Дочь палача и театр смерти - Оливер Пётч

Магдалена громко постучала в дверь.

– Отец? – крикнула она. – Открывай давай. Тебя стражник ждет!

Но изнутри донесся лишь громкий храп. Андреас ухмыльнулся и поковырял в зубах.

– Видно, господин палач опять хлебнул лишнего, – предположил он.

– Тебе-то какое дело? – огрызнулась Магдалена. Потом спросила мягче: – Что он такого натворил?

– Понятия не имею, мое дело доставить его к Лехнеру.

Магдалена кивнула. Судя по всему, ее опасения подтвердились. Иоганн Лехнер был судебным секретарем в Шонгау и тем самым представлял в городе курфюршескую власть. Вероятно, он уже проведал о вчерашней драке. Если совсем не повезет, отец угодит в тюрьму. Скорее всего пригласят палача из Штайнгадена, чтобы тот привязал своего шонгауского коллегу к позорному столбу на рыночной площади. Магдалена знала, что отец переживет и не такое, но для семьи это будет позором. Хорошо хоть Пауль уже играл где-то у реки и ему не придется смотреть, как стражник уводит его всемогущего деда… Стыд, да и только!

– Отец, черт тебя подери, открывай! Пока они крышу тебе не подпалили!

Магдалена снова забарабанила в дверь, и в этот раз внутри действительно что-то шевельнулось. Что-то большое и тяжелое ударилось об пол, потом послышался звон как от разбитой тарелки. Кто-то прошаркал к двери и отодвинул засов.

Дверь распахнулась, и на Магдалену пахнуло застоялыми алкогольными испарениями. Якоб Куизль был явно не в духе; маленькими усталыми глазами он взирал на Магдалену и стражника. Не будь Магдалена его дочерью, то испугалась бы этого сердитого гиганта.

– Мне некогда, убирайтесь, – выдавил сквозь зубы палач.

– Господи, отец! – прошипела Магдалена. – Видел бы ты себя…

– Нет нужды, – резко ответил палач. – Какого черта вам от меня надо? Нельзя порядочному человеку выспаться в воскресенье?

– Девять давно пробило, тебя Лехнер дожидается, – ответила Магдалена и показала на стражника, который стоял рядом и скалился: – Андреас сейчас отведет тебя. И…

Дверь с грохотом закрылась.

– Эй! – крикнул Андреас и стукнул по двери алебардой. – Это… это судебный приказ, Куизль. Выходи, или…

– Или что, ослиная твоя башка? – донесся изнутри голос Куизля. – Приведешь палача? Придется малость потерпеть.

Андреас с недовольным видом уселся на скамейку перед домом и угрюмо уставился на город, венчающий холм над Лехом. По нему было видно, что сейчас он предпочел бы пропустить утреннюю кружечку с сослуживцами, нежели вести к секретарю сердитого, мучимого похмельем палача.

– Ты же его знаешь, – успокоила Магдалена стражника. – Он сейчас выйдет.

– Я жду до следующего часа, – ответил Андреас твердым голосом. – До следующего часа, не больше! Потом… потом пойду к Лехнеру, а уж он устроит твоему отцу!

Магдалена не ответила. Она прекрасно знала: если отец что-то вобьет себе в голову, переубедить его не сможет уже никто. Ни стражник, ни Лехнер, ни сам Господь.

На лугу показалась Барбара с корзиной в руке. Сегодня у нее был свободный день. Утром она ходила с другими девушками к Леху и собирала ясменник. Завидев перед домом Магдалену и стражника, Барбара ускорила шаг.

– Что случилось? – спросила она, запыхавшись, и поставила корзину между грядками.

– Это у тебя надо спросить, – ответила Магдалена и отвела Барбару в сторону, чтобы стражник их не слышал. – Что это за драка произошла вчера вечером? – прошептала она.

Девушка закатила глаза и рассказала сестре о том, что случилось накануне. Магдалена бледнела с каждым новым словом.

– Отец ударил Рансмайера? – выдохнула она потом. – Господи, все намного хуже, чем я предполагала! Доктор из видных горожан, в пациентах у него Лехнер и половина Совета во главе с бургомистром! Если Рансмайер захочет, отца через весь город плетьми прогонят.

– Рансмайер – кобель! – прошипела Барбара. – Я утром повстречала его у реки, этого почтенного доктора. Грозился, что обеспечит отцу массу неприятностей. Хочет, чтобы его палками выгнали из города. – Тут она злорадно улыбнулась: – Но мы, возможно, сами сможем доставить доктору хлопот.

– Ты о чем это? – спросила Магдалена вполголоса.

Барбара осторожно оглянулась на Андреаса, который клевал носом на солнце.

– Я видела вчера, как Рансмайер встречался с кем-то на старом кладбище за церковью. С каким-то странным типом, явно нездешним. Без денег тоже не обошлось. Потом, когда я заговорила об этом с Рансмайером, тот сделал вид, будто ничего не знает. Но я уверена, это был он! – Барбара понизила голос: – Может, проворачивает какие-нибудь нечистые дела? Если мы сможем доказать это, он у нас в руках!

Магдалена горько рассмеялась. Порой младшая сестра казалась ей все той же маленькой девочкой, которой она не так давно пела на ночь.

– Барбара, боюсь, ты слишком много читаешь эти листовки с кровавыми сенсациями и новостями. А ты не думала, что он просто-напросто продавал кому-то лекарство?

– На кладбище? – Барбара покачала головой: – Не думаю. Вот увидишь, я это выясню. Он еще пожалеет, что связался с Куизлями!

– Не надо было заигрывать с доктором, тогда и до этой драки не дошло бы! – рассердилась Магдалена. – Неужели ты не заметила, что все это время он хотел лишь выведать у тебя что-нибудь про Симона и его методы? Рансмайер – шарлатан! Вспомни прошлый год. Это Симон придумал лечить сифилис ртутью, а тот просто перенял идею!

– Не заигрывала я с ним! – возмутилась Барбара и топнула ногой от злости. – Ты ничем не лучше их! Вечно вы думаете, что это я навязываюсь мужчинам…

Магдалена вздохнула:

– Я этого не говорила. Но если б ты вела себя немного скромнее, мы бы так…

В этот миг позади них распахнулась дверь, и из домика вышел их недовольный отец. Он пригладил волосы и бороду, начистил сапоги и надел чистую рубаху, а поверх нее – кожаную безрукавку. Но лицо палача по-прежнему было бледным и впалым, нос выдавался на нем как орлиный клюв. Задумчиво глядя на отца, Магдалена в который раз уже отметила, как он состарился.

Однако, заглянув ему в глаза, блестящие на фоне морщин, живые и внимательные, бросив взгляд на его плечи, крепкие, как дубы, и ладони, которые он с хрустом стиснул в кулаки величиной с пивные кружки, Магдалена поняла, что поспешила с выводами. В свои почти шестьдесят лет, мучимый тяжелым похмельем, отец по-прежнему имел весьма внушительный вид.

Куизль взглянул на стражника Андреаса, который беспокойно покачивал алебардой, и губы его скривила усмешка.

– Что ж, идем, – проворчал палач. – Главное, когда отправляешься на собственную казнь, привести себя в порядок.

* * *

Примерно в двадцати километрах Симон задумчиво смотрел в покрытый копотью потолок местной цирюльни. Он избегал спальни покойного Каспара Ландеса и провести ночь предпочел на жесткой скамье возле печи. На фоне недавних событий спать в кровати умершего Симону было неуютно. Кроме того, сначала он хотел хотя бы окурить дом. Кто знает, отчего в действительности умер старый цирюльник?

Цирюльня находилась на самой окраине, недалеко от Аммера. Перед Фронвизером был небольшой уютный сад, где всходили первые целебные травы. Сквозь пыльное, покрытое паутиной окно Симон различил тысячелистник, подорожник и лаванду. Дикий чеснок был уже в цвету, и его запах чувствовался даже в комнате.

По чашам, бутылкам и горшкам, стоявшим на полках возле печи, Симон понял, что Каспар Ландес был типичным представителем старой школы цирюльников. Здесь сплошь были ингредиенты так называемой египетской медицины: залитые спиртом змеи и лягушки, жир, вытопленный из останков казненных, и, конечно же, мумиё – бурый порошок, считавшийся всеисцеляющим средством. У Симона тоже имелся такой в Шонгау – правда, он не верил в его действие, но пациенты неизменно требовали у него это снадобье. Иногда он даже применял пилюли из размолотой черепной кости, и, как ни странно, это показало определенный результат при лечении припадков. Но когда Фронвизер рассказывал горожанам о новомодных микроскопах, с помощью которых можно было обнаружить маленьких червей в крови больного, то видел в их глазах лишь недоумение.

Симон полночи провел в раздумьях, действительно ли верным было решение остаться в Обераммергау в роли цирюльника. Лишние деньги им в самом деле не помешали бы. Кроме того, так он получил возможность подольше побыть с Петером. С другой стороны, не исключено, что и другие его пациенты в Шонгау перейдут к этому шарлатану Рансмайеру. Не говоря уже о том, что по возвращении Магдалена задаст ему жару. Еще ранним утром Симон написал для нее письмо и отдал посыльному. Он просил ее о понимании – и в то же время сам понимал, что доставляет ей кучу хлопот.

Правда, была еще одна причина, почему Фронвизер решил здесь задержаться. Он пришел к этому только ночью.

Дело было в том распятом.

Его охватило прямо-таки ребяческое любопытство. Так было всякий раз, когда он сталкивался с чем-то загадочным. Эту черту характера цирюльник разделял со своим ворчливым тестем, Якобом Куизлем.