Сказки PRO… - Антон Тарасов

— Подожди! А это не квартира твоего дедушки разве?

— Нет, она здесь недалеко, там теперь живут наши родственники, — Лида гладила рукой по обоям. — А эту квартиру я снимала на то время, пока выяснялось все с документами. Ты же понимаешь, пока получишь все эти бумажки, отстоишь в очередях — с ума можно сойти.

— А когда уезжаешь?

— Тоже вопрос, на который я не могу тебе ответить, — Лида снова заулыбалась, но это выглядело как-то жалко, неестественно. — Просто мы больше не увидимся. И не потому, что ты плохой или я какая-то не такая. Просто не увидимся и все. Я не верю в случайности, в случайные встречи и все, что из них потом получается. На примере деда я многому научилась и его ошибки, ошибки нашей семьи я копировать не хочу.

Мне было бесполезно что-то говорить. Хотелось помолчать, насмотреться на нее как следует, чтобы запомнить каждую черту лица, каждую небрежно лежащую прядь волос, то, как она смотрит, как держится. Снова я заметил в ней что-то от Лидии Клемент с той фотографии: открытый взгляд, который никуда не спрячешь, слегка опущенный подбородок. Я слышал однажды о том, что все, что происходит с нами в жизни, отпечатывается в нас. Информация накапливается и начинает влиять, ежедневно и ежечасно на то, что происходит с нами, на наше поведение. Кажется, это называли памятью поля, но шут ногу сломит в этих туманных околонаучных теориях. Не было ли с Лидой так? Не передается ли это от поколения к поколению? Я даже не про внешность, а про манеры, интересы, приоритеты, потребности.

Благодаря Лиде я впервые задумался о том, что мои знания однобоки, что я совсем не ориентируюсь в музыке, в театре. Конечно, от меня трудно ждать, что я тут же сделаюсь заядлым театралом или не буду вылезать из филармонии, накупив абонементов. Но уже одни мои сомнения и пошатнувшееся эго стоили дорого.

— Хочешь, я подарю тебе ту книгу, твоего дедушки, в которую были вложены письма? — неожиданно предложил я.

— Спасибо, ни к чему это, — ее улыбка была все более и более вымученной. — Она тебе пригодится больше. Я же говорила тебе, мы распродавали и пристраивали дедушкины вещи и книги. Ты вернул мне письма, это уже очень много, поверь. По-моему, тебе пора.

Мне не хотелось надоедать, действовать на нервы и мозолить глаза, напрашиваясь на продолжение разговора. Лида наблюдала за тем, как я собираюсь, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Это, несомненно, была защитная реакция, известный психологический прием. Пустив меня в свою жизнь, она столь же стремительно меня из нее прогоняла. Хотя, прогоняла — это не совсем правильное слово. Скорее, она не пускала меня дальше, не позволяла чувствам и эмоциям одержать даже первую маленькую победу.

— Спасибо тебе за все, — Лида говорила тихо, неожиданно обняв меня уже в дверях. — Ты молодец, ты хороший человек. Не забывай радоваться каждому дню в своей жизни.

— И тебе спасибо.

Я снова расчувствовался, но не показал этого. Это бы только все усложнило, сделала тягостным и даже невыносимым. Я просто вышел и пошел, не оборачиваясь. А когда все-таки решил обернуться и взглянул вверх, Лида стояла в окне и приветливо махала мне рукой на прощание. Я тоже помахал ей рукой, вздохнул, перебежал через дорогу, прошел еще немного и остановился. Идти дальше не хотелось. С каждым моим шагом Лида становилась все дальше. Но я сделал над собой усилие и снова побежал. К счастью, маршрутка подошла практически сразу и лишила меня искушения никуда не ехать, а остаться, чтобы хотя бы издалека еще раз увидеть Лиду.

Погрузившись в суету, я не скоро из нее вырвался. На мой телефонный звонок никто не ответил, Лида просто не брала трубку.

«Неужели ты уже уехала? Или больше просто не хочешь со мной общаться? Да, в эти три дня меня было слишком много, нужно от меня отдохнуть. Но почему ты не хочешь сказать, куда уезжаешь? Но почему?»

Лида ответила с четвертого или с пятого раза. У нее было очень шумно, она едва разбирала то, о чем я ее спрашивал. А я волновался и спрашивал все и сразу, она даже не могла вставить слово в ответ.

— Саша, я уезжаю, через двадцать минут у меня автобус, — наконец, ответила она. — Не обижайся на меня. Может, мы когда-нибудь и увидимся, может, и нет. Не знаю. Сейчас я ничего не знаю и ничего обещать не могу. Прости, мне нужно решить еще пару вопросов. Береги себя. Пока.

«Шум, автобус, она уезжает, — во мне включился Шерлок Холмс, чувства куда-то пропали, внутри по мне полосовала логика, расчетливость. — Откуда? И куда? Автовокзал? Большой? На Обводном? Наверняка, процентов на девяносто. Бежать, быстро бежать туда, еще должен успеть. Хотя, полчаса до него, не меньше. Что делать? Все равно бежать, другого выхода нет. Беги, потом будешь жалеть, что не предпринял ничего даже из того, что мог предпринять. Беги сейчас же. Автобус, она уезжает с автовокзала. Ты должен это сделать, беги».

И я побежал, помчался до ближайшей станции метро. Две станции, пересадка и еще одна. Времени оставалось очень мало. Поднимаясь по эскалатору, я снова пытался дозвониться до Лиды, но она не отвечала. Расталкивая людей, я побежал по эскалатору наверх. Мне мешала сумка, она раскачивалась из стороны в сторону и била по ногам, лямка от нее больно врезалась в шею. Я придерживал ее рукой, наконец, просто зажал в подмышке. Бежать стало чуточку легче.

Я бежал вдоль набережной, одновременно пытаясь дозвониться до Лиды. Двадцать минут, о которых говорила она, истекли. Шла уже двадцать шестая минута, если я ничего не напутал. Еще метров пятьдесят — и автовокзал. Я промчался через зал, на меня косо посмотрел охранник в черной рубашке с какими-то желтыми нашивками. В зале Лиды не было. Я пробежал на платформы. Стояли несколько автобусов, среди них не было отправляющихся. Судя по всему, не так давно ушли два или три автобуса, потому что платформы не были заняты.

Вернувшись в зал, я сел на скамейку и, опустив голову, зажал ее руками. Было трудно отдышаться, сердце колотилось как бешеное, по шее сзади струились капли пота. Они сползали и по лбу. Вид у меня в тот момент был совсем неприглядный.

— Опасдаль! Ай-ай, — протиравший пол уборщик, выходец откуда-то из Средней Азии, сочувствовал мне почти на автомате, наверняка сочувствовать опоздавшим на автобус ему приходилось ежедневного и по много раз. — Билет сдаль, сдаль билет.

Я махнул в ответ рукой. Мне не хотелось, чтобы меня кто-то беспокоил в тот момент. Я не знал ничего: ни когда уехала Лида, ни куда, ни то, почему она не хочет больше общаться. Почти наугад я достал телефон и еще раз набрал ее.

— А я уже еду! — весело сказала мне она.

— И даже не хочешь сказать мне, куда?

— Не хочу.

— Почему?

— Чтобы ты ломал голову над тем, как меня найти? Чтобы это произошло в самый неподходящий момент? Чтобы усложнить жизнь тебе и мне?

— Ты ничего не усложняешь, — ответил я, утирая рукавом со лба пот.

— Это тебе сейчас так кажется. Пройдет время, ты все поймешь и скажешь, что я была права. У меня перед глазами дедушка и его пример, он страдал всю жизнь. Зачем это нам с тобой, скажи? Будем жить себе спокойно, знать, что где-то есть ты, есть я. Но других перспектив у нас нет.

На это мне было нечего возразить. Что я мог предложить? Ничего. Я даже не знал, что ответить. Все слова будто испарились из моей головы. Я ловил ртом воздух, старался вымолвить хоть что-нибудь, потому что от молчания становилось немного страшно.

— Все, будь хорошим мальчиком и читай только хорошие книжки. Телефон ловить перестает, а там у меня дома будет другой номер. Не проси, я его тебе не скажу.

— Пока, — сказал я и сразу пошли короткие гудки.

IV

Я шел домой пешком. Я всегда так делал, когда переживал или когда мне нужно было привести мысли в порядок. Немного пройдя по свежему воздуху, я снова безумно захотел услышать Лиду. «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети», — услышал я, и чуть было с размаху не разбил телефон о стену ближайшего дома.

Небо затягивало, начался дождь. Стремительной сменой погоды, тем более по весне, никого не удивишь. Дождь накрапывал, а я все шел, не обращая на него никакого внимания. Даже когда крупные капли дождя стали больно бить по голове, по рукам и по плечам, я все продолжал идти. Ноги были мокрыми, вода довольно громко хлюпала внутри кроссовок. Она попадала в них в основном тогда, когда я проходил по тротуару у домов, на углах которых были водосточные трубы. Через их раструб дождевая вода вырывалась бурлящими как гейзеры потоками. «Не изменяя доброй традиции, дождиком встретил меня Ленинград», — невольно вспомнилось мне пение Лидии, но мое настроение совсем не располагало к тому, чтобы с иронией относиться к происходящему.

Дождь почти прекратился, когда я уже подходил к дому. На меня косо смотрели прохожие, шагавшие под зонтиками. Должно быть, выглядел я действительно неважно. Или жалко, с взъерошенными волосами, промокшим насквозь свитером, мокрыми тяжелыми штанами и разбухшими кроссовками, в которых было тяжело идти.