Стая - Франк Шетцинг

— Гидратом?

Йохансон коротко взглянул на Лунд. Она пожала плечами:

— Объясни ему.

— Это очень просто, — сказал Йохансон. — Может быть, вы слышали, что в океанах очень много метана.

— Да. Об этом постоянно пишут.

— Метан — это газ. Он в больших количествах собирается на морском дне и на континентальных склонах. Часть его замерзает на поверхности дна. Вода и метан дают соединение в виде льда, который может сохраняться в таком состоянии только под высоким давлением и при низких температурах. Поэтому его находят лишь на известной глубине. Этот лёд называют гидратом метана. Всё пока понятно?

Свердруп кивнул.

— Хорошо. Повсюду в океане есть бактерии. Некоторые из них усваивают метан. Они пожирают его и выделяют сероводород. Бактерии хоть и микроскопически малы, но их так много, что они просто устилают дно. В таких случаях мы говорим о бактериевых лужайках. Они встречаются в первую очередь там, где залегает гидрат метана. Вопросы?

— Пока нет, — сказал Свердруп. — Как я догадываюсь, тут на сцену выходят ваши черви.

— Правильно. Есть черви, которые питаются выделениями бактерий. Между ними возникают симбиотические отношения. В некоторых случаях червь поедает бактерии и носит их в себе, в других случаях бактерии живут на его коже. Так или иначе, они снабжают его пропитанием. Поэтому червь ползёт на гидрат. Он уютно устраивается там, захватывает себе стадо бактерий и больше ничего не делает. Ему не надо никуда зарываться, ведь он ест не лёд, а бактерии на льду. Единственное, что происходит, — это то, что он своей вознёй вытаивает во льду углубление и остаётся там, премного довольный всем.

— Я понимаю, — медленно сказал Свердруп. — Зарываться глубже у червя нет повода. Но другие черви делают это?

— Есть разные виды. Некоторые едят осадочные породы или вещества, которые есть в осадочном иле, или перерабатывают детритус.

— Детритус?

— Всё, что тонет с поверхности моря. Трупы, мелкие частицы, останки разного рода. Целый ряд червей, которые не живут в симбиозе с бактериями, обладают сильными челюстями, чтобы хватать добычу или чтобы куда-нибудь зарываться.

— Но ледяному червю челюсти не нужны.

— Может, и нужны, чтобы перемалывать крохотные количества гидрата и отфильтровывать оттуда бактерии. Но не клыки же, как у Тининых зверей.

Свердрупа эта тема, казалось, забавляла всё больше.

— Если черви, которых открыла Тина, живут в симбиозе с бактериями, пожирающими метан…

— То мы должны спросить, для чего предназначен этот арсенал из челюстей и зубов, — кивнул Йохансон. — Сейчас станет ещё интереснее. Таксономы нашли второго червя, которому такая структура челюстного аппарата подходит. Его зовут nereis, хищник, который обитает на всех глубинах. Маленький Тинин любимец имеет челюсти и зубы nereis’а, правда, выраженные так, что приходится скорее думать о далёких предках nereis’а — так сказать, о tirannereis rex.

— Как страшно.

— Это бастард. Нам придётся подождать микроскопического и генетического анализа.

— На континентальных склонах бесконечное количество гидрата метана, — сказала Лунд. Она задумчиво пощипывала нижнюю губу.

— Подождём, — Йохансон откашлялся и оглядел Свердрупа. — А чем занимаетесь вы, Каре? Тоже нефтяными разработками?

— Нет, — радостно сказал тот. — Меня просто интересует всё, что можно есть. Я повар.

— Необыкновенно приятно! Вы даже не подозреваете, как это утомительно — изо дня в день иметь дело с учёным людом.

— Он готовит фантастически! — сказала Лунд. Наверное, не только готовит, подумал Йохансон. Но для него же лучше. Тина Лунд привлекала его, но как только она за порог, он всякий раз с облегчением благодарил судьбу. Для него это было бы слишком обременительно.

— И как вы познакомились? — спросил он, хотя это не так уж и интересовало его.

— В прошлом году я стал директором «Фискехузе», — сказал Свердруп. — Тина несколько раз бывала здесь, но мы только здоровались. — Он обнял её за плечи, и она приникла к нему. — Но неделю назад всё изменилось.

— Да, будто молния ударила, — сказала Лунд.

— Это заметно, — сказал Йохансон, глядя в небо. Издалека послышалось тарахтение мотора.

Полчаса спустя они летели в вертолёте вместе с дюжиной рабочих-нефтяников. При таком шуме не поговоришь, и Йохансон молча смотрел в иллюминатор. То и дело они пролетали над танкерами, сухогрузами и паромами. Потом показались платформы. С тех пор, как американцы в 1969 году обнаружили в Северном море нефть, оно превратилось в причудливый промышленный ландшафт, установленный на сваях и протянувшийся от Голландии до причалов Тронхейма. В ясные дни с любой лодки были видны разом десятки гигантских платформ. Хотя с вертолёта они казались игрушками великанов.

Их цель, Гульфакс, был группой платформ, которые принадлежали государственной нефтяной компании «Статойл». Гульфакс-С был одной из самых крупных платформ на верхнем краю Северного моря — 280 человек, целый посёлок. По правилам, Йохансон не имел права там высаживаться. Несколько лет назад он сдал экзамен на допуск к платформам, но с тех пор правила безопасности ужесточились, однако Лунд подключила свои связи. Ведь по сути они лишь делали там пересадку, чтобы тут же отправиться на борт «Торвальдсона», который стоял в добром часе езды от Гульфакса.

От сильной турбулентности вертолёт провалился в воздушную яму. Йохансон вцепился в подлокотники кресла. Больше никто не отреагировал. Пассажиры, главным образом мужчины, привыкли и не к таким штормам. Лунд повернула голову, ненадолго открыла глаза и подмигнула ему.

Повезло же Каре Свердрупу. Но сумеет ли этот счастливчик поспеть за темпом жизни Лунд, покажет время.

Вскоре вертолёт пошёл на снижение. Море метнулось навстречу. В какой-то момент весь Гульфакс-С стал виден в боковой иллюминатор. Колосс на четырёх железобетонных колоннах, весом в полтора миллиона тонн, общей высотой метров четыреста. Более половины этой высоты скрывалось под водой, где колонны поднимались сквозь лес цистерн. Белый дом — жилой корпус — был лишь маленькой частью гиганта. Основная часть представала перед глазами дилетанта в виде нагромождения палуб, набитых техникой и загадочными машинами, связанными толстыми пучками кабелей, по бокам стояли грузовые краны, а венчал всё это храм нефтяников — буровая вышка. На острие гигантского стального выноса, уходящего далеко в море, горел неугасимый факел — газ, отделённый от нефти.

Вертолёт опустился на посадочную площадку над жилым корпусом. Пилот посадил машину удивительно мягко. Лунд зевнула, потянулась, насколько позволяла теснота пространства, и ждала, когда винты остановятся.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});