Вега — звезда утренняя - Николай Тихонович Коноплин

ей радостно было слышать громкий голос Кострикова.

Даша и Костриков были сослуживцами, оба работали в опытном лесничестве. Дубовый массив лесничества начинался прямо в черте города, и если посмотреть с крыльца, то можно увидеть на горе первые ряды зеленых столетних великанов. Они были хмуры и кряжисты, словно былинные богатыри. А в узких голубоватых просветах между ними краснела черепичная крыша здания лесничества.

За спиной послышались твердые мужские шаги. Даша торопливо слизнула с губ блестящие, как алмазинки, капли воды и обернулась:

— Ну, так кто же из нас соня, Алексей Тимофеевич?

Костриков ничего не ответил, только посмотрел на Дашу долгим ласковым взглядом.

Даша вспыхнула и торопливо сказала:

— Алексей Тимофеевич, умывайтесь и живо за стол.

Раньше Даша удивлялась, когда про какого-нибудь человека, желая нарисовать его портрет, коротко говорили: у него настоящее русское лицо. Что это означало?

А вот теперь она знала: такой человек должен быть голубоглазым, широкоскулым и добрым. Таким, как Костриков.

Сама Даша была полной его противоположностью — худенькой, темноволосой и большеглазой. Эти внимательные глаза чудесным светом освещали все ее смуглое лицо, делая его в одно и то же время и задумчивым и чуть лукавым.

2

Последние дни небо было серым, до свинцового оттенка, и от этого очень неприятным. Но сегодня наконец-то июнь взял свое. В небе прорезались голубые окна, и сразу потеплело. Солнечные зайчики от многочисленных луж запрыгали на стенах домов. Радостные скворцы пели на деревьях, одетых в зеленые облака листвы.

Костриков и Даша решили идти в лесничество пешком. Даша давно мечтала об этом. Ей так хотелось показать Кострикову свой городок! Она то и дело брала Кострикова за руку и тянула с дороги в сторону: показывала ему белую школу с пушистыми елями у окон, где она когда-то училась; потом больницу, где работал ее покойный отец, врач; просторный и тенистый парк. Костриков послушно шел за Дашей, и по его глазам было видно, что все это ему очень нравилось.

Но когда они вышли на окраинную улицу, за которой весело зеленел луг, лицо его неожиданно изменилось, и он хлопнул себя по лбу.

— Что с вами, Алексей Тимофеевич? — спросила удивленная Даша.

— Беда, Дарья Сергеевна! Заговорили вы меня совсем, — сказал Костриков растерянно, — и, кажется, из-за вас я обманул людей. Эх, досада!

— Каких людей?

— Из Чигорака должны были за мной люди заехать… но я, как видите, их не подождал…

Даша озабоченно посмотрела на растерянного Кострикова и вздохнула. Она почувствовала себя виноватой. Потом подумала, щуря глаза, и сказала:

— А вы не расстраивайтесь. Не застанут дома, приедут в лесничество.

— В том-то и дело, что я не хотел этого…

Даша мельком взглянула на Кострикова и увидела, как его мягкое и милое лицо стало упрямым и некрасивым. И тут же вспомнила, что у Кострикова в последнее время участились стычки с Василием Евдокимовичем Подрытовым, исполняющим обязанности директора опытного лесничества.

Подрытов был высок, худ, «чертовски работоспособен», как говорили про него сотрудники, и имел одну странность — любил к слову и не к слову ввернуть анекдот и выпаливал их один за другим и при этом смеялся первым.

Не дальше как позавчера Подрытов, который последнее время часто провожал Дашу домой, рассказывал, что у него уже не хватает терпения разговаривать с Костриковым.

«Не понимаю, — говорил Подрытов, высоко поднимая плечи, — зачем человек с практическими склонностями идет в науку?»

Даша, которая совсем недавно, прямо из института, возвратилась в родной город, чтобы работать здесь лаборанткой в лесничестве, плохо разбиралась во взаимоотношениях сотрудников. Ее только очень удивляло, как это такие умные, хорошие люди, как Костриков и Подрытов, не могут найти общего языка. Из-за чего вечные разговоры «на высоких тонах», откуда эта внутренняя неприязнь?

Вот и сейчас, стоило, видимо, Кострикову вспомнить о Подрытове, как он уже изменился, замкнулся в себе.

— А вам, Алексей Тимофеевич, очень не идет быть серьезным. Посмотрели бы на себя…

— Да уж что смотреть! — вздохнул Костриков.

— Знаете, вам не следует так часто отрываться от основных опытов, — сказала Даша серьезно. — Вот Василий Евдокимович говорит…

— Ну, что говорит Василий Евдокимович, я прекрасно знаю, — сказал Костриков резко и сердито. — Мне и сегодня предстоит милая беседа с ним, так что хоть сейчас-то обойдемся без него.

3

Они шли уже по лугу, к мосту через речку. Пахло разогретой землей и тиной. Налитые дождем выбоины и ямки стали лужами и ослепительно сверкали под солнцем. А над рекой, которая струилась тихо, сонно и чуть рябила на желтых песках перекатов, сплошной зеленой стеной стояли пушистые осинки.

На том берегу они поднимались в гору, переходили в густой подлесок, и в нем звучно, отрывисто, словно пробуя голоса, перещелкивались соловьи.

— Дарья Сергеевна, уж не обиделись ли вы? — спросил Костриков, видимо, встревоженный молчанием Даши. Он щурил голубые глаза и пытливо всматривался ей в лицо.

— Что вы, просто не хочу их спугивать, — махнула Даша рукой в сторону леса. — Соловьиный ансамбль!..

Она хитрила. Ей хотелось поспорить с Костриковым. Она думала, что Подрытов, пожалуй, был прав, когда требовал, чтобы сотрудники ни в коем случае не отвлекались от основных исследований.

Но Даша повторяла бы мысли Подрытова, а этого она как раз и боялась. С каким насмешливо-скучающим лицом будет слушать ее Костриков! «В конце концов, я арбитром между ними не поставлена!» — решительно тряхнула головой Даша.

— Эге-ге-гей! Алексей Тимофеевич! — гулко разнеслось над лугом.

Они остановились и посмотрели друг на друга.

— Кажется, вас, — сказала Даша.

Костриков кивнул и обернулся. Лицо его тотчас же просияло. Тогда обернулась и заинтересованная Даша.

Она увидела: по лугу, не разбирая дороги, неслась бричка. В ней стоял парень и отчаянно махал снятой с головы фуражкой.

— А ведь это Турков из Чигорака, — сказал Костриков, оживляясь. — Ну, конечно, он… Знаете, Дарья Сергеевна, у меня к вам есть просьба…

Даша улыбнулась понимающе и чуть грустновато. Она уже знала, в чем будет состоять эта просьба. Костриков должен был провести сегодня день у нее в лаборатории. Но он уедет сейчас в Чигорак, а Даша должна сказать Подрытову, что работали они, как и было приказано, вместе.

— Хорошо, Алексей Тимофеевич… вы не беспокойтесь…

— Спасибо! Понимаете, Дарья Сергеевна, нынче мне особенно важно быть в Чигораке… А уж с завтрашнего дня и всю неделю — только на опытах. Вместе. Честное слово!

— Езжайте, Алексей Тимофеевич.

Он сжал ее руку ласково, но крепко. И Даша потом всю дорогу чувствовала это пожатие, останавливалась и тихонько дула на пальцы.

4

Лесной массив был разрезан глубоким оврагом. Овраг весь зарос кряжистым дубом