Удивительный монгол - Джеймс Олдридж

С тех пор как получили твое письмо, мы все думаем над этим, и у каждого есть своя версия: у папы, дедушки, братьев, сестер, тети Серогли и даже у мамы, которая говорит, что мы все «глупцы со своими рассуждениями и что это, конечно, Tax». Она говорит, что уже знает секрет Таха, но не скажет нам, в чем он заключается. Мама любит маленькие тайны, и ей нравится поддразнивать нас ими. Она обещает раскрыть нам этот секрет, но только когда придет время. До этого из нее ничего не вытянешь.

Надеюсь, она права. А пока напиши мне, если будет время.

Привет миссис Эванс, твоему дедушке, Питеру в Вороньем гнезде и Скипу.

Твой друг

Барьют.

P. S. Твои фотографии мы поместили в отдельную рамку, которую нашли в одном из старых ящиков. О рамке просто забыли. Она сделана из плетеных конских волос и была когда-то частью какой-то религиозной утвари, теперь уже совсем не нужной. Как ты считаешь, подходит ли эта рамка из конского волоса?

Барьют.

Здравствуй, Барьют!

Извини, что до сих пор не избавила тебя от беспокойства и не написала раньше, но все время происходило что-нибудь необычное. Порой я даже ничему не могла верить.

Как только я собиралась сесть и написать тебе о последних новостях, происходило еще что-то.

Когда мсье Фанон написал дедушке и спросил, мог ли Tax перебраться во Францию, дедушка решил сам заняться расследованием, применяя методы знаменитого Шерлока Холмса (нашего великого детектива, умершего лет сто тому назад).

— Холмс всегда настаивал на том, чтобы прежде всего изучить самое очевидное, — сказал дедушка. — Поэтому давайте предположим, что Tax действительно попал во Францию, должно быть, с табуном лошадей, которых направляют туда на бойни. Поэтому надо постараться узнать, отправляют ли так лошадей из Англии, из какого места и куда.

Короче говоря, дедушка объехал все южное побережье, расспрашивая. Он написал десятки писем и бесконечно звонил по телефону, пока наконец не обнаружил, что старые и больные лошади отправляются из Англии и Ирландии на бойни во Францию и Бельгию. Я однажды пришла домой из школы (я теперь большой знаток в географии, с тех пор как стала интересоваться Монголией, и сейчас знаю о твоей стране гораздо больше, чем раньше) и нашла его на полу в кабинете, окруженного со всех сторон картами.

— Ну, — сказал он, — я, пожалуй, могу проследить, что же случилось. В Ньюбери есть торговец лошадьми по имени Спэк, который разъезжает по. стране на двух больших грузовиках, покупая старых кляч, а также и здоровых лошадей и пони для боен. Некоторые из фермеров, живущих в районах торфяных болот, рассказывают, что по ночам диких пони ловят десятками и увозят на грузовиках. Каждый месяц у Спэка набирается табун около двадцати пяти лошадей.

— Каждый месяц?

— Каждый месяц!

— Для боен?

— Да. Но Спэк, когда покупает лошадей, никому не говорит, зачем они ему. Он и со мной отказался разговаривать. Но я беседовал с одним убойщиком, который поставляет лошадиное мясо для собачьего корма, так он божится, что этот Спэк из Ньюбери отправляет за год во Францию и Бельгию по меньшей мере пятьсот лошадей. Их делят на две группы: старые клячи, которых убивают на корм зверям и собакам, и молодые здоровые лошади,

которые идут в пищу. Лошадиное мясо едят во Франции и Бельгии, и продается оно в мясных магазинах под названием «Шевалин» — конина. Вот туда-то и поступает мясо молодых лошадей и пони.

— Ты думаешь, это случилось с Тахом и Мушкой? — спросила я.

— Возможно, Китти, очень возможно. Так что ты мужайся.

Он должен был это сказать, и хотя я не разревелась, сдержавшись ради него, одна слезинка все-таки капнула в сахарницу (мы как раз ужинали).

— Но как же им удалось погрузить Таха в грузовик или на параход? — спросила я. — Им бы никогда не удалось поймать или удержать его. Он бы взбесился.

— Ты помнишь, как миссис Джексон говорила, что одна из тех двух лошадей, которые забрели к ней на ферму, очень хромала?

— Да.

— Может быть, Tax так серьезно поранился, когда разбивал стену, что практически не мог двигаться. Он дошел, наверное, до Эк-смута или Дартмута и был пойман вместе с другими пони. А раз он был такой хромой, его легко связали.

— Он бы все равно сопротивлялся.

— Вряд ли. Он достаточно хитер, чтобы драться при таком стечении обстоятельств. Во всяком случае, я пошлю все эти сведения мсье Фанону, и нам останется только ждать его ответа.

Долго ждать нам не пришлось, поскольку мсье Фанон тоже занимался розысками и вскоре сообщил нам о том, что узнал. Вот что было в письме мсье Фанона, которое перевел дедушка:

«На прошлой неделе я выехал из Бордо, чтобы выяснить дело со „странной и лохматой лошадью“, находившейся в табуне, доставленном на бойню в Кильбеф. Со мной поехал поставщик мяса для нашего зоопарка, который рассказал мне об этой странной лошади. Обычно каждую пятницу он получает на кильбефской бойне мясо для наших тигров и львов. Я очень подробно расспросил его знакомых на бойне, и они сообщили, что действительно было две лошади: очень некрасивый низкорослый жеребец и маленькая лохматая „цыганочка“ (шотландский пони). Очень важно, принимая во внимание Ваше письмо, профессор, что „некрасивый низкорослый жеребец“ очень хромал и „цыганочка“, кобылка, не отходила от него ни на шаг.

Похоже, что это был ваш дикий монгольский конь со своей подружкой».

Это было только первое письмо мсье Фанона, но теперь уже дедушка точно знал, что был прав. Tax очень сильно поранился, когда бежал из нашего заповедника, и на некоторое время притаился среди эксмурских пони. Там его и поймали и увезли вместе с другими лошадьми. Потом их всех, наверное, погрузили на корабль и доставили в Гавр. Tax все еще хромал, а Мушка не отходила от него, поэтому-то их и поймали вместе.

Допустим, что так и было. Но что же случилось на кильбефской бойне? Вот что пишет мсье Фанон в другом своем письме:

«Когда я стал выяснять дальнейшие подробности, никто не мог вспомнить, убили ли „необычного лохматого“ низкорослого жеребца или его подругу. Люди, которые забивают лошадей, помнят эту партию, но никто из них не мог вспомнить наших беглецов, несмотря на подробное описание. И все-таки мне удалось установить, что они побывали в последнем загоне, откуда мясники по одной берут лошадей для забоя. Вопрос заключается в следующем: могли эти люди запомнить какую-нибудь особенную лошадь? Полагают, что могли, так как они сами сказали, что, к сожалению, каждая убиваемая лошадь остается в памяти.

Поэтому я пришел к заключению, что ни монгол, ни шетландка далее этого загона не попали. Тогда где же они? Что с ними случилось? Удалось ли им убежать или кто-нибудь увел их? Вопросов оставалось много.

Я начал задавать эти вопросы, профессор Джемисон, всем, кто работал на бойне, и наконец установил, что однажды ночью убежали три лошади (а не две), совершив такое, чего у лошадей и не встретишь. Одна из них каким-то образом выкопала углубление под забором, и все три (третья была гнедая) проползли под забором, как собаки».

Когда дедушка прочел мне это место, мы в один голос воскликнули: «Это, конечно, Tax!»

Но Продолжу письмо мсье Фанона: «Бойни находятся в довольно отдаленной части Киль-бефа, и поэтому, стоя неподалеку от забора, под которым проползли лошади, я пытался определить, какое направление они могли избрать. Зная, каким хитрым может быть монгол, когда ему надо стать незаметным, я выбрал путь, который проходит через небольшие рощицы, вдоль реки и через поля сахарной свеклы. Я последовал по этому маршруту, расспрашивая фермеров и жителей деревень, не видели ли они лошадей. Наконец мне попался деревенский почтальон, он сказал, что как-то рано утром ходил на охоту и видел трех пони на опушке рощи, километрах в двадцати от Кильбефа. Заметив его, лошади обратились в бегство, но одна из них („уродливый низкорослый пигмей“, как он выразился) могла скакать только на трех ногах, волоча одну заднюю. И все равно, сказал почтальон, они бежали удивительно быстро и скрылись в лесу, прежде чем он добрался до того места, где их увидел».

Дедушка, хлопнув себя по коленкам, сказал: «Совсем, неплохо» — и собрался складывать вещи, чтобы немедленно ехать во Францию. Мы оба были очень счастливы и уверены в том, что заполучить наших лошадей обратно — это теперь лишь вопрос времени.

Но вернемся, однако, к письму мсье Фанона: «Когда я спросил почтальона, не сообщал ли он об этих лошадях властям, он ответил, что догадался, что эти лошади бежали с бойни, но, хотя он и занимается спортивной охотой, стреляя птиц и кроликов, он не собирался помогать кому-нибудь отправить лошадь на бойню. Он сказал также, что и мне не сообщил бы ничего, если бы не слышал, что одна из лошадей была очень ценной и, если они будут пойманы, он, может быть, получит вознаграждение».