Человек, который знал слишком много (рассказы) - Гилберт Честертон

– Я очень впечатлительный, – сказал Фишер то ли простодушно, то ли насмешливо. – Почему бы вам не открыть глаз разума во мне? Мой друг, присутствующий здесь Гарольд Марч, может подтвердить, что я иногда даже вижу в темноте.

– Все видят только в темноте, – сказал маг.

Тяжелые вечерние облака сгустились над деревянным домиком, в маленьком оконце были видны их рваные края, подобные пурпурным рогам и хвостам, словно где-то рядом бродили хищные чудовища. Но багрянец быстро тускнел и становился темно-серым; приближалась ночь.

– Не зажигайте света, – спокойно и уверенно проговорил маг, заметив, что кто-то потянулся к выключателю. – Я ведь сказал вам, что все происходит только в темноте.

Каким образом эта нелепая сцена могла произойти именно в кабинете полковника Морриса, навсегда осталось загадкой для многих ее участников, включая и самого полковника. Они вспоминали ее, как страшный сон, им неподвластный. Возможно, на них и в самом деле действовал магнетизм, которым владел странный незнакомец. Во всяком случае, одного из них он загипнотизировал. Ибо Хорн Фишер свалился в кресло и лежал там, свесив ноги и уставившись в пустоту, а маг гипнотизировал его, делая пассы, – взмахивая рукавами, как зловещими черными крыльями. Полковник закурил сигару. Воинственный пыл его поубавился, и он, по-видимому, воспринимал происходящее как очередной заскок высокородных эксцентриков, утешаясь тем, что успел послать за полицией, которая прекратит весь этот маскарад.

– Да, я вижу карманы, – говорил между тем Хорн Фишер. – Я вижу много карманов, но все они пусты. Нет, погодите… я вижу один не пустой карман.

В тишине послышался слабый шорох, и маг сказал:

– Можете вы увидеть, что в этом кармане?

– Да, – последовал ответ. – Там два блестящих предмета. По-моему, они из стали. Один – погнут или искривлен.

– Пользовались ли им, чтобы переместить реликвию из подвала?

– Да.

Наступила новая пауза, и первый голос сказал:

– А не видите ли вы самой реликвии?

– Я вижу что-то блестящее на полу, как бы тень или призрак монеты. Оно сейчас вот там, в углу, за столом.

Все молча обернулись, онемев от изумления. В углу, позади стола, на деревянной половице слабо светилось круглое пятнышко. Это было единственное пятно света в комнате. Сигара полковника погасла.

– Оно указует Путь, – вещал между тем оракул. – Духи указуют Путь к раскаянию и побуждают вора вернуть украденное… Больше я ничего не вижу… – И голос постепенно замер в тяжелой тишине.

Ее нарушило звяканье металла о дерево. Что-то завертелось и шлепнулось – словно на пол швырнули полупенсовую монету.

– Зажгите свет! – воскликнул Фишер довольно громко и даже весело, вскакивая на ноги с необычной для него резвостью. – Мне нужно уходить, но я все-таки хотел бы взглянуть на нее… Я ведь для этого и пришел.

Свет зажгли, и он увидел то, что хотел: монета святого Павла лежала на полу у его ног.

– …Что до той вещицы, – объяснил Фишер, пригласивший Марча и Твифорда на ленч примерно через месяц, – мне просто захотелось сыграть с этим магом в его собственную игру.

– Я думал, что вы решили поймать его в его же ловушку, – сказал Твифорд. – И до сих пор ничего не понимаю. Но, признаться, он с самого начала вызвал у меня подозрение. Я не хочу сказать, что он вор в вульгарном смысле слова. Среди полицейских бытует мнение, что деньги крадут только из-за самих денег, но ведь эту монету можно было похитить из религиозной мании. Беглому монаху, ставшему вольным мистиком, она могла понадобиться для какой-нибудь высшей цели.

– Нет, – ответил Фишер. – Беглый монах – не вор. Во всяком случае, монеты он не крал. И даже в заведомой лжи его обвинить трудно, так как в одном отношении он оказался целиком прав.

– В чем же именно? – спросил Марч.

– Он сказал, что во всем повинен магнетизм. Так оно и было. Кража была совершена при помощи обыкновенного магнита.

Затем, увидев неподдельное изумление на лицах собеседников, он добавил:

– Это был игрушечный магнит вашего племянника, мистер Твифорд.

– Простите, – возразил Марч. – Коль скоро это так, выходит, кражу совершил школьник!

– Вот именно, – задумчиво произнес Фишер. – Только какой школьник?..

– Что вы хотите сказать?!

– Душа школьника – любопытная штука, – продолжал Фишер все так же раздумчиво. – Она способна пережить многое, кроме лазания по дымоходам. Человек может поседеть в боях, а душа у него останется все та же – мальчишеская. Человек может вернуться во славе из Индии, а у него – душа школьника, и она ждет только случая, чтобы проявить себя. Это во много раз сильнее, если школьник – еще и скептик: ведь скепсис чаще всего – упрямое мальчишество. Вот вы сейчас сказали, что это можно было сделать из религиозной мании. А вы слышали когда-нибудь об антирелигиозной мании? Поверьте, она существует и свирепствует всего сильнее среди тех, кто любит разоблачать индийских факиров.

– Неужели вы думаете, – сказал Твифорд, – что реликвию похитил полковник Моррис?

– Только он один мог воспользоваться магнитом, – ответил Хорн Фишер. – Ваш племянник любезно оставил ему много полезных вещей. В его распоряжении оказался моток бечевки и, заметьте, инструмент для просверливания отверстий в дереве. Кстати, с этой дыркой в полу я немного схитрил. Там просто были пятна света, они проникали сквозь нее и блестели, как новенький шиллинг.

Твифорд подскочил в кресле.

– Почему же, – крикнул он не своим голосом, – почему вы сказали… что там сталь?

– Я сказал, что вижу два кусочка стали, – ответил Фишер. – Гнутый кусок – это был магнит вашего племянника. Другой кусок – монета.

– Но она же серебряная, – возразил археолог.

– В том-то вся и штука, – пояснил Фишер, – она только покрыта тонким слоем серебра.

Наступило тягостное молчание; наконец Гарольд Марч произнес:

– А где же в таком случае настоящая реликвия?

– Там, где она и была последние пять лет, – ответил Хорн Фишер. – В Небраске. У выжившего из ума американского миллионера по фамилии Вэндем.

Гарольд Марч хмуро уставился в скатерть. Затем он сказал:

– Кажется, я начинаю понимать. Дело было так. Полковник Моррис просверлил дырку в потолке подвала и выудил монету бечевкой с магнитом. На такие трюки способны только ненормальные люди, но я догадываюсь, почему он спятил, – нелегко сторожить подделку, если сам об этом догадываешься, а доказать – не можешь. Наконец появился случай в этом убедиться. И он решился, как в былые времена, подшутить над магом. Да, теперь мне многое ясно. Одного я никак не возьму в толк: как вообще вместо реликвии здесь оказалась поддельная монета?

Фишер, не шелохнувшись, долго смотрел на него сквозь полуопущенные веки.

– Были предприняты все меры предосторожности, – сказал он – Герцог сам принес реликвию и сам ее запер…

Марч молчал, а Твифорд пробормотал, запинаясь:

– Я вас не понимаю. Это ерунда какая-то. Вы не можете говорить яснее?

– Ну что ж, – сказал Фишер со вздохом. – Самая главная ясность в том, что дело это – грязное. Все это знают, кто хоть как-то с этим связан. Но так уж оно повелось, и не нам их судить. Влюбишься в заморскую принцессу, пустую и надутую, как кукла, – и пропал. На сей раз герцог пропал надолго и всерьез.

Не знаю, была ли это благопристойная морганатическая связь, но нужно быть сущим болваном, чтобы швырять тысячи на таких женщин. Под конец это превратилось в неприкрытый шантаж. Но старый осел, к его чести, не стал выкачивать деньги из налогоплательщиков. Выручил его американец. Вот и все…

– Ну, я счастлив, что мой племянник не причастен к этому, – произнес преподобный Томас Твифорд. – И если высший свет таков, я надеюсь, что он никогда не будет с ним связан…

– Уж кто-кто, а я-то знаю, – сказал Фишер, – что иногда приходится быть с ним связанным.

Саммерс Младший и вправду был совершенно с этим не связан, и высокая его доблесть отчасти в том и состояла, что он не был связан ни с этой историей и ни с какой другой. Он пулей пролетел сквозь все хитросплетения нечестной политики и злой иронии и вылетел с другой стороны, влекомый своей невинной целью. С трубы, по которой он вылез на волю, он увидел новый омнибус, цвет и марка которого были ему еще незнакомы, как видит натуралист новую птицу или неведомый цветок. И он кинулся за ним и уплыл на этом волшебном корабле.

Бездонный колодец

В оазисе, на зеленом островке, затерянном среди красно-желтых песчаных морей, которые простираются далеко на восток от Европы, можно наблюдать поистине фантастические контрасты, которые, однако, характерны для подобных краев, коль скоро международные договоры превратили их в форпосты британских колонизаторов. Место, о котором пойдет речь, широко известно среди археологов благодаря тому, что здесь есть нечто, едва ли достойное называться памятником древности, ибо представляет оно собою всего-навсего дыру, глубоко уходящую в землю. Но как бы то ни было, а это – круглая шахта, напоминающая колодец и, возможно, являющаяся частью какого-то крупного оросительного сооружения, которое построено так давно, что специалисты ожесточенно спорят, к какой же эпохе ее отнести; вероятно, нет ничего древнее на этой древней земле. Черное устье колодца зеленым кольцом обступают пальмы и суковатые грушевые деревья; но от надземной кладки не сохранилось ничего, кроме двух массивных, потрескавшихся валунов, которые возвышаются здесь, словно столбы ворот, ведущих в никуда; в их форме, по мнению археологов, наделенных особенно богатым воображением, угадываются порой, на восходе луны или на закате солнца, когда зрителем овладевает соответствующее настроение, смутные очертания, или образы, перед которыми бледнеют даже диковинные громады Вавилона; однако археологи более прозаического склада и в более прозаическое время суток, при дневном свете, не усматривают в них ровно ничего, кроме двух бесформенных каменных глыб. Правда, необходимо отметить, что англичане в большинстве своем весьма далеки от археологии. И многие из тех, кто приехал сюда по долгу службы или для отбывания воинской повинности, увлекаются чем угодно, только не археологическими изысканиями. А стало быть, мы ничуть не погрешим против истины, если скажем, что англичане, заброшенные в эту восточную глушь, с успехом превратили песчаный участок, поросший низкорослым кустарником, в небольшое поле для игры в гольф; у одного его края находится довольно уютный клуб, а у другого – вышеупомянутая достопримечательность. И право же, игроки отнюдь не стремятся угодить мячом в эту допотопную пропасть: если верить легенде, она вообще не имеет дна, ну, а дно, которого нет, само собой разумеется, никак не может принести практической пользы. Если какой-либо спортивный снаряд попадает туда, можно считать его пропащим в буквальном смысле слова. Но на досуге многие частенько прогуливаются вокруг этого колодца, болтают, покуривая, и только что один такой любитель прогулок пришел из клуба к колодцу, где застал другого, который задумчиво глядел в черную глубину.