошалело уставился на свою ладонь.

— Что со мной?! Что со мной?! — закричал он дико, видя, как вытягиваются пальцы его, делаясь плоскими и неестественно белыми. — Что ты сделал со мною, старик?

Крас молчал и лишь улыбался, наблюдая за тем, как рука Велигора покрывается вначале пухом, а потом и белоснежными перьями. Она меняла и форму свою — становилась тонкой, локоть выгибался вперед, и скоро стала она широким лебединым крылом, не имевшим ни человеческой кожи, ни кисти.

Велигор, ошеломленный, подавленный, молчал: превращение руки в лебединое крыло, той самой руки, без которой он теперь не мог бы сражаться, потрясло его душу. Ведь он верил прежде лишь в силу мышц, презирал богов и все, что лежит за пределами обычных вещей и обыденного разума.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});