Живая память - Степан Лопатин

Через тридцать минут он всех отпустил, приказал идти по местам, заниматься делом. На устранение недостатков - два дня.

Работы оказалось много, мы торопились сделать ее к сроку, определенному новым комбатом.

Старший лейтенант Молов уходил от нас в штаб артиллерии дивизии на должность помощника начштаба. Теперь уже гвардии старший лейтенант.

Мы посидели на поваленном дереве - попрощались. Закинув вещмешок за спину, он ушел в глубь леса.

Дивизия стала называться 83-й гвардейской, а наш полк - 187-м гвардейским артиллерийским полком.

Новый командир взвода управления лейтенант Дозоров тоже побывал в госпитале. Легкое пулевое ранение дало ему возможность отдохнуть.

- Эх и девчонки там! - вспоминал он вечером. - Выбирай по вкусу! Кому - рябая, кому - конопатенькая. Никто без невесты не останется.

Мы смеялись:

- Сам-то какую нашел?

- О! Моя особенная - лицом белая и с кудряшками. Очень уж ей приглянулось, что я на гармошке могу. Прикостыляешь, бывало, в их каптерку - там гармошка стояла - и давай. Потихоньку, конечно, чтобы не мешать. Соберутся сестры - слушают. И не расходятся, пока дело не позовет. А Аннушка дольше всех как-то задержалась - мы и разговорились. Требования у нее большие оказались: нравятся ей гармонисты и чтобы высокого росту были. А где их взять? У меня, например, всего 172 - недотянулся, значит. Заверять пришлось ее - выпрямлюсь, мол, когда из окопов выйду, подрасту сантиметров на пять. Не знаю, поверила или нет. В общем, обещала ждать.

- А если... того?

- Ну, если черепок скостит, тогда... Правда, и ноги может укоротить чего на войне не случается. К дипломатии прибегать придется - на снаряд или мину все сваливать. Или заказывать протезы, чтобы повыше...

Веселый лейтенант говорил это легко, чувствовалось - не верил он в предполагаемое увечье.

А мы с Мятиновым полусерьезно советовали:

- Береги руки, Дозоров, не поднимай вверх - прострелят.

- Тогда прощай твоя Аннушка.

- Выберет кого подлиннее. Дозоров не обижался, отшучивался. В полку тоже произошли перемены.

За зимние бои командир полка майор Евтушенко был награжден орденом Александра Невского. Ему присвоили звание подполковника и направили на повышение - командующим артиллерией соседней дивизии. У Евтушенко полк принял гвардии подполковник Мосолкин.

Политработники в полку вели негромкую повседневную работу.

Политрук Кунгурцев был человеком уравновешенным и приветливым, носил погоны старшего лейтенанта. На беседах его внимательно слушали - он излагал общую военную обстановку на фронтах или рассказывал о предстоящих боевых задачах. Авторитет заместителя командира батареи по политчасти был непререкаемый, и обращались к замполиту всегда. Одному он помог разобраться в семейной путанице, когда солдат перестал получать письма, другому подтвердил служебное положение для получения дома установленных льгот. Он следил за настроениями личного состава батареи, придавал им важное значение. Кунгурцев умел уважать в собеседнике достоинство, кем бы тот ни был, и этим возвышал себя в глазах остальных солдат. Эта его особенность считалась естественной и вместе с тем предопределенной должностью и характером работы.

На глаза Кунгурцева попался телефонист Шустов, прибывший с пополнением недавно.

- Рядовой Шустов, вы почему до сих пор ходите в обмотках?

- Да некогда было, товарищ политрук, - оправдывался Шустов, посмотрев на свои ноги, - то линию мотал, когда воевали, а то... обмотки.

- К старшине обращались? - Кунгурцев оставался серьезным.

- Так точно. Не нашлось у него подходящей пары сапог, чтобы по ноге. А в бахилах мне нельзя - ходить много приходится.

Тонконогому Шустову требовались сапоги 39-го, максимум 40-го размера, каких в батарее могло не оказаться.

- Передайте старшине - пусть найдет нужного размера. Или подгонит. Но сапожников у нас нет, и с подгонкой погодить придется.

- Есть, товарищ политрук. То есть, значит, сапожник у нас есть. Это я.

- Вы можете?

- За милую душу, - не по-уставному ответил Шустов.

- Сколько нужно времени, чтобы подогнать?

- Дня за два-три сумею.

- Тогда действуйте.

Командиры у нас знающие, подготовленные как надо, они обучают солдат и требуют соблюдения уставов и правил. И могут придраться, раскритиковать за что-то, что не так, к чему солдат еще не готов или в чем допускает оплошность. Обращаться к командиру не всегда безопасно, а политрук - это вроде бы свой человек, хотя тоже строг. Он может выслушать и ответить на личный пустяковый вопрос, с каким нельзя обратиться к другому, и на вопрос более серьезный, касающийся, например, обстановки в мире. В политике Кунгурцев - дока, уважительно отзывались о нем солдаты.

Между командиром и политруком есть разница, хотя заняты они одним общим делом, но подойти к политруку почему-то легче. Методы, что ли, у них разные?

Зимой, в самый разгар наступательных боев, большая группа воинов была принята в партию большевиков. В их числе и я.

Столь серьезное решение не было результатом какого-то внезапного озарения или порыва. Я не думал даже о таком шаге, а Кунгурцев сказал, что члены партии - такие же, как все, только партийный долг обязывает воевать лучше, быть впереди, вести за собой других. Доводы немного льстили, были чем-то вроде аванса: кому не хочется выглядеть лучше?

* * *

В теплый апрельский день, когда земля подсохла и стала проклевываться первая робкая зелень, полк собрался на лесной поляне.

- Будет концерт, - предупредили нас.

Под густой маскировочной сетью, накинутой на еще голые деревья дубового леса, стояли два грузовика с откинутыми бортами. На них сооружена сценическая площадка.

В ожидании концерта в первых рядах солдаты сидели на земле, подальше стояли, а кто-то устроился на импровизированных сиденьях. Курили. Махорочные дымки таяли над пилотками, затягивались в чащу кустарника.

К помосту подошла группа офицеров в фуражках - командование полка.

Замполит Нечаев поднял руку, подождал, пока стихнет шум, и в коротком выступлении поздравил полк с завтрашним праздником 1 Мая. Затем представил нового командира полка Мосолкина.

На сцене появились артисты. Это были солдаты, собранные политотделом в частях дивизии, наделенные умением лицедействовать, танцевать и петь, с искрой артистического таланта. Они составили ансамбль, ими руководила опытная рука профессионала.

По мере исполнения номеров люди оживлялись и лица светлели, настроение пошло вверх. Артистов встречали и провожали аплодисментами. Со сцены звучали "Идет война народная", "Землянка", "Синий платочек", другие песни, выходили плясуны, задорно звучали голосистые баяны. Известные теперь мелодии тогда были в новинку. Тишина и внимание воцарились в этом открытом импровизированном партере.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});