Последний довод побежденных - Сергей Лапшин

Повезло. Вовремя перевязали, остановили кровь, и вовремя попал в санбат. В не меньшей степени повезло оказаться в госпитале в Москве, в хирургии. Там его подлатали, вытащили все осколки, кроме двух — из головы. В общей сложности пролежал Развалов три месяца после операции. Сочтя, что выздоравливающий готов к службе, его стали готовить на выписку. «Покупатели», интересуясь прошлым, готовы были оторвать десантуру с руками. Предлагали все, что угодно, — от командирских курсов до возвращения в дивизию. А Развалов, может, и нелогично совсем, выбрал разведку. В отличие от многих своих соседей по палате, от войны десантник не устал и от нее же не прятался.

На счету Развалова к настоящему моменту было шесть операций. И ни в одной из них он серьезных ранений не получил, не считая проникающего в руку, с которым даже не выходил из строя. А ведь доля разведчиков считается в разы горше тех же самых пехотинцев. Если пехота — три атаки,[14] то разведчик рискует в каждой вылазке. Вот только при грамотном подходе, да при хорошем командире, да при разработанном плане операции эти самые потери здорово снижаются. За шесть раз, что ходил Развалов, считай что за два активных месяца, отряд Терехова потерял четверых убитыми и троих серьезно раненными. Вполне сравнимо с теми же самыми пехотинцами.

Задержались в передовых укреплениях, наскоро оборудованных в крайних хатах села. Устроились кружком, пока старшина из наблюдателей докладывал о замеченных немцах. Указывал распознанные пулеметы, секреты и засады, которые смогли обнаружить за столь короткий срок.

Волкову это не нравилось. Категорически. Впрочем, судя по лицу Терехова, который хоть и слушал внимательно, кривился при кратком рассказе, ему тоже. Ну что тут сказать, по крайней мере, рисковать они будут вместе: и Волков, и люди Терехова. Думать, что дивизионные разведчики сами по своей воле полезут на немецкие стволы, абсурдно. Значит, что-то действительно важное и значимое заставляет их поступать именно так, а не иначе. Эта мысль несколько примирила внутренне бунтующего Волкова с необходимостью вести отряд. Ни в коем случае не сдался он, все еще считая глупостью и сумасбродством всю затею, но столь активно противиться ей, как было раньше, перестал.

По мере рассказа дозора оба командира — что Волков, что Терехов — в своих мыслях только укреплялись. Все, что смогли заметить наблюдатели за несколько часов, локализовалось в деревне, которая была метров на двести левее от их предполагаемого маршрута. На дороге и в кукурузе никого замечено не было. Естественно, это не гарантировало, что там действительно никого нет, но надеяться и допускать нечто подобное было можно. Порадовал старшина еще и двумя засеченными пулеметными точками, предположительным НП[15] и тем, что сигналок немцы не пускают. Последняя новость особенно пришлась ко двору.

Все, что нарушало ночную тишину — легкое шуршание сапог и ботинок по траве. Разведчики были обуты разнообразно, дело привычки. Вот только двигались одинаково бесшумно, полностью оправдывая те прозвища, коими их награждали немцы. Шли легко, пригнувшись, быстрым шагом, почти перебежками. Волков и Москвичев впереди, в паре десятков шагов, авангардом. Группа Терехова позади, гораздо плотнее, тщательно оберегая радиста.

Развалову пока не пришлось ползти на пузе. В отличие от многих других выходов, этот проходил чуть ли не в царских условиях. Короткая перебежка, остановка на одно колено, отдышаться, осмотреться, и снова вперед. Метод передвижения выбирали командиры, и, по крайней мере, пока он себя оправдывал полностью.

Они вышли в сторону от собственного села и к занятому немцами населенному пункту также не приближались. Даже теоретически вектор их передвижения не мог пересечься хоть с каким-то источником света ни с советской, ни с немецкой стороны. Облачность, столь характерная для осени, вообще была такая, что, казалось, давала гарантию невидимости. Оставалось только удивляться, как вообще умудряются ориентироваться двое ведущих впереди. Но — ориентировались. И оттого Развалов чувствовал, как потихоньку отпускало напряжение, традиционно заставлявшее натягиваться нервы в тугие струны.

Нет-нет, это не было расслабленностью. Ни в коем случае. С момента выхода со своей стороны и до возвращения Развалов всегда, каждую секунду был внимателен и собран. Просто немного, совсем чуть-чуть отпустило.

Терехов поднял руку, и все как один резко приникли к земле. Развалов уже привычно, распластавшись, чуть поднял голову, беря вперед, на предплечье правой руки, взятый за ремень автомат. Без пластаний, ясное дело, какая разведка? Побегали, покрыли приличное расстояние, и ладно. Дальше на животах.

Приходилось и по целой ночи вот так — ползти, ползти. В грязи, таща на себе неподъемные комья земли, чуть ли не до умопомрачения. Так что потом валялся час, не чувствуя ни ног, ни рук, и с ужасной ломотой в спине. И все конечности, помнится, тряслись, как у припадочного. Бывало, ну и что с того. Хорошо, что сегодня подобного жребия не выпало.

Меж тем, не получив сигнала двигаться, Развалов кинул короткий взгляд на небо, и этого хватило для понимания. Как назло, короткого пробела в облачности вполне хватило, чтобы на землю взглянула луна. Впрочем, для паники никаких причин не было. Развалов прекрасно видел, что еще до самого сигнала бойцы рассредоточились, и разглядеть их в обманчивом, склонном все и вся искажать лунном свете шансов было немного. Тем более с расстояния метров в сто пятьдесят, на котором находилась деревенька, занятая врагом.

Да, оказывается, такими вот перебежками они хорошенько удалились и от своего места выхода, и сам населенный пункт, который был в руках фашистов, почти обошли. И направление правильное выдержали. Ну, тут стоит поблагодарить Волкова, провел разведчик прекрасно. Вот уж неизвестно, как он чуял вектор движения, однако же ни на градус от него не удалился. Справа впереди, метрах в двадцати-тридцати, начиналась неубранная кукуруза. Слева, постепенно приближаясь к залегшим разведчикам, а затем проходя по краю поля, шла дорога со слегка приподнятыми обочинами, которая как раз таки и являлась ориентиром для всей группы.

Волков, залегший с Москвичевым практически у плавного поворота, который делала грунтовка к полю, не сводил глаз с того, что открылось ему впереди. Пожалуй, иди они так беспечно, быстро, как делали до того, последствия были бы катастрофичными. Однако и теперь, остановившись на самой ленточке неприятностей, ситуацию сложно было назвать легко разрешимой. Именно здесь, у поворота, который делала дорога, пользуясь ее рельефом, легким пригорком, немцы за те несколько часов, что выдались им от темноты, успели вырыть позицию под пулемет. Вообще-то, следовало признать, толково. Место это никоим образом не просматривалось из деревни, которую занимали русские, и фланкирующий пулемет был бы для них в случае атаки очень неприятной неожиданностью. Еще большей неожиданностью он стал для наметивших здесь проход разведчиков.

Хороший, длинный окоп, еще не до конца законченный. Судя по всему, луна и немцев застигла за приготовлениями. Хотя, с другой стороны, разведчики бы слышали звуки работ, а за все время выдвижения, Волков готов был поклясться, он не слышал ничего. Собственно, сам окоп сержант видел постольку-поскольку, а вот жерди, сложенные на отвалах, которыми следовало бы прикрыть окоп сверху и уложить на него дерн, были видны великолепно. Немцев не было.

И это давало надежду. Ни звуков работ, ни голосов, ни мелькания сигарет — может быть, работы заброшены? Ну или хотя бы прекращены на некоторое время? Это был шанс. В конце концов, заметили бы их, уже б давно крошили. Пусть и не пулеметом, не очень удобный у него тут сектор, но из личного оружия — наверняка.

Волков коротко повел плечами, будто сбрасывая напряжение, и аккуратно двинулся вперед. Плечо-колено, плечо-колено, не спеша. Перетекая по земле из одного положения в другое. На правой руке, на предплечье, автомат за ремень, который удобно сбросить в одно мгновение и тут же достать нож с пояса.

В мгновение ока остановился, лишь только почувствовал, как на сапоге сомкнулась ладонь Москвичева. Приник к земле и медленно повернулся к своему подчиненному, глядя через плечо. Лунного света оказалось достаточно, чтобы прочитать по губам бойца, раздельно и четко, беззвучно произнесшего:

— Мины впереди.

Сердце Волкова ворохнулось, тут же забилось быстро, аритмично. Правильно! Как он мог забыть о такой простой, черт его дери, мере предосторожности. Отсеченная позиция, да незаминированная, как такое может быть? Обернулся, тщательно осматривая землю перед собой, и тут же обнаружил прямо перед носом, может, сантиметрах в тридцати, легкий бугорок в траве. Не знай, не думай о минах, и не разберешь. Аккуратно отпустил ремень автомата, потянул без лязга, без звука, нож из ножен и ткнул перед бугорком, медленно нажимая, пока не коснулся лезвием, не услышал легкий металлический клик. Отлично. Завел группу на заграждения.