Время - ноль - Александр Чернобровкин

– Ну, вы, ребята, офигели! – Стригалев швырнул наземь наполовину недокуренную сигарету, а с куревом была напряженка. – Я тут распинался, упрашивал, наобещал черт знает чего, а вы!..

– Да, чуваки, вы серьезно?! – напал на них один из Братанов. – Вы это бросьте!

Тимрук и Шандровский молча курили, слушая о преимуществах службы в артиллерии, и изредка крыли чужие доводы одним, веским, как козырный туз, – нет дедовщины.

Гринченко не вмешивался в спор, пока не заметил, что Стригалев и Братаны, уже сжимающие кулаки, вот-вот уговорят, и тогда произнес:

– Я тоже в десант.

Почему так сказал – сам не знал. Может, дедовщины боялся, а может, Витьке хотел помочь, но, когда произнес эту фразу, понял, что сделал то, что хотел или должен был сделать.

Его решение уравняло силы спорящих, и спать разошлись чуть ли не врагами. А утром, когда перед строем капитан с парашютами в петлицах запросил хриплым, будто сорванным, голосом пятнадцать добровольцев, вшестером молча шагнули вперед. Остальных капитану пришлось набирать в принудительном порядке.

В вертолет набилось пятнадцать человек – весь второй взвод третьей заставы. Стригалев и Тимрук сидели напротив Гринченко. В центре салона громоздились ящики с боеприпасами, ранцы и спальные мешки – спальники, как их называли десантники. К мешкам были привязаны обычные штыковые лопаты с укороченными черенками. Причем у Витьки и Сашки по две, своя и «дедова». У Сергея вместо дополнительной лопаты были коробки с пулеметными лентами. За меткую стрельбу его назначили вторым номером к Рашиду Зинатуллову, которого Сергей побаивался за вспыльчивый характер. Хорошо, что Рашид не «дед», руки не сильно распускает, а то бы житься от него не было. Сашка Стригалев стреляет из пулемета не намного хуже, но умудрился пристроиться под опеку командира взвода старшего сержанта Архипова – веселого здоровяка, похожего Романа, Сергеева зятя. Старший сержант сейчас что-то втолковывает своему «молодому», а Сашка улыбается лукаво: мол, не надо нас, маленьких, дурить! Стригалев быстро подстроился к «дедам» и меньше Сергея и Витьки получал пинков, тычков и нарядов на работу. А доставалось им первое время здорово – и за дело. Три недели их гоняли день на стрельбище, день на полевые учения, переподготавливали. У всех за плечами была учебка, но здесь тех знаний и умений не хватало. Командир взвода на полигоне показал, какой степени мастерства будет требовать. Архипов встал с ними в цепь, пошел, как на прогулке, а когда впереди поднялись три мишени, поразил их, не поднимая автомат к плечу, с пояса, и так быстро, что Гринченко, Тимрук и Стригалев не успели выстрелить.

– Скоро и вы так будете, – уверенно произнес командир взвода. – А то был тут один перед вами – как живого помню! – пока прицеливался, его уже от бестолковки до пяток свинцом начинили. Всё ясно?

– Так точно!

– На исходную!

Архипов после каждой их ошибки приводил пример, в котором обязательно была вставка «как живого помню!», но ему не шибко верили. У командира обязанность такая – подстегивать, чтобы старательно учились, и каждый делает по-своему: один – кулаками, другой – нарядами на работу, третий – жуткими байками. В воскресенье застава побывала в бане, и Гринченко начал относиться к байкам Архипова по-иному. Почти у всех старослужащих на теле имелись отметины, которые старший сержант называл «привет от душмана». По классификации Архипова имелся еще «последний привет», и для получивших такой они однажды на складе выгружали из машины ящики с цинковыми гробами. Кто-то из Братанов, кажется, Антон, пошутил, что теперь на всех хватит, а Семен добавил, что, пока нет очереди, надо выбрать себе какой поудобней и припрятать на черный день.

Братаны и Шандровский летят в другом вертолете с первым взводом. Жаль, что их шестерку разделили. Впрочем, воевать вместе будут. На задание вылетала вся маневренно-штурмовая группа: три заставы, по два стрелковых взвода в каждой, и взводы обеспечения и поддержки: безоткатных пушек, станковых гранатометов, минометный, саперный и другие. Где-то в Афгане ожидается ночью прорыв душманов с гор в долину. Десантники должны помешать этому.

Гринченко раньше ни разу не летал ни в вертолете, ни в самолете. Оказалось, не так страшно, как предполагал, правда, немного укачало – подташнивало, особенно, когда машина падала в воздушную яму. Тут ещё не отлил перед посадкой, боялся, что засмеют, мол, обпудолился со страху, и теперь было совсем невмоготу. Хоть бы скорее приземлились. Такое впечатление, будто время исчезло или заснуло, поэтому земля не хочет принимать вертолет. Вроде бы несколько раз снижался, но его опять подбрасывало. Хотя нет, вот он, наконец, завис, «деды» зашевелились, старший сержант Архипов встал, поправил бушлат и показал Стригалеву на свой спальный мешок, чтобы Сашка не забыл захватить.

Гринченко впервые ступил на чужую землю. Она, казалось, не рада была ему, качалась, уплывала из-под ног и как будто вибрировала, даже в голове гудело от этой вибрации. Зинатуллов что-то крикнул, но слова его было не разобрать, и Сергей тупо уставился на скуластое лицо с тонкими усиками. Рашид ещё раз крикнул и прищурил злые раскосые глаза. К счастью, подошел Архипов и жестами показал, чтобы поставил коробки с лентами на бугре рядом с пулеметом и шел рыть окопы.

«Деды» сидели кружком на бугре возле сложенного там оружия и имущества, курии и трепались. «Вольные стрелки» рыли спальники – так, как и спальные мешки, называли ямы для отдыха. Эти ямы должны иметь выходы в разные стороны. Потом их накроют брезентом и получатся более-менее уютные укрытия от непогоды. «молодые» оборудовали позиции – прямоугольные полуокопы, соединенные ходами сообщения между собой и со спальниками. Недавно прошел дождь, буроватая земля была мягкой, раскисшей сверху, но твердой в глубине. Часто попадались прямоугольные каменные пластины. Похожие на заготовки для кремниевых ножей, какими пользовались первобытные люди. За три недели на полевых учениях таких окопов нарыли, наверное, по несколько километров, поэтому работа шла споро. «Вольные стрелки» закончили быстрее и вместе с «дедами» завалились отдыхать: они будут нести службу ночью.

Вырыв окопы, Гринченко, Тимрук и Стригалев легли на позиции, повернутой в сторону долины. Сашка умудрился сразу же заснуть, тихо засопел. Сергей передвинулся поближе к нему, чтобы незаметно разбудить, если кто-нибудь подойдет. Приложив разгоряченные ладони к холодной липкой бурой жиже, смотрел поверх ствола автомата на долину. Раньше ему казалось, что за границей всё не так: и люди, и земля, и даже небо. Пока было таким же, не совсем привычным, азиатским, но похожим на то, что видел по ту сторону границы: горы с белыми шапками снега на вершинах и морщинами ущелий; голая, почти безжизненная земля с редкими пятнами серой, прошлогодней травы и, в основном по оврагам и ущельям, зарослями невысоких деревьев, издали похожих на кустарник, – тугаями; на извилистых дорогах люди в чалмах и халатах ехали на лошадях или ослах или брели пешком. И зима такая же – не зима в русском понимании, а слякотная осень с заморозками по ночам. По похожему небу ползут похожие, раздутые от дождя или снега, тучи. А вот проглянуло солнце – и всё вокруг, так же, как и по другую сторону границы, неправдоподобно быстро нагрелось и повеселело.

Тимрук лежит слева от Гринченко, курит, прикрывая сигарету ладонью и пуская дым по земле, чтобы «деды» не заметили. Во время затяжек глубоко впадают щеки, покрытые красными пятнышками угрей. Докурив, вминает маленький, с ноготь, окурок в бурую жижу, потягивается.

– Эх, ба-бу-бы! – мечтательно тянет Витька и улыбается, показав просвет между зубами. – А, Серега?! Затрепал бы молоденькую телочку?

Получается, что Таня – та самая молоденькая телочка, которую надо затрепать. Скажи кто-нибудь другой, обиделся бы, а на Витьку не получается. Быстрее на Таню обидится, что не отвечает на его последние письма, посланные уже из ДШМГ. Может, ещё не дошли?

– На гражданке, – продолжает Витька, – я бы сейчас завалил в кабак. Принял на грудь полкило водочки, зацепил самую клёвую чувиху и драл бы ее, пока уши не завернутся!

– У кого?

– У соседей, – парирует Витька.

Они сморят друг на друга, не выдерживают и весело смеются.

– Тимрук! – слышится из спальника удивленно-недовольный голос Архипова. – Кому смеёмся?

– Службе радуюсь! – бойко отвечает Витька.

– Борзеешь, сынок, – цедит старший сержант, удовлетворенный ответом. Потом вспоминает: – Дедушка курить хочет.

Тимрук шевелит губами, беззвучно матерясь, несет в спальник сигарету. Последнюю отдал. Когда вернулся, долго рассматривал бурвато-серую местность, затем ни с того ни с сего поделился соображениями:

– Точно: все бабы – шлюхи! Была у меня одна, замужняя. Муж у нее грузчик, здоровый, как сарай с пристройкой, – чего ей ещё надо было?! Уйдет он на работу, а она у моего дома прогуливается, поджидает. Сдурела, говорю, хочешь, чтобы обоим башку отвернул?! Тебе, дуре, твоя ни к чему, а мне моя пригодится. А она лыбится и тащит к себе домой. Сразу бутылку на стол, забухаем – и в койку. Ох и ненасытная была – та ещё сука! Я ее спрашивал, зачем ей ещё кто-то, ведь у мужа аппаратище – сваи можно забивать. А она отвечает, что и у меня не хуже, и вообще, у соседа всегда на семь сантиметров длиннее. Хорошо, что меня в армию забрали, а то какая-то сволочь мужу настучала. Иду раз с танцев со своей пацанкой, встречаю его. Хватает меня за шкирку, ты, говорит, к моей жене пристаешь? Ну, думаю, отприставался! Кулачищи у него – гири-двухпудовки: заедет по клюву – всю оставшуюся жизнь, очень короткую, только с врачами будешь здороваться. Тут моя пацанка как отвяжется на него. Ты что, орет, дядя, совсем сдурел, с перепоя башню снесло?! Я не такая, чтоб от меня на сторону бегали! А сама, кнопка, только школу закончила – маленькая, худенькая, глупенькая. Но он поверил, окатил немного, говорит, набрехали мне, прости, чувак. Чего там, прощаю, а сам чуть не подыхаю от желания рассмеяться ему в рожу. Кнопка потом долго меня допрашивала: кто такая, зря он не цеплялся бы. Врал ей, врал – не верит. Пришлось отрабатывать. К утру, после восьмой, поверила. Мол, больше из тебя никакая ничего не выжмет. Это смотря кто жать будет! Не успел мордоворот на работу свалить, как я на его койке уже дневную смену отрабатывал!