Косовский одуванчик - Пуриша Джорджевич

Мадам Дель Понте слащаво ответила:

– Я всего лишь неделю в должности.

Я пожалела Дель Понте, потому что ее окружили семь камер, а Canada Press нанесла очередной удар:

– Ваша предшественница, Луиза Арбур, была отстранена от должности за то, что упомянула о возможности обвинения НАТО в убийствах гражданских лиц во время бомбардировок.

– Это вопрос к госпоже Арбур, я не знаю, что она там заявила. Я впервые в Косово. Я только что вернулась из рудника Трепча. Были сообщения о том, что сербы сбрасывали албанцев в шурфы, а потом сжигали тела. Мои следователи, которые там работают, подтвердили мне, что доказательств сербских преступлений на руднике Трепча нет…

Два телохранителя взяли чашечку с двойным эспрессо, прикрыли ее блюдечком и, чтобы сбить репортершу с толку, передали ее Canada Press. Та растерянно взяла чашечку и стала прихлебывать, прекратив снимать и задавать вопросы. Оставшаяся без кофе мадам Дель Понте правильно поняла поступок своих телохранителей и, поправив прическу, вышла из бара. За ней ломанулись семь камер, и в баре осталась только довольная Canada Press, которой улыбнулось счастье: сегодня вечером ударную новость покажут на ее канале в Канаде, город Торонто.

* * *

«ЗАКРЫВАЕМ!» – только сейчас я поняла, как мне нравится это слово – слово, которое я в студенческие времена терпеть не могла, потому что оно нравилось хозяевам сербских ка-фан. «Закрываем!» – кричал старый официант, когда мы только затягивали: «Улица, улица, улица широкая, отчего ж ты, улица, стала кривобокая!» «Закрываем!» – и я покидаю кухню, укутанная в пестрый ковер кулинарных запахов – почти персидский ковер из «Тысячи и одной ночи», хотя я провела в «Баре Кукри» всего лишь две. После Opening Nights и ночи с капитаном парашютно-десантного толка Гарольдом Кином… Как правильно, Кином или Кин? Не знаю, но думаю о нем. Понятия не имею, куда его тот карниз сбросил. Может, что-то об этом в новостях есть? В «Баре Кукри» теперь распахнули свои квадратные глаза компьютеры, которые солдатам КФОРа заменяют отечество, родные города, где проживают незнакомые люди обоего пола, оставляющие на сайтах свои адреса. Я не знаю ни одного адреса, с которым могла бы пообщаться. Но компьютер сообщал мне последние известия со всего мира, кроме одного – где теперь капитан Гарольд. Подумала, что куда легче было бы найти сержанта Militеr Police…

– Вам помочь? – спросил майор Шустер.

– Мышь не желает показывать мне в компьютере то, что меня итересует.

– Спросите меня.

– Не знаю, стоит ли…

– Я ведь знаю, что вы хотите узнать. Сожалею, что вы исчезли той ночью, а также мне очень жаль, что вы лишились номера в отеле «Гранд».

– А про капитана Гарольда не желаете спросить?

– Нет, потому что я понимаю выраженный им протест и несколько выспренную речь против генерала Райнхардта. Но… Это было не германское решение, а приказ НАТО!

– Совершенно верно. Это был глупый поступок.

– Ну вот, и вы меня понимаете.

– Нет, – говорю, чтобы не потерять связь с Шустером. – Нет, это было мое идиотское решение – отправиться с капитаном Гарольдом в отель «Гранд».

– Он был пьян, – осторожно заметил майор Шустер.

– Но я-то трезвая была!

– Тогда меня ваше решение удивляет.

– А меня нет.

– Возможно, возобладали сантименты?

– Нет, сопровождая в отель капитана Гарольда, я преследовала совершенно определенную цель.

– Смею ли знать?

– Хорошо, я скажу вам… Во время бомбардировок албанцы похитили моих родителей. Я ничего не знаю о них. Мне показалось, что капитан парашютно-десантного полка мистер Гарольд Кин может помочь.

– Благие намерения…

Ну, если не лично капитан Гарольд, тогда, может, с помощью генерала Джексона?

– Генерала Джексона?

– Ну, мы-то знаем… Хорошие солдаты, хорошая карьера, особенно после акции, более известной как «Кровавое воскресенье». Парашютисты – в то время при участии сержанта Гарольда и Джексона – подавили в Ирландии, в городе Дерри, бунт, но при этом – не они, а их полк – убили тринадцать демонстрантов. В числе обвиненных в убийстве были сержант Гарольд и в то время капитан Джексон…

– Боже мой! – выдохнула я. – Хорошую же они карьеру сделали!

– Опасаюсь, – осторожно заговорил майор Шустер, – что вчерашнее выступление капитана Гарольда…

– Его отправят на каторгу?

– Давайте спросим компьютер, – предложил майор Шустер.

Мышка бегала по экрану так, словно за ней гналась кошка – когти на руке майора Шус-тера. На экране появился Лондон, маленькая улочка, хорошенький домик с цветничком, и на экране большими буквами появилось: КАПИТАН ГАРОЛЬД КИН, 43 ГОДА, ЖЕНАТ, СУПРУГА ДЖАННЕТ, 42 ГОДА, СЫН ОЛИВЕР, 8 ЛЕТ.

Я и эту сцену отыграла совсем как горничная в опере «Cosi fan tutti».

– Слава Богу, – говорю, – есть кому позаботиться о Гарольде!

– Вы слишком веселитесь.

– Мы провели прекрасную ночь!

– Вы молодец, что позаботились о пьяном мужчине.

– Я вас обманула, он был трезв, пьяный мужчина не смог бы трахаться ночь напролет.

– Как вы легко об этом говорите!

– Потому что вы все это и сами знаете.

– Нет, в самом деле не знаю, просто люблю про это слушать, – смутившись, говорит майор Шустер.

– Наверняка кто-то все снял. Может, найдем соответствующий сайт в компьютере?

Майор Шустер с удивлением вслушивался в каждое мое слово. Я жонглировала фактами, полагая, что так сумею его победить.

– Не думаю, что такие кадры могут где-нибудь появиться, – заметил майор.

– Я бы тогда их купила, – говорю. Шустер осторожно взял меня за руку и подвел к стойке. Мы были одни, нас окружали немые свидетели, которые могут заговорить, только если их выпьют – бутылки, бокалы. Я налила Шустеру домашней ра-кии-грушовки, себе налила двойной виски, безо льда. Шустер чокнулся и спокойно произнес:

– Большая часть народонаселения все еще полагает, что коитус – грех. Но траханье – извините за выражение – ничуть не грешнее, чем дефекация. Трахаться все равно что дышать – это необходимо для продолжения жизни. Трахаемся, спим, любим, когда почувствуем ток крови в наших жилах, обнимаемся в постели, просыпаемся, умываемся, чистим зубы, чешем языком, когда говорим «люблю тебя» и когда договариваемся о том, что больше никогда не будем встречаться…

– Надеюсь, я больше никогда не увижу капитана Гарольда, теперь, когда я узнала, что он женат, мне будет легче. Вы хорошо сказали: причесались перед зеркалом, не сказали даже ни прощай, ни до свидания. Теперь мне легче стало, когда я узнала, что он женат.

– Боже, фройляйн Мария, как вы банально смотрите на человеческие отношения! Говорите, изучали художественную литературу? Наверное, стоит вам напомнить, чему вы учились. Неужели вы теперь стыдитесь того, что переспали ночью в отеле «Гранд» без благословения священника? Пардон, я шучу, но меня преследуют некие слова из Библии, а также стихи Бодлера, Рембо, да и Гете тоже. Я призываю их свидетельствовать против ваших мещанских взглядов!

Меня удивила серьезность фраз, произносимых майором Шустером, он говорил таким тоном, будто вот-вот обвенчает меня с только ему одному известной истиной. Майор Шустер продолжал нюхать домашнюю ракию-гру-шовку, как будто из нее извлекал мысли.

– Говорите – брак, он женат. Ну и что? И я женат. Вступая в брак, мы перед Богом и законом приняли на себя обязательство хранить верность в счастье и в горести. О'кей, несколько лет спустя я сказал жене: какой смысл в верности, если она мешает повседневной жизни, – так сказал я жене, и в это мгновение мы хором сказали друг другу: я уже не тот, я уже не та. Мы не развелись, разве что я стал еще более верен немецкой армии.

– Не надо меня утешать, – замечаю ему с улыбкой, поскольку вижу, что майор Шустер желает легализовать мою связь с Гарольдом.

– Умоляю вас, фройляйн Мария, когда я влюбился в другую женщину, то счел полным идиотизмом с тоской вспоминать «да», сказанное в момент, когда нам на пальцы надевали тесноватые кольца!

– Вы полагаете, лучше следовать своим влечениям, чем блюсти сказанное однажды «да»?

– Нет, лучше задаться вопросом: что важнее – счастье или истина?

– Майор, – говорю, – этим вопросом вы отвлекаете меня от мысли о браке. Впрочем, мы в Сербии говорим: брак есть мрак, так что я сама бегу от вопроса о браке и стремлюсь к счастью и истине – к двум вещам, которых не сыскать в Косове.

– Вы настоящая сербка, все сводите к политике!

– Может быть, от несчастья и отсутствия истины я и была с капитаном Гарольдом, и по той же причине терпеливо сношу вас.

– Это мне и нравится, потому что я уверен, что вы никогда не измените своему брачному союзу с Сербией.

– Надеюсь, – говорю.

– Если только…

– Что «если только»?