Архитектор Судьбы - Сара Коуквелл

Для сержанта коридоры «Проклятой вечности» оставались пустыми. Он больше не сталкивался с призраками из пыли. Он был абсолютно один. Словно единственное живое, дышащее существо на борту мертвого корабля.

Когда он шел к инжинариуму, его шаги разносились гулким эхом. Каждое движение отдавалось в его ноющем теле, напоминая о боли, которую он испытает, если откажется от болеутоляющих наркотиков.

Внезапное движение впереди приковало его взгляд, и он нетерпеливо вгляделся. Но это была только его собственная тень. Он выругался и проверил магазин болтера. Остался только один запасной рожок.

Сержант осмотрел вдоль и поперек коридор, по которому шел, хотя давно потерял надежду найти что-нибудь или кого-нибудь. Ничего не было. Коридон был совершенно один, что с ним никогда не случалось за всю службу Золотому Трону. Страха он не испытывал, но это определенно вселяло тревогу.

Пока внимание Звездного Дракона было сосредоточено на ситуации, он совершенно не заметил, как его тень начала странным образом сливаться. Она была порождением тьмы, чернильным мраком, падая на который, свет исчезал навсегда, и она была реальна. Тень медленно подобралась к Коридону и подняла призрачное оружие, направив его на ничего не подозревающего космодесантника.

Эвандер и Ардашир находились не в лучшей ситуации. Их продвижение, задержанное атакой демонического пса, или чем бы он там ни был, предельно замедлилось. Стены, которые уже не пытались соответствовать подлинному корабельному интерьеру, буквально ожили. Щупальца тянулись и цеплялись за них, словно жилистые мышцы, от них трудно было уклониться. Всякий раз, когда их отсекали, из них вытекала черная кислота.

Ардашир нахмурился под шлемом, когда разрубил еще одну извивающуюся вену и увидел, как едкая кислота превращает лезвие боевого ножа в заржавевший металл. Когда он во второй раз попытался воспользоваться им, тот просто распался на тысячу ржавых осколков.

Но космодесантники были непреклонны и продвигались вперед, несмотря ни на что. Время от времени одна из групп должна была останавливаться и разрубать очередной ползучий шип. Якодос настоял, чтобы инквизитор шел в окружении космодесантников, а не отдельно, так они могли, по крайней мере, обеспечить ему какую-то защиту. Его благословенный клинок был обнажен, и Ремигий неохотно уступил его во временное пользование капеллану. Похоже, меч был единственной вещью, которая заставляла щупальца отшатываться без необходимости разрубать их.

Следующая атака началась намного раньше, чем кто-нибудь из них ожидал. Без предупреждения из стен вышли полдюжины фигур. Первыми их заметил Ардашир, и они были настолько отвратительными и мерзкими, что он промедлил, прежде чем выстрелить. Таких же размеров, как и Адептус Астартес, гуманоидные фигуры были ходячими кошмарами. Ардашир видел заживо освежеванных людей, содранная с их тел кожа обнажала сокращающиеся мышцы, сухожилия и кости, но эти мерзости были хуже. В голове вспыхнуло воспоминание: анатомическая карта человеческого тела, которую он видел во время начальной подготовки. Эти твари выглядели так же: синие вены и пульсирующие артерии покрывали их ужасающей, ползучей сетью.

Придя в себя, Ардашир нажал активационную кнопку на цепном мече и повернулся к ближайшему существу. Вольфрамовые зубья клинка ожили, и сержант нанес нисходящий удар по правому плечу. Клинок впился в демона и прогрыз его до грудной клетки. Кровь и обломки костей забрызгали Ардашира и нескольких его товарищей, которые также повернулись лицом к новой угрозе.

— Идите, — подстегнул боевых братьев по воксу сержант Кровавых Мечей. — Мы разберемся с этими тварями. Нельзя терять время, Эвандер. Доставь инквизитора к сердцу корабля.

— Понял, брат. Присоединяйтесь, как закончите.

Несмотря на нежелание еще раз разделить отряд, Якодос согласился с Ардаширом. Звездные Драконы перешли на быстрый шаг, и Ремигию непросто было удерживать его. Капеллан видел, что из стен корабля появляется все больше освежеванных тварей. Их порча разожгла в нем гнев и ненависть, которые были не полностью направлены на демонов. На краткий миг он возненавидел Ремигия. Он ненавидел инквизитора и всех ему подобных. Он ненавидел сам факт такой власти Ордо Маллеус над орденом Звездных Драконов.

Ненависть. Она была его главным оружием. Капеллан позволил тлеющей ярости воскресить его гнев. Он подогрел огонь гнева, который пылал в его сердце, разжигая желание нести кару врагам человечества. Как только огонь разгорится, он перейдет к его братьям, и они тоже преисполнятся праведным гневом. Привычная тяжесть крозиуса помогла ему сосредоточиться, когда они добрались до следующей закрытой двери. Пальцы стиснули крозиус, и капеллан поднес оружие к груди. С его губ полилась литания, и несколько боевых братьев подхватили слова.

Пришло спокойствие. Выбор был хорош. Якодос чувствовал, как уходит напряжение, но сохраняется боеготовность.

Эвандер поднял болтер, когда остальные воины установили мелта-заряды, чтобы пробить следующую преграду на пути. По его подсчетам, они скоро доберутся до инжинариума. Когда они окажутся там, один Император знает, что ожидает их там. Если то, на что намекал инквизитор, хотя бы отдаленно верно, скорее всего, они погибнут.

— Ардашир, докладывай. — Эвандер воспользовался остановкой, чтобы связаться с сержантом Кровавых Мечей.

— Мы удерживаем их на расстоянии, — донесся напряженный голос. Ардашир говорил кратко, как человек, находящийся в гуще битвы. — Они не восстанавливаются, но продолжают прибывать. Как будто «Проклятая вечность» может производить бесконечное количество этих существ. Что бы вы ни делали, вы должны поторопиться, брат.

— Отлично сказано, Ардашир. Я совершенно согласен.

Прежнее желание Эвандера схватить инквизитора за глотку и выдавить жизнь из его тела ушло, но он по-прежнему чувствовал грызущую ненависть внутри, когда его взгляд падал на Ремигия.

Ты мог бы без труда разорвать его трахею. Последствия убийства Ремигия будут намного менее серьезными, чем то, что ждет вас за этой дверью, брат-сержант Эвандер.

Тогда он засомневался. Возможно, они должны…

Мелта-заряды взорвались с громким гулом, это потребовало его внимания и разбило мысли об отступлении на миллион осколков.

У Коридона не было времени избежать болтерного снаряда, и тот врезался в керамит доспеха. Неожиданная атака сбила космодесантника с ног, отбросив на несколько метров назад. В его уже ослабленном состоянии немного было нужно, чтобы боевое снаряжение стало совсем бесполезным, и именно эта мысль снова подняла его на ноги.

Его дыхание сопровождалось резкими влажными хрипами. Нанесенный грудной клетке вред был значительным, скорее всего, пробито легкое. Усиленная физиология Астартес компенсировала ущерб, но ценой прочих сил. Которых все еще хватало, чтобы броситься на нападающего.

Он прошел прямо сквозь него, врезавшись в стену. В этот момент он увереннее сомневался, что слышал глухой издевательский смех.

Ты не можешь сражаться с тем, чего здесь нет, Коридон.

Был ли это голос или его собственные мысли? Он больше не знал или не хотел знать. Перед его глазами мигнула и затрепетала черная тень, как гололитический образ плохого качества. Он снова поднялся, но призрак находился не здесь. Произведенный в него выстрел определенно был реальным. Он почувствовал боль от достаточно сильного удара, а медный вкус крови во рту не был иллюзией.

Ты не можешь сражаться с тем, чего здесь нет, Коридон.

Был ли его разум настолько искажен этим кораблем, что теперь он даже выдумывал собственную боль? Мог ли он придумать свою смерть? В голове всплыло далекое воспоминание, давно забытое. Он вспомнил себя еще ребенком, до того, как его отдали рекрутирующим сержантам Звездных Драконов. Как разговаривал с матерью, задавал ей вопросы, на которые она никогда не могла ответить.

— Если я умру в своих снах, означает ли это, что я никогда не проснусь?

Это был тот род философских вопросов, к обсуждению которых его мать-служанка не имела ни склонности, ни необходимого образования. Она потрепала его волосы и снисходительно улыбнулась ему.

— Когда ты будешь одним из ангелов Императора, — сказала она ему, — ты найдешь все ответы, которые ищешь.

Это было ложью. Коридон по-прежнему задавался множеством вопросов, а воспоминание спасло ему жизнь.

— Просыпайся, Коридон, — сказал он и вонзил боевой нож в свою грудь.

Его мир взорвался.

Я вижу тебя.

Он был в каком-то трансе, в неком сонном состоянии, которое он не надеялся понять. Он был в одно и то же время мертвым, умирающим и живым. Несостояние. Все ощущалось тяжелым, гнетущим и душным. Собственный силовой доспех грозил раздавить его своим невозможным весом. Нестерпимая боль в груди пылала, как пожар, распространяющийся по сухому лугу.