Месть старухи - Константин Юрьевич Волошин

болеть.

— Спасибо за науку, сеньор! Но я больше ничего не могу воспринимать. И не сердитесь на меня, прошу вас!

— Ничего! Мне даже приятно было заниматься с вами. Всё время быстрее у меня прошло. Обращайтесь и дальше ко мне. Буду рад помочь.

Хуан уже в каюте вновь разложил снадобья на столике и повторил то, что запомнил. Злость вдруг охватила его. Он с ненавистью оглядел ряды банок, хотел всё смахнуть на пол, но передумал. Лёг на койку и задумался над превратностями своей судьбы.

Мысли перескочили на сведения о курсе судна. Значит, он побывает в Индии? «Кто бы мог подумать, что меня забросит судьба в такую даль! Сколько же времени плыть в эту Индию?» — подумал Хуан и жуть закралась в его душу.

— Как тогда мне вернуться назад? — чуть не вскрикнул он в отчаянии.

Потом мысли спутались и сон сморил его. Усталость многих дней давала о себе знать.

— Вот он, мыс Бурь! — воскликнул дон Кловис. Он протянул руку в сторону смутно видневшегося на горизонте берега. — Теперь он называется Мыс Доброй Надежды, мой друг, — и обернулся к Хуану, стоящему рядом.

— Для чего так изменили название? — Спросил молодой человек.

— Это наш король так пожелал. Это был путь в Индию, куда так стремились наши моряки, купцы и король Жоан Второй. Он надеялся, что этот мыс станет счастливым для достижения Индии.

— Что, здесь часты бури? — Поинтересовался Хуан.

— Очень часты, сеньор. Так что нам пока везёт. Бури нет, но ветер свежий. Дальше может быть хуже. Место здесь плохое. Течения и ветры встречаются и разгоняют огромную волну. А ветры дуют почти постоянно сильные, крепкие.

— Вы уже плавали здесь?

— Это мой первый рейс в Индию. Раньше я плавал только у родных берегов. Да у меня появился хороший протеже. Мой тесть приближен к морскому ведомству. Вот и устроил меня помощником до Индии.

— Хотите остаться там?

— Посмотрю. Сейчас в Португалии создать состояние почти невозможно. Испанцы всё прибрали к рукам. Да и Португалия стала не та. Многие земли у нас отняли, собственно, как и саму Португалию. Может, в Индии мне повезёт.

Хуан со всё возрастающим интересом поглядывал на этого тридцатилетнего моряка и раздумывал, как использовать его для возвращения в Карибское море.

Встречные ветры вынудили судно далеко уйти к югу. Здесь ледяные ветры делали своё дело. Люди поголовно простужались, болели, и у Хуана оказалось масса работы. Он вспоминал того мрачного сквернослова лекаря, что лечил у него лихорадку и раны на голове и боку. Вспоминал подсказки помощника, но всё же часто его усилия не приносили облегчения людям.

Потом на ум пришли старые воспоминания. Он понял, что эти снадобья давно состарились, прокисли и кроме вреда ничего причинить не могут. Тщательно проверил настои и почти все вылил за борт.

И всё же матросы на него не жаловались. Хотя четверо уже нашли успокоение в морской пучине, но некоторые выздоровели. Хуан сам удивлялся этому, приписывая это крепости организма матросов.

Прошли мыс Игольный, вышли в Индийский океан, и ветер вновь отбросил судно за мыс и дальше на юг.

— Так можно пробиваться на восток целый месяц! — жаловался помощник дон Невес. — Это я прочитал в лоциях и трактатах видных мореходов. Гиблое место, скажу я вам, сударь.

Помощник не упускал случая подсмеяться над Хуаном, позволял себе иронию, но отношения у них развивались странные. С одной стороны Кловис помогал Хуану, с другой они постоянно беззлобно подшучивали друг над другом. Больше в этом преуспевал дон Кловис Невес ди Морел. И Хуана это нисколько не оскорбляло или унижало.

— Знаете, сеньор помощник, — как-то раз заметил Хуан, — охота мне поделиться с вами своими размышлениями. Но сначала я хотел бы поведать вам мои приключения с одной сеньоритой.

И Хуан подробно рассказал про странные отношения с Габриэлой. Пришлось немного опустить некоторые нюансы, но в основном его рассказ изобиловал подробными описаниями.

— Прежде всего, мой друг, — улыбнулся Кловис, — предлагаю перейти на «ты». Не возражаете?

Хуан приподнял брови, усмехнулся и согласился. Они выпили по кружке вина и Кловис сказал с некоторым сожалением:

— Значит, ты вначале похитил её ради выкупа для своей хозяйки?

— И общем так. Но потом неожиданно страсть обрушилась на меня. Но не я начал первый. Она была для меня слишком высоко, и я просто не осмелился бы предложить себя.

— Скромничаешь? Бывает. И как же потом? — глаза дона Кловиса загорелись.

— Никак. Потом мы постоянно ссорились. Я много раз говорил, что не люблю её. Она это принимала, а потом всё начиналось сначала. Однажды я её едва не прирезал. И тут же мы опять отдались друг другу. Что-то странное происходило с нами. Я её ненавидел и в то же время горел страстью к ней.

— А она как же?

— В том-то и дело, что она всегда первая и делала шаг. Я по глазам её это видел, и меня охватывало чувство, с которым я не мог бороться. Что это?

— Знаешь, Хуан, женщины загадочный народ. Их трудно понять иногда. Но она тебя выдала своим родственникам?

— И не подумала. Правда, они сами всё узнали, когда я её чуть не зарезал.

— Должен признаться, Хуан, что у тебя было действительно знатное приключение. И потом никакого продолжения?

— Мы расстались. Произошло много такого, что заставило меня скрыться. Тут ещё одно было, но это уже совсем другое, Лов

— Другое? У тебя так много всего было! Расскажи!

Приятели выпили по нескольку глотков вина.

— У моей хозяйки была внучка. Красивая мулатка. Почти белая. И она откровенно влюбилась в меня.

— Опять любовная интрижка? Занятно!

— Как раз наоборот! Ей всего одиннадцать лет, Лов. Но мы связаны через её бабку обязательствами. Я обещал помочь девчонке создать хорошую жизнь. А бабка её, как и отец, умерли. Но тут ещё то, что эта Габриэла оказалась сестрой той девчонки. И одна знает об этом, другая, меньшая, ничего не подозревает. А теперь она одна и я ничем не могу ей помочь. Можно было б бросить о ней думать, однако что-то меня заставляет так не поступать.

— А ты хоть что чувствуешь к этой сеньорите?

— Кто его знает? Сам ничего не пойму. Но что-то имеется. Я это знаю!

После этого вечера молодые люди по-настоящему подружились. Им вдвоём хорошо и интересно. Они могли поведать друг другу сокровенное. И всё же Хуан кое-что оставлял, ему не хотелось полностью открываться. Казалось, что так он может попасть в зависимость от португальца, а с этим он