Графоманка - Аля Пачиновна

малообразованные люди легко становятся преступной или  революционной массой, и только юмористы друг друга ненавидят.

- Иди ты на хрен! - выплюнула Лера.

- Зелёных!

- Пошёл на хрен, Граф,  чего непонятно?

- Принципиальная? - он вдавил ее затылок в стену, а в живот упёрся своей мачтой. - Или торговаться не умеешь?

- Просто не верю ни одному твоему слову! - прошипела Лера сквозь зубы, злясь уже даже больше на себя. Потому, что почувствовала тёплую влажную волну между ног.

- Не могу запретить любить Родину тем способом, который тебе  ближе. Но подумай сама, что лучше: лежать с простреленной башкой где-нибудь в канаве или кончать подо мной… Твой слог вызовет профессиональную зависть у всех романисток. Я уверен почему-то в этом.

Воспользовавшись замешательством уязвлённой жертвы обстоятельств, Граф впился своими жгучими, влажными губами в Лерин рот, проник своим скользким горячим языком глубоко, как будто совесть свою там искал.

Леру неистово заколотило. От злости, от возмущения. От потери контроля. И болезненного, неправильного возбуждения. Это и подстегнуло к ответным действиям.  Лера, уличив момент, сильно сжала резцами нижнюю губу Графа.

- Мммм, шука… - прошипело сиятельство, отпрянув от Леры. Провёл тыльной стороной ладони по губам, размазывая кровь. - Ты охренела? Ты жнаешь, што я ш тобой жделаю?

- Да мне всё равно! Только я тебе и пальцем себя тронуть не дам, пока я живая. - Она нащупала справа от себя что-то похожее на холодное оружие и выставила вперёд, как шпагу.

Туше, Граф!

- Жонтиком меня решила напугать?

- Если сделаешь хоть шаг, я тебя им и проткнуть смогу!

Они стояли и дышали друг в друга взаимной яростью с примесью чего-то дикого, непонятного и запретного. Чего Лера сознательно избегала всю жизнь.

- Брось штык, солдат! Не трону… - Граф поднял ладони, сдаваясь.

Лера чуть расслабилась, но снимать Графа с прицела зонта не собиралась.

- Теперь, дикая, я буду не я, если не попробую тебя. Деваться тебе все равно некуда. - Граф оглядел кисть со следами собственной крови. - Только ты сама попросишь! Умолять будешь… можем поспорить.

Лера рассмеялась. Нервно, конечно, получилось, но она надеялась, что не менее правдоподобно-презрительно.

- Прекрасное чувство юмора, Граф, бра… во… - последнее Лерино слово  утонуло в звуке открываемой двери. Граф распахнул ее и сказал в коридор:

- Уведи! - он кивнул на Леру и добавил входящему в кабинет бугаю, который и выловил ее в фойе на первом этаже: - И глаз с неё не спускай! Мадину к ней не подпускать.

- Чтоб ты сдох… - буркнула Лера сквозь зубы, отбрасывая зонт и поворачиваясь спиной к Графу.

- Только после вас, сударыня, - вернул Граф. И добавил: - Кто-нибудь бы мне сказал, что я буду знаком с Валерией Новодворской, в жизни бы не поверил. Великий блогер современности, рупор свободомыслия, звезда…

Глава 7

Глава 7

Оказавшись снова в своей одиночке, Лера рухнула на кровать ничком. Самый подходящий случай порыдать как следует, но Лера никогда не плакала. С детства. С тех пор, как ей сообщили о смерти родителей. Бабушка даже к врачу ее водила, подозревая какую-то аномалию в развитии. Но Лера просто убедила себя в том, что слёзы - это проявление слабости и научилась сдерживать  постыдное несоответствие сильной личности.

Может, она уже умерла? Чиркнула спичкой, не проверив вентиль газа? Или в петлю залезла-таки? Или этот упырь ее задушил? И попала Лера в предбанник ада?  И вот это всё, что происходит сейчас  - прелюдия к вечным мукам в адовом котле для борцов с гендерной дискриминацией и насилием? Ибо всё было похоже на сюжет одного из множества примитивных любовных романов, будто написанных одним и тем же ботом. Лера почитала несколько таких «произведений», когда готовила материал про моду на абьюзерские отношения. В повествовании почти всех этих романов менялись только имена героев. Невольницы Шерханов, невинные для Суровых чередовались с невестами для бешеных боссов и возрождались наследниками для буйных магнатов. На коленке свалянный шаблонный сюжет коряво повествовал о том, как властный деспотичный тиран покоряет бедную овечку.

Хомяки бились в экстазе. А Лера видела во всем этом подсознательное стремление куриц бегать без головы. Сложить лапки и ответственность за собственную жизнь, стать чьей-то рабыней, игрушкой, куклой, позволяя делать с собой жуткие непотребства, лишь бы не принимать никаких важных, ответственных решений самостоятельно!

Правильно говорят: не зарекайся. Сейчас Новодворская находилась в самой гуще событий одного из таких выкидышей литературного инкубатора, с той лишь разницей, что этот «эротический триллер» происходил с ней на самом деле!

Лера слишком  резко поднялась с постели. В глазах потемнело и, казалось, голова пошла вокруг оси. Дождавшись остановки карусели, она направилась в ванную чистить зубы, на которых до сих пор ощущался привкус «аристократизма».

Ее передернуло. Но сразу же бросило в жар от непрошенных  воспоминаний.  Стыдных до отвращения.

Она никогда раньше не целовалась. Никогда. Ей было не до поцелуев - она выживала. Из произведений  классической русской литературы Лера ещё подростком узнала, что чаще всего,  отношения между мужчиной и женщиной развиваются по сюжету  «Бесприданницы» и все живые мужчины - это либо Карандышевы, либо Паратовы. Остальные - мёртвые души или идиоты, среди которых ни одного князя Мышкина. Соответственно,  в поцелуях ни тех, ни других, ни, тем более, третьих, Лера не нуждалась, а приглашение на свидание или попытку познакомиться Новодворская воспринимала, как личное оскорбление.

И тут поцелуй, который даже поцелуем-то не назовёшь - надругательство над ее ртом какое-то! Такого себе даже мистер Рочестер не позволял!  У судьбы, однако, чувство юмора на уровне бутылки с кетчупом - это когда ничего, ничего, а потом сразу всё: и «Идиот», и «Бесприданница», и «Преступление и наказание».

Лера почистила зубы, умылась. Вернувшись в спальню, обнаружила на кровати коробку. Тусклого освещения сгущающихся сумерек хватило, чтобы понять, что она обувная. Содержимое подтвердило догадку парой простых, серо-голубых нью баланс Лериного  тридцать седьмого размера. Под коробкой оказался еще пакет с бельём спортивного фасона Кельвин Кляйн, серые трикотажные штаны и футболка. Государство так не заботится о политических заключённых диссидентах. Тем не менее, теперь, в системе нравственных координат, Лерин похититель выступал первостепенным, истинным злом, вырвав пальму