Не отрекаются, любя (сборник) - Доктор Нонна

Максим был нежен, заботлив, предупредителен – как любящий муж. Лера вызывала в памяти то время, когда страстно мечтала о такой вот… семейности, когда за одним его взглядом готова была бежать на край света… Но воспоминания казались такими же плоскими и безжизненными, как отброшенная книга. Или, думала она, как старые фотографии. Которые так давно пылились в дальнем ящике, так выцвели и поблекли, что на них не различить ни одного лица. Даже когда-то любимого.

Забота Максима, его нежность, его расспросы о дочерях раздражали. Зачем, думала она, зачем я ему сказала? Жили без него до сих пор – и дальше бы прожили. А тут, здравствуйте, вот ваш папа!

Давид за все три с лишним месяца, что Лера провела в Берлине, не позвонил ни разу.

Вернувшись в Москву, он в первый же вечер затеял разговор с женой:

– Послушай, Нино! Я… Нам нужно поговорить. Рустам уже большой мальчик. Я… Нам нужно развестись.

Нино только молча качала головой, как китайский болванчик. Да еще глаза ее стали огромными-преогромными. Какие-то черные дыры, а не глаза. Давид отводил взгляд, но черные дыры, казалось, затягивали его.

– Папа?! – Рустам стоял в дверном проеме, сильно сдвинув брови, и казался удивительно хрупким, беззащитным, уязвимым.

– Иди к себе, – суховато, скрывая неловкость и стыд, распорядился Давид.

Но Рустам вдруг, вцепившись побелевшими пальцами в дверной косяк, захрипел…

Давид вскрикнул. В конце концов, он, хотя и не был врачом, не первый год возглавлял медицинскую клинику. Эпилептический припадок – это эпилептический припадок, его ни с чем не перепутаешь.

Давид с ужасом смотрел, как его сын, упав на пол, выгнулся дугой, как изо рта пошла пена… Господи!

Нино бросилась к мальчику, сноровисто сунула между зубов салфетку. Она действовала без паники, быстро и… привычно? Значит, это не впервые?

Когда Рустам затих, Нино тихо, не глядя на мужа, попросила:

– Помоги. Его нужно отнести в постель.

Давид присел возле, приподнял сына. Тело обвисло на руках, как тряпка.

– Что это? Как? – спросил он, уложив Рустама в постель и казня себя за глупость вопросов. Как будто он сам не видит – что это?

– Ничего, – тихо ответила Нино. – Он переволновался. Сейчас он будет спать, потом ничего не вспомнит.

– Как этому помочь? – Давид, спросив, опять осознал глупость своего вопроса. Не у Нино спрашивать надо, а у тех специалистов, что работают в его клинике. Ужас какой.

Но Нино вопрос глупым не показался:

– Никак. Это судьба. Не уходи от нас. Он… он не переживет.

– Не уйду! – Давид выскочил из дома, бросив через плечо: – Я скоро вернусь!

Он поехал в бар, где они нередко сидели вместе с Лерой (как давно, кажется, в прошлой жизни!) и, заказывая один бокал коньяка за другим, чувствуя, как расползается в голове пьяный туман, раз за разом набирал и набирал ее номер. Слушал механический голос, сообщавший: «Аппарат вызываемого абонента выключен», глотал, не чувствуя вкуса, коньяк – и опять набирал.

Больше он не пытался звонить ни разу. Только заходил к девочкам, привозил деньги и продукты.

А Лера, изнывая, ждала его звонка. Чтобы убедить себя в том, что все окончательно похоронено, целыми днями повторяла себе: зачем Давиду умирающая старуха?

Впрочем, ни старухой, ни умирающей ее назвать было нельзя. Болезнь отступила, и, хотя после химии Лера сильно похудела, комплименты Максима были вовсе не надуманными, не фальшивыми. Достаточно было посмотреть в зеркало: цвет лица, конечно, серо-зеленый, но для чего же существует косметика? А в остальном – Лера оглядывала себя так и эдак – в остальном все очень даже ничего. Вполне можно лететь в Москву – она не могла примириться с тем, что Давид так и уйдет в прошлое. Нужен, нужен еще один разговор!

Ну и Максиму не терпелось познакомиться с дочерьми.

Пока долетели, пока добрались из аэропорта, было уже около восьми. Двенадцатилетняя Юля распахнула дверь, даже не спрашивая: «Кто там?»

– Мама, мама приехала! Вернулась! – Она кинулась Лере на шею, так что та пошатнулась, и стоящему сзади Максиму пришлось ее поддержать.

– Осторожно, юла! – улыбнулся он. – Мама после операции и еще не окрепла.

– Я не юла, я Юля! – сверкнула глазами девочка, гладя Леру по щеке. – Прости, мамочка, я не подумала!

– Здравствуй, мама! – Аня, сердитая из-за того, что институтская контрольная по французскому языку продвигалась не слишком успешно, приветствовала Леру почти без улыбки. На маячившего за Лериной спиной Максима она глядела и вовсе неприветливо.

Лера смахнула непрошеную слезу:

– Господи! Какое счастье видеть вас, девочки мои! – И, поймав недружелюбный взгляд Ани, смутилась. – Вот, девочки, – она вытолкнула Максима вперед, – познакомьтесь. Это Максим, ваш… ваш отец.

– Как интересно! – Аня презрительно поджала губы. – Отец, подумать только! Объявился наконец-то? А нам теперь что? Восторженные пляски по этому поводу устроить?

– Аня! – попыталась остановить ее Лера.

– Что – Аня? – Девушка, что называется, закусила удила. – Нам не нужен никакой отец! У нас есть дядя Давид, он всегда о нас заботился. А этот…

– Но я же не знал… – прошептал Максим.

Лера вдруг почувствовала, что больше всего на свете ей хочется, чтобы он сейчас ушел и больше никогда не появлялся. Но у Максима были свои планы.

– Я люблю вашу маму! – объявил он. – И вас, девочки! Хотя я о вас ничего и не знал. Наверное, я в этом виноват. Но пока человек еще жив, он может исправить любые ошибки.

– Ну-ну, – хмыкнула Аня. – Пробуйте.

Юля же глядела на Максима с щенячьим восторгом:

– Значит, у меня теперь есть папа? Вот здорово!

– Какая же ты дурочка, Юлька! – Аня дернула плечом и, резко развернувшись, ушла к себе.

Лера вдруг поняла, что ужасно хочет чаю. Нет, правда, ужасно. Даже в глазах потемнело – так вдруг захотелось крепкого, горячего, сладкого. Или это от голода в глазах потемнело?

– Чаю бы, – жалобно попросила она.

– Сейчас, мамуленька! – Юлька унеслась на кухню.

Полчаса спустя Лера, грея руки о толстую, в крупных подосолнухах кружку, объясняла Максиму то, что и сама не очень-то для себя понимала:

– Мне бы еще без тебя с ними как следует все обсудить, понимаешь? Давай ты, как твой отпуск закончится, улетишь, а мы с Юлькой дня через два прибудем?

Максим искренне не понимал, зачем вокруг простого, в сущности, дела разводить такие сложности, но, вздохнув, согласился.

Отпуск заканчивался через полторы недели. Максим улетел в Берлин, оставив Лере два билета – ей и Юле. Лера глядела на глянцевые узкие книжечки и думала: может, и не придется еще лететь, может, Давид… Несмотря ни на что, она еще надеялась. Ради чего она, в конце-то концов, в Москву явилась? Все рабочие вопросы можно и по телефону решить. Но на рабочие вопросы ей в кои-то веки было совершенно наплевать.

Проводив Максима, Лера тут же поехала в «Альфу».

Незнакомая секретарша, похожая на всех секретарш мира – бюст, ноги, продуманно узкий оливковый костюмчик, – улыбалась холодной, высокомерно протокольной улыбкой:

– Здравствуйте! Меня зовут Стелла. Чем могу помочь?

Обычно Леру бесил этот тупой вопрос, но сейчас ей было наплевать. Наплевать и на вопрос, и на протокольную улыбку, и на бюст, и на виднеющиеся из-за стола бесконечные секретаршины ноги, и на высокомерность. Бросив взгляд в зеркало – черт, она сама выбирала для приемной Давида этот шкаф с узкой зеркальной дверцей, – Лера себе удивительно понравилась. Свободные брюки скрывали исхудавшие колени и все остальное, ремешок обозначал сказочно узкую талию, широкополая шляпа (остатки волос после химии и лучевой терапии пришлось срезать, а от париков ужасно чесалась голова) бросала на лицо розоватую тень, делая глаза огромными и глубокими, а щеки – юношески гладкими. Изысканной впалости щек позавидовала бы сама Грета Гарбо. Подумаешь, длинноногая кукла за секретарским столом!

– Я к Давиду. – Лера вдруг забыла его отчество, и это ее неожиданно развеселило.

– Вы записаны? Как вас представить? – Блондинка-Стелла (ну да, как ее еще могли звать, раз блондинка, то непременно Стелла, раз Стелла, то непременно блондинка) отрабатывала полный набор секретарских реплик.

В другой момент это было бы даже забавно – поставить надутую куклу на место. Но Лере внезапно надоела дурацкая игра реплик.

– Думаю, он меня и так примет, – сухо сказала она. – Я, видите ли, владелица этой клиники.

И, не обращая больше внимания на – как бишь ее там? – Стеллу, Лера без стука прошла в кабинет.

Давид говорил с кем-то по телефону, но, завидев Леру, нажал отбой, явно не закончив разговора.

– Ты сногсшибательна, – начал он и осекся.

– Я выхожу замуж за Максима, – быстро, чтобы не сорваться и не расплакаться, проговорила она.

Давид побледнел:

– Ну да, он же отец твоих девочек…

Лера, уже жалея, что когда-то ему об этом рассказала, процедила сквозь зубы: