Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я отвёз раненого капитана в полевой госпиталь.
Поздно вечером возвратился в Людвиполь.
ТРЕВОЖНЫЙ ПОИСК
Ночью меня разбудил командир Лапченко.
— В нашем районе фашисты сбросили десант. Поднимайся, Николай!
Машина мчалась из Людвиполя в западном направлении по грунтовой дороге, освещённой звёздами. В пути находились около часа, затем свернули в сторону, немного проехали по бездорожью и остановились у опушки.
— Жди нас здесь, Николай! — Лапченко с другими чекистами нырнул в темноту.
«Чёрт возьми! — обозлился я. — Сидеть без оружия, в темноте, одному в незнакомой местности!»
Я отошёл в сторону и прилёг в лощине. Притаившись, наблюдал за мерцавшими в синей бездне звёздами.
Часа через два чекисты возвратились.
— Бери курс на лесничевку! — сел в кабину Лапченко.
С потушенными фарами мы двигались полевыми дорогами. Не обнаружив в лесничевке десантников, развернулись и, сопровождаемые звонким пением петухов, прибыли в Людвиполь. С юга и севера в город доносился грохот пушек, слышны были взрывы снарядов и бомб. Фронт приближался. Ударные группы врага продвигались с Ровенского и Здолбуновского направлений по железнодорожной магистрали на Сарны-Олевск и по шоссейной дороге — на Корец — Новоград-Волынский.
Людвиполь оказался в своеобразных клещах гитлеровской армии.
Через Людвиполь на Городницу и затем на Коростень отступали части Красной Армии. В дорогу собрался и я. Лапченко распорядился запастись горючим. Он предупредил, что уедем на всю ночь. По выражению лица командира и по тому, что предстояла дорога в неизвестность, я понял: наши оставляют Людвиполь…
Над родным городом опускались сумерки. Группа чекистов разместилась в кузове. К моему большому удивлению, мне приказали вести машину не на восток, а на юго-запад. Глухой ночью, с потушенными фарами, мы въехали в Межиричи.
Остановились в центре, на площади.
— Николай, надо разведать обстановку, — обратился ко мне Лапченко. — Нет ли у тебя здесь знакомых?
— Есть.
— Надёжные люди?
— Вполне.
— Давай к ним!
Остановились у одноэтажного домика, в котором жил Бузя. Я тихонько постучал в окно. Щёлкнул засов, к нам вышел Бузя.
— Какими судьбами? — удивился он. — В такую пору? Узнав причину, скороговоркой сообщил:
— Красноармейцы оставили Межиричи вчера. В городе безвластие.
— А как ведут себя националисты?
— Вчера под вечер, — шептал Бузя, — во дворце бывшего помещика собралось не меньше сотни вооружённых самостийников. Среди них были сброшенные на парашютах гитлеровские разведчики.
— Спасибо, Бузя! Мы торопимся, будь здоров!
Лапченко поднёс к глазам светящийся циферблат.
— Да, мешкать нельзя. — И тут же, собрав всех вооружённых, приказал: — Сопровождать машины до восточной окраины. Если у парка нас обстреляют, дадим бой!
— Ясно, товарищ капитан!
— Тогда «по коням»!
Гитлеровцы обошли город с двух сторон. Отступать мож но было только по одной дороге — через Городницу. Когда стемнело, чекисты берегом Случи добрались до Маренинского леса. Здесь тишину неожиданно взорвали выстрелы. Все насторожились: неужели и этот путь уже отрезан? Собрались на полянке.
— Товарищи! — взволнованно сказал военком. — Мы временно оставляем Людвипольский район? Но мы сюда ещё вернёмся! А теперь, чтобы не попасть в засаду, мы пойдём к Городнице окольными путями.
Полуторка, которую я вёл, ехала первой. Нередко останавливались, глушили моторы, прислушивались к стрельбе. Затем снова двигались вперёд.
Утром колонна въехала в местечко Городницу, расположенное у бывшей советско-польской границы. Я с большим интересом приглядывался ко всему окружающему: к людям, к домам, к магазинам.
Несколько сотрудников госбезопасности, среди которых был и Лапченко, попрощавшись с товарищами, возвратились на моей полуторке в Людвиполь: им предстояло выполнить важное задание командования.
— Быстричи и Совпу уже заняли немцы, — сообщили нам в городе.
Лапченко приказал никуда не отлучаться от машины. Только он отошёл, как возле меня присел бывший сержант польской армии Омельчук.
— Ты, парень, вижу, задумал отступать с большевиками, — упрекнул он. — Одумайся, пока не поздно! Немцы весь мир пройдут и никто их не остановит, понял? Убегай, куда глаза глядят. Перебудешь, а через часок-полтора немцы освободят нас.
— Освободят, говорите? — возмутился я. — Какой же вы двуличный человек! Недоброе советуете. Вы удрали, я удеру, и другие так поступят, а кто же будет защищать родную землю?
— Так не всё же это могут делать.
— Тот, кто о шкуре своей печётся, конечно, не станет рисковать.
— М-да…
— Так вот, я пойду вместе с Советской властью, а вы идите своей дорогой! Но потом пожалеете!
Омельчук опомнился и схитрил:
— Я так, в шутку, ты извини меня, Николай, — и, заметив подходивших чекистов, удалился.
В тот же день мы благополучно добрались до Городницы, а оттуда уехали дальше. Но в районе Козельца гитлеровские войска сомкнули кольцо. Ожесточённые бои шли на обоих берегах Славутича. Мы оказались на окружённой врагом территории. И в конце сентября 1941 года я возвратился домой в село Буду-Грушевскую.
БРАТ НЕ ОСТАВЛЯЕТ БРАТА
…Да, о многом я вспомнил в ту ночь, многое передумал…
Целые сутки в камеру никто не являлся. Казалось, о нашем существовании совершенно забыли. Палачи надеялись, если подольше их жертва пробудет в состоянии страха, тем скорее у неё развяжется язык.
Ростислав постучал в дверь, попросил вывести его.
— Не стучи, не открою! — прикрикнул полицейский.
— Открой, ты же украинец! — бил на чувства Ростислав.
— Украинец, да не такой, как ты! — ещё злее огрызнулся шуцман.
— Завтра и я стану шуцманом и буду так же старательно служить немцу. Ведь мы безвинно тут сидим, вот увидишь, скоро нас выпустят.
— Но пока ты стучишься и просишься, а не я… Сегодня я у власти, а что будет завтра — меня не касается, — издевался шуцман. — И не стучи! По-хорошему тебе говорю.
— Что поделаешь, раз ты такой несговорчивый. Пусть будет по-твоему, пока ты у власти!
— Не пока, а у власти! — в сердцах гаркнул фашистский верноподданный.
Когда пришла смена, Ростислава вывели, и ему удалось украдкой осмотреться. Потом он рассказал:
— Дверь из коридора во двор запирается на засов.
На вторые сутки, утром, нас перевели в другую камеру. Чем был вызван этот перевод, мы не знали. Здесь застали двух незнакомых парней.
Шуцман-переводчик пренебрежительно бросил:
— Теперь вам будет веселей.
Как только он ушёл, незнакомцы начали ругать себя, зачем их черт надоумил красть баранов у соседей. Не успели даже порезать их, как шуцманы нагрянули… Грозятся, бесы проклятые, в расход пустить.
— Как думаете, что с нами сделают?
— Кто его знает, — уклончиво ответил я.
— А вы за что попались? — поинтересовались незнакомцы. — За кражу или за политику?
— Мы и сами не знаем, за что! Надеемся, что немцы убедятся в нашей лояльности и выпустят.
Любопытство парней насторожило. Мы сообразили: подосланные, хотят выведать правду у нас.
Собеседники расспрашивали о нашей семье, о друзьях.
Вечером незнакомцев увели «на допрос», и больше они не возвращались.
— Осеклись! — улыбнулся Ростислав.
Как только мы остались в камере вдвоём, я спросил у брата:
— Рискнём?
В его глазах прочёл согласие.
— Тогда за дело!
Я сорвал с нар доску, вставил конец её между прутьями решётки. К счастью, они не были сварены и легко поддались. В окне образовалось отверстие.
— Ага! — вырвался у меня вздох облегчения.
Ростислав стал спиной к двери, чтобы часовой не смог посмотреть в «волчок».
В этот момент раздался резкий звон: били о рельсу.
«Тревога? По какому поводу?»
На Дивенских хуторах клубился густой чёрный дым, мы увидели языки пламени…
В коридоре поднялась беготня. Потом снова наступила тишина. Все полицейские, в том числе и стражники, отправились тушить пожар.
Мы недоумевали: неужели призвали на помощь и часового? Я подошёл к двери, постучал. Молчание…
Вот самое время действовать!
Изо всей силы я начал раздвигать доской прутья оконной решётки. Они пружинили, скрежетали. Но я работал с удесятерённой энергией. Наступил момент, когда, несмотря на все старания, прутья больше не поддавались. Я полез первым, рассчитывая расширить отверстие. Но оно оказалось слишком узким для меня.
Мы задумались…
А пожар бушевал. Над городом уже сгущались вечерние сумерки.
Вдруг откуда-то сверху в камеру полилась музыка. Мы оторопели. Кто бы это мог в такую минуту? Оказалось, наверху остался дежурный. От скуки он завёл патефон. Теперь побег усложнился. Есть стража… И всё-таки мы действовали. Вряд ли представится ещё подобная возможность!
- Iстамбул - Анна Птицина - Историческая проза
- Красная надпись на белой стене - Дан Берг - Историческая проза / Исторические приключения / Исторический детектив
- Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник) - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Люди остаются людьми - Юрий Пиляр - Историческая проза
- Беглая Русь - Владимир Владыкин - Историческая проза
- Оружейных дел мастер: Калашников, Драгунов, Никонов, Ярыгин - Валерий Шилин - Историческая проза / Периодические издания / Справочники
- На берегах Альбунея - Людмила Шаховская - Историческая проза
- Стоящий в тени Бога - Юрий Пульвер - Историческая проза
- Великие любовницы - Эльвира Ватала - Историческая проза
- Вскрытые вены Латинской Америки - Эдуардо Галеано - Историческая проза