По воле судьбы. Без права на спасение - Андрей Аленин

class="p1">II

Девушка проснулась, и резко села в кровати. Она тяжело дышала, и ощупывала пространство комнаты безумными глазами, но уже через несколько секунд успокоилась и пришла в себя. Быстро бьющееся сердце постепенно меняло свой ритм на боле спокойный, и юная девушка снова уронила голову на подушку. «Плохой сон, Ханна. Это всего лишь кошмарный сон».

В комнате стояла ужасная духота, большое окно было закрыто, дерево на ставнях рассохлось, а зелёная краска пооблупилась, и в помещение проникало много света с улицы. Девушка завернулась в простыню и поспешила к окну, чтобы поскорее впустить больше свежего воздуха. Не смотря на раннее утро на улице уже стояла жара, а солнце нещадно, и неуклонно двигалось к зениту, медленно поднималось над землёй, чтобы во всём своём великолепии предстать перед горожанами и одарить их своим сиянием. Окно располагалось на втором этаже и выходило на большую площадку с колодцем посередине окруженную двухэтажными домами с деревянными мансардами. Несколько девушек с корзинками в руках прошли мимо и скрылись в глубине узенькой улочки, разделяющей дома. Вспомнив о делах Ханна подошла к шкафу, достала одежду и быстро облачила свою подтянутую и светлокожую, слегка загорелую фигуру, в широкие зелёные штаны, расписанные более тёмными, зелёными цветами, и длинное шёлковое полотно намотала так, чтобы скрыть грудь. Она подошла к зеркалу и рассмотрела себя в отражении. Оттуда, на Ханну смотрело миловидное личико с зелёными глазами, веснушками, и маленьким слегка вздёрнутым носиком. Наспех расчесав рыжие, прямые волосы, доходящие почти до плеч, она отложила гребень и направилась к выходу, немного задержалась у двери и взглянула на картину, висевшую с боку на стене. Это был портрет в простой раме, на котором умелый художник изобразил женщину в зелёном, элегантном платье со стоячим воротником. Чёрные вьющееся волосы, изумрудного цвета глаза, устремлённые куда-то сквозь пространство и время и слегка печальное выражение лица художник передал весьма чётко и на тёмном фоне изображение выглядело как-то мрачно и загадочно. Девушка, смотрящая на портрет, внешне казалась совершенно не похожа на изображённую женщину, во всём, кроме ярких зелёных глаз с таким же изумрудным блеском.

— Пожелай мне удачи. — Она тихо обратилась к женщине на портрете, и немедля, вышла из комнаты.

Спустившись на первый этаж Ханна заглянула в лавку. Там было тихо и пусто. Свет проникал через большие окна и играл жёлтыми красками на летавшей в помещении пыли. Приятный аромат, развешанных по всюду пучков с сушёными травами заполнял помещение.

— Опять он забыл.

В ответ на её слова, где-то в глубине дома, раздался глухой хлопок. Ханна направилась к одной из дверей, за которой обнаружилась лестница в подвал. Она быстро спустилась и открыла ещё одну дверь, обитую железом. В помещении она и обнаружила отца, на полу у каменного монолита, который служил главным столом для проведения опасных экспериментов. Лысый человек с седой короткой бородой, приходил в себя и не уверенно пытался встать. Ханна подбежала к отцу, и помогла подняться на ноги. Она сморщила нос, когда учуяла неприятный кислый запах исходивший от дымящейся тёмной лужи, разлитой на каменном столе. Девушка выпрямилась и огляделась, оценивая беспорядок, творящийся в лаборатории и прикидывала, сколько времени ей понадобиться на то, чтобы привести в порядок этот бардак и сколько колб и пробирок ей придётся отмыть сегодня.

Помещение под домом напоминало собой коробку из каменных плит, хорошо освещённую диковинными, лампами, подвешенными на цепях к потолку. На металлических блюдах, лежали несколько флюоритов, светящихся, при нагревании камней, которые при надлежащей алхимической обработке могли испускать много яркого света, очень удобного в работе требующей сосредоточенности и предельной точности. Утренний свет проникал и через маленькие зарешеченные окошки под самым потолком, но они освещали только дальнюю часть помещения. Там расположилось несколько столов, заваленных алхимическим инвентарём: весы разного размера, стеклянные, металлические, и фарфоровые тигели, различные ступки, реторты, колбы и пробирки в штативах, песочные и водяные часы. Баночки всевозможных размеров и форм с сомнительного вида содержимым, заполняли не только столы, но и стеллажи, расставленные вдоль стен. В углу, стоял атанор, специальная печь алхимиков из кирпича, цилиндрической формы. И ещё куча разных приборов и устройств, о назначении которых девушка даже не догадывалась.

Маркос закончил отряхивать лицо, опалённые брови и бороду, и кожаный фартук поверх голого торса, от жёлто-коричневой пыли. Он первый заговорил с дочерью:

— Почему ты не спишь? — хрипловатый, мягкий голос выражал искреннее удивление.

— Вообще-то, уже утро, давно пора открываться.

— Пора открываться? Уже утро? — в голосе его появилось ещё больше удивления, хотя казалось это уже невозможно. Он отвернулся к столу монолиту и наклонившись начал изучать получившуюся коричневую лужу, продолжив говорить. — Не успел заказ закончить, много дел на сегодня, мне бы понадобилась твоя помощь… — Он оборвал себя, и пристально посмотрел на дочь. — Как ты себя чувствуешь?

— Да всё в порядке, — беззаботным голосом ответила Ханна, — и хватит спрашивать, последние пару дней я слышу этот вопрос, чаще чем хотелось бы. Я прекрасно себя чувствую и всё благодаря тебе, лекарство действует и теперь всё будет хорошо.

— Мне бы твою уверенность. — серьёзным тоном заговорил Маркос, вернувшись к изучению коричневой лужи. — Всё ещё проверить надо, чтобы делать такие утверждения. Препарат не завершённый, он избавляет на время, лечит симптомы, но не устраняет проблему. Впереди ещё много работы и пусть мы на правильном пути, это только его начало.

В серьёзном тоне отца, ели уловимо она различила напряжение и беспокойство.

— Что-то не очень-то ты рад, мог бы порадоваться за меня. — ответила она.

— Я рад. Просто устал за последние несколько дней. Послушай, солнышко, ты же знаешь я переживаю за тебя. Ты самое дорогое, что у меня есть. — он снова посмотрел на дочь оторвавшись от созерцания результата своей работы и на его лице, как показалось Ханне, мелькнула вселенская усталость, всего на мгновение, как тень при вспышке молнии в ночи.

— Я всё понимаю, — заботливо ответила она, — я всего лишь, хотела, чтобы ты порадовался вместе со мной, всё это благодаря тебе. Я думала, что ты порадуешься за меня, за нас обоих.

Маркос не долго смотрел на дочь, а когда заговорил, подошел к одному из столов и начал там что-то искать:

— Ты права, у нас есть повод для радости. Здесь не только моя заслуга, без тебя бы я не справился! — он поднял голову, улыбнулся дочери и снова вернулся к своему занятию.

Она было поддержала улыбку отца, но неожиданные и такие до боли знакомые печальные мысли, тут же стёрли её с веснушчатого лица.

— Жаль,