Разведка боем - Василий Павлович Щепетнёв

это ответить графу было нечем.

Он и не ответил.

И только когда мы подъехали к очередному дворцу, спокойно сказал:

— Вот мы и на месте.

Место, Плаза-Отель, переливался огнями. Опять ёлка. Без огней — поставь на Калининский проспект, никто и не заметит. А с огнями шик, блеск, красота. Сколько же электричества здесь жгут впустую.

На ступеньках — ковер, по которому поднимались люди. Преимущественно пары. Мужчины в смокингах — я угадал. Дамы в маленьких черных платьицах. С виду — ничего особенного, но девочки напряглись.

— Спокойно, орлицы! У советских собственная гордость. От Москвы до карибских морей Красная Армия всех сильней. Вы — лучшие.

И мы поднялись по лестнице. Перед нами рыбой-лоцманом семенил Толстой. Здесь он как-то пожух, сник, уменьшился в размерах, как майор среди генералов. Подвел нас к группе разнокалиберных… джентльменов не джентльменов, с виду — работники обкома средней руки. Одеты, впрочем, по первому классу. Все в импорте.

— Мэр Джончо, позвольте вам представить советского чемпиона Мишу Чижика. Миша, это мэр Джончо.

— Очень приятно, Миша, — пожал мне руку мэр Джончо.

— Для друзей я просто Михаил — ответил я.

— Отлично, Михаил. Я же — Питер.

Я представил свою команду. Питер — свою. Пять человек. Я запомнил всех, просто для тренировки. Не думаю, что Генри Кэмпбел или Сайрус Стафф мне когда-либо встретятся, но как знать, как знать.

Мэр спросил, как долетели, как устроились, как нам город. Я отвечал сдержанно, мол, город видел только из окна лимузина. Ничего, ободрил мэр, будет время познакомиться поближе. Это рай, это просто оазис посреди пустыни.

Я согласился. Оазис, да.

Предчувствие меня не обмануло: девочки привлекли всеобщее внимание. Парадная форма лейб-гвардейцев Семеновского полка привлекала провинциальных дам меньше, нежели то, что создали Лиса и Пантера. С первого взгляда было ясно, что это — военная форма. Со второго — что нечто подобное носили бы сегодня принцессы — патронессы Краснознаменного Черноморского флота или седьмой гвардейской воздушно-десантной дивизии. С третьего — что форма формой, но содержание ещё лучше. Молодые, красивые, высокие, спортивные.

— Ваши ассистентки, они… — начал было Питер, и остановился.

— Мои ассистентки? — доброжелательно продолжил я.

— В чем их роль?

— Если я вдруг надумаю стать невозвращенцем, они меня убьют, — ответил я.

— Убьют?

— Голыми руками. Вырвут сердце.

Мэр улыбнулся, показывая, что ценит шутку. Но улыбнулся неуверенно. Кто их, русских, знает. Может, и вырвут. Эти могут.

Мы стояли чуть в стороне от мэра сотоварищи. Присутствующие медленно фланировали по залу, подходя близко к нам, но не заговаривая. Видно, не будучи формально представленными, разговаривать здесь не принято. Правящие классы отгораживаются от народных масс барьерами этикета.

Не очень-то и нужно.

Подносили бокалы с шампанским. Из еды — канапе на шпажках. Креветки, маслинки, помидорки, сыр — в общем, пустяки.

Омлета не было.

Я подошел к Толстому, скромно стоявшему в уголке.

— Кого мы ждем, граф? — я уже открыто называл его графом. Толстому это нравилось.

— Фишера, кого же ещё. Опаздывает, как обычно.

— Он уже здесь, в Лас-Вегасе?

— Прилетел утром.

— Откуда?

Толстой посмотрел на меня, раздумывая, говорить, нет. Подумал, большой беды не будет. Всё равно я узнаю. Не от него, так из газет.

— Из Лос-Анджелеса.

— Понятно, — коротко сказал я.

Лос-Анджелес и Лас-Вегас почти соседи. На одной широте. А по долготе разница в три градуса. По солнечному времени — менее пятнадцати минут. Которыми можно пренебречь. То есть Фишеру адаптироваться нужды нет, он играет на своем поле. Дома. А у меня десинхроноз в одиннадцать часов. День превратился в ночь, а ночь — в день.

Толстосумы верно рассчитали. И Фишер тоже. Десинхроноз — это приличная фора. Что ж, кто платит, тот будильник и ставит — под себя.

Я посмотрел на часы. Половина десятого. Уже по времени Лас-Вегаса.

Придёт Фишер, не придёт — в десять мы уйдём.

И без пяти десять он пришёл.

А я не заметил. Мне Антон подсказал, смотри, мол, Фишер.

И в самом деле. Кажется, он. Да точно он, судя по тому, как мэр Питер поспешил к нему. И его сателлиты тоже.

А я нет. Я взял с подноса канапе и съел. Потом другое — и тоже съел.

Третье не успел: подошли мэр с Фишером.

Мэр представил меня Фишеру:

— Роберт, это ваш соперник.

Фишер протянул руку.

— Будем играть? — сказал он.

— Будем, — ответил я.

И немедленно выпил. Воду, воду. Не шампанское.

Мэр взошел на помост и сказал небольшую речь. Спич. Дорогие друзья, мы будем свидетелями величайшего шахматного матча в истории Соединенных Штатов Америки, поединка между чемпионом мира Джеймсом Робертом Фишером и чемпионом Советского Союза Михаилом Чижиком.

Собравшиеся аплодировали коротко, но бурно.

— А сейчас — жеребьевка. По простому, по-американски, — мэр достал серебряный доллар. Фишер выбрал орла, мне досталась свобода.

Мэр подбросил монету, поймал.

— Орел!

Ещё раз бурные, но краткие аплодисменты.

А через пять минут Фишер ушёл. Сказал, что должен отдохнуть перед игрой.

Спасибо и на этом: мы тоже получили возможность уйти.

Расставшись с Петром Николаевичем (граф оставил визитку с телефоном, звоните при малейшей необходимости), мы поднялись к себе.

— Ну, вот мы и в Америке, — сказала Лиса.

Девушки были довольны. Произвели впечатления. Они такое чувствуют.

Я открыл сейф, достал деньги.

— На текущие расходы, — вручил по пятьсот долларов и рассказал о предупреждении графа насчет карманников.

— Да, я читал, — сказал Антон. — Организованная преступность не любит преступность неорганизованную. Воруешь у игрока — воруешь у казино. А с этим строго. Тут с ворами не церемонятся. Поймают — вывезут в пустыню и отпустят. Сломав руку. На память.

— Страсти-то какие. Сверим часы.

Мы сверили. Двадцать два сорок пять.

— Завтра подъем…