Мародеры. Как нацисты разграбили художественные сокровища Европы - Андерс Рюдель

Посыл был ясен: искусство модернизма – заговор, составленный и разжигаемый большевиками-евреями с целью развратить немецкую душу и ускорить вырождение нации. В центре заговора стоит «еврейство» – хотя из ста двенадцати художников, представленных на выставке, всего шесть имели еврейское происхождение. Больше всего картин для выставки – двадцать семь – отобрали у Эмиля Нольде, который поначалу даже сочувствовал национал-социалистам. Но примитивизм Нольде вызывал у «истинно народных» нацистов острое неприятие.

По отношению к искусству модернизма нацисты испытывали не только омерзение, но и вполне оправданное чувство тревоги. Унижая, нацисты пытались скрыть тот факт, что их самих унизили. Ведь художники-модернисты видели нацистов насквозь. Они обнажили нечеловеческую пустоту, скрывавшуюся за буржуазными ценностями, за которые так отчаянно цеплялись нацисты. Модернизм перетряхнул давным-давно закосневшие идеалы красоты и гармонии. Художники открыто говорили об унизительной и бессмысленной войне, которая стоила жизни миллионам солдат, погибшим в окопах Первой мировой.

Это было неугодное искусство. Оно изображало мир, который не только нацисты, но и многие в Германии не хотели и не были готовы принять. Отвращение было демонстративным и считалось здоровой реакцией, а не выходом неосознанно подавляемых чувств:

Мы видим на стенах вокруг нас порождения безумия, дегенерации и импотенции. Все, что показывает эта выставка, вызывает у нас гнев и отвращение[7],

– заявил в своей речи на открытии выставки «Дегенеративное искусство» ее куратор Адольф Циглер.

Геббельс отлично знал, как заинтересовать публику. Например, чтобы «защитить» молодежь, людям, не достигшим восемнадцати лет, вход на выставку был запрещен. Все было ловко срежиссировано министерством пропаганды Геббельса – подготовка заняла менее двух недель. Выставка «Дегенеративное искусство» имела успех. До закрытия в ноябре 1937 года в одном только Мюнхене ее посетило более двух миллионов человек (в то время как Большая немецкая художественная выставка собрала всего 400000 посетителей). Геббельс сразу отправил «Дегенеративное искусство» в «тур позора» по Германии и Австрии: Берлин, Лейпциг, Зальцбург, Вена, Дюссельдорф. Идея оказалась такой успешной, что была использована в других областях искусства. В 1938 году в Дюссельдорфе открылась выставка «Дегенеративная музыка», бичующая «упаднический» джаз.

Выставке «Дегенеративное искусство» предшествовали самые кардинальные культурные реформы в истории Германии. 30 июня 1937 года, за несколько недель до открытия выставки, по приказу Геббельса состоялось «очищение» (Säuberung) всех немецких музеев от нежелательного искусства. В ходе этой акции, которую можно назвать «хрустальной ночью» модернизма, было изъято 5328 картин и графических листов. Акция была направлена не только против художников еврейского происхождения – Марка Шагала и Людвига Мейднера, в первую очередь это была эстетическая чистка. Жертвой пали все направления модернизма – работы Пикассо, Мондриана, Матисса, Ван Гога и Гогена, а также немецких модернистов. Наиболее жестко обошлись с картинами Эмиля Нольде.

В ноябре 1936 года Геббельс разделался со свободной художественной критикой, установив, кому и как дозволено писать об искусстве. Гитлер и другие нацистские лидеры были убеждены, что в успехе модернизма виноваты газетчики. В их извращенном понимании между прессой, «контролируемой» евреями, и рынком искусства, где доминировали работы художников-евреев, существовал сговор, обман с целью наживы.

Поэтому нацистам было необходимо установить контроль над художественной критикой. В 1937 году партия на собственные средства стала выпускать искусствоведческий журнал «Искусство в Третьем рейхе» (Die Kunst im Dritten Reich), дорогое издание, украшавшее рабочий стол многих нацистских лидеров. Редактором был Альфред Розенберг, и журнал точь-в-точь отражал его догматичные взгляды на искусство. Однако «Искусство в Третьем рейхе» стало скорее утешительным призом для партийного идеолога, который надеялся контролировать всю культурную политику государства. Розенберг выиграл войну за идеологию, но проиграл битву за культурную политику.

* * *

После прихода нацистов к власти весной 1933 года агрессия, которая копилась в некоторых слоях немецкого общества, вырвалась наружу и захлестнула Германию. Ненависть по отношению к искусству Веймарской республики, которую нацисты в ожидании прихода к власти не поощряли, теперь приобрела широчайший размах. По стране прокатилась нацистская революция, сопровождаемая нападками на культурные символы предыдущей эпохи. Революция должна была покончить с вырожденческой культурой Веймарской республики.

На издания немецкой левой прессы был наложен запрет, интеллектуальные враги, такие как публицист Карл фон Осецкий, были схвачены и отправлены в только что созданные концентрационные лагеря, которые в первые годы нацистской власти заполнились политическими узниками. Тысячи нежелательных сотрудников различных организаций, ведомств и академий лишились своих мест. Нацисты стремились не просто к полной политической власти, но и к тотальному контролю над обществом. Это проявилось и в области культуры, где люди, сочувствующие национал-социалистам, просочились в руководство организаций самых разных уровней – от любительских театров до киноклубов. Писатели Генрих и Томас Манны, а также многие выдающиеся деятели культуры лишились возможности публиковаться. Всех писателей, библиотекарей, издателей и переводчиков призывали вступить в недавно образованную Имперскую писательскую палату (Reichsschrift-tumskammer), заменившую Немецкий союз писателей. Тех, кто отказывался, или тех, кому отказывали в членстве, ждал запрет на профессию.

За чисткой неугодных работников культуры последовала чистка собственно искусства. Составлялись черные списки книг и музыкальных произведений, считавшихся чуждыми немецкой культуре или критиковавших нацистский режим. Это коснулось не только современного искусства – были запрещены даже некоторые оратории Генделя, так как в них затрагивалась еврейская тема, например «Иуда Маккавей». Самым ярким проявлением так называемого «очищения» немецкой культуры стало сожжение книг.

Костры запылали в университетских городах по всей Германии 10 мая 1933 года. Они имели символический характер, так как должны были напомнить о сожжении книг на «Вартбургском празднестве» в октябре 1817 года, когда после наполеоновских войн Германию захлестнула волна национализма. Тогда, в дни празднования трехсотлетия Реформации (Мартин Лютер опубликовал свои «95 тезисов» именно в 1517 году) и четвертой годовщины Битвы народов под Лейпцигом, немецкие студенты жгли книги реакционных авторов и различные символы Франции у Вартбургского замка, в котором в XVI веке Лютер переводил Библию на немецкий язык. Сжигая книги, студенты демонстрировали свое недовольство тем, что немецкие земли так и не смогли объединиться после победы над французами. Нацистские пропагандисты очень ловко умели использовать подобные символические события национального характера, чтобы придать собственному режиму историческую легитимность.

10 мая послушать речь Геббельса перед костром из книг на площади Опернплац (сегодня Бебельплац) в Берлине собралось 40000 человек. Министр пропаганды говорил о том, что Веймарской республике с ее «экстремальным еврейским интеллектуализмом» пришел конец:

Перед нами рассыпается в прах интеллектуальный фундамент Ноябрьской республики, но на останках ее, словно птица феникс, поднимется новый торжествующий дух!

Огонь поглотил книги Карла Маркса, Бертольта Брехта, Эриха Марии Ремарка, произведения зарубежных писателей – Эрнеста Хемингуэя, Герберта Уэллса и многих других. Но это не было по-настоящему массовым сожжением. По всей Германии 10 мая было уничтожено всего 25000 книг, то есть действо имело главным образом символический характер, олицетворяя революционно-очищающую силу нацизма. Костры походили на праздничные представления, во время которых студенты пели песни и приносили клятвы. Очищение огнем стало символом национального единства, возрождения Германии, которое обещали нацисты. Во главе нацистской революции, как и спустя много лет в Китае, стояла молодежь. Ведь только молодежь не была запятнана культурной грязью Веймарской республики, только она была совершенно свободна от прошлого.

Нацистская революция и недавно завоеванная власть развязали и внутренние конфликты в национал-социалистическом движении – как на личном, так и на идеологическом уровне. В области культуры борьба шла между Розенбергом и Геббельсом. У Розенберга как основателя Боевого союза за немецкую культуру и главного редактора главной партийной газеты были все предпосылки для того, чтобы встать во главе культурной жизни страны. Его неудача в конечном счете объяснялась тем, что он никогда толком не умел полностью посвятить себя одному делу и всегда хватался за новые и новые проекты. Это отразилось и на его союзе, с помощью которого ему удалось объединить различные «подлинно народные» (völkische) движения, но который он не смог превратить в политическую силу, действующую в его собственных интересах.