Дом среди сосен - Анатолий Злобин

Все, Митюха, кончилась привольная жизнь. Бросают нас на прорыв. Мы теперь как резерв главного командования: наш опыт другим необходим. Все сначала начинать придется.

Алло, гараж? Дайте же гараж, срочно машины заказать для переброски. Что, не гараж, а родильный дом? Гараж-то где? И кто только такую связь придумал.

Кого там? С балкона девушка рукой машет. Это же Вера, мы с ней еще утром договорились.

Ладно, сам на крылечко выйду. Вера, ты меня слышишь? Что? Видишь, но не слышишь? И я тебя вижу, но не слышу. Что лучше: видеть, но не слышать или слышать, но не видеть — вот в чем вопрос.

Да я и так кричу, громче некуда. Вера, я сейчас приказ получил. С удовольствием бы погулял с тобой, ты мне нравишься... Что? Опять не слышишь? Ах, черт возьми, телефона нет под рукой — вмиг бы договорились. Тут, можно сказать, жизненный вопрос решается — а телефон не работает, хоть ты у нас и телефонизирована.

Вера, слушай меня. Перебрасывают нас. Срочно перебрасывают в энский район на прорыв. По приказу начальства. Там у них прорыв, понимаешь. План мы должны гнать, окружающую местность по броне телефонизировать, прогрессивку обещают. Звони мне туда, слышишь, запиши телефон.

Эх, опять не слышит. Ну вот, я тебе бумажку с номером показываю. Не слышишь и не видишь? Вот беда-то какая. Прямо трагедия — хоть с девятого этажа...

Как же это так, товарищи? Взрослые люди, а договориться между собой не могут — слышимости нет. Со всех сторон Горохова общипали: деньги за гараж и ремонт вперед, в кои веки девушку встретил — и не слышу ее.

Куда же мне теперь податься? Посоветуйте мне люди, — если вы меня слышите.

ТАЙНА МОЕГО ШЕФА

(В двух частях)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Садись скорей, Борис, через две минуты начинают. Интересно, хоть сегодня-то мы узнаем, кто похитил пятьсот тысяч. Это какая же будет серия? Третья? В первой пятьсот тысяч украли, во второй начали искать, сегодня предстоит найти похитителя.

Конечно, там орудовала шайка. Но кто у них шеф, вот вопрос. Как это нет шефа? В каждой шайке непременно должен быть шеф. Таков закон жанра. И кто-то непременно должен его заложить.

Да сядешь ты наконец? Уже титры начались. Серия третья, как я говорила. У меня память профессиональная, если бы у меня не было такой прекрасной памяти, я не сидела бы на столь ответственной должности. Мне за память прогрессивку платят.

Уселся? И, пожалуйста, не вздумай налаживать телевизор, видимость отличная.

Знаешь, Боря, у нас на заводе ликование. Утром был митинг, снимали для телевидения, а после обеда прислали утвержденный план из центра. Ни одного процента плюса, представляешь? У всех энное число процентов прибавки, лишь мы остались на том же уровне.

Я лично вручила директору пакет из центра. Он тут же вскрыл, сгорая от любопытства, и расцвел. Говорит мне:

— Кажется, мы с вами неплохо потрудились, Татьяна Сергеевна. Срочно пригласите ко мне главного...

— Что? Я тебе мешаю? Да там и смотреть нечего: операторы, композиторы, костюмеры. С чего начнут серию, как ты думаешь? По-моему, со следователя, он просто душка.

Погоня пошла — вот те на! Кто же кого догоняет? Ага, понятно, преследователи гонятся за преследуемыми. А те удирают, коль эти за ними гонятся.

Ты знаешь, Борис, я бы углубилась в психологизм. Я понимаю, детектив требует внешнего действия: похищения, погони, потасовки. А где психологизм, я тебя спрашиваю? Вот мой шеф — Василий Петрович Красилов — тончайший психолог. «Мы с вами неплохо потрудились» — так и сказал. Разумеется, я ему помогала как могла, но главную работу вел он.

Ой, догоняют! Сейчас их схватят. Стрелять, наверно, будут! Приглуши, пожалуйста, звук, я выстрелов не люблю. Нет, не умеют у нас строить психологическую интригу.

Ты думаешь, это так просто, получить хороший план на год? За это месяцами бьются, доказывают, согласовывают. А мой шеф за один день все организовал.

И никаких связей, уверяю. Работал исключительно на психологии.

Хорошо, Боренька, я тебе расскажу, но чтобы это из наших стен ни-ни-ни, надеюсь, ты меня понимаешь?

Ты знаешь, наш директор молодой, всего полгода на заводе, его и прислали для того, чтобы вытащить наш «Строймаш» из прорыва. Это же позор, крупнейший завод в Энске и больше двух лет сидит в прорыве. Солидная фирма, подъемные краны, грейдеры, наша знаменитая скороварка, наконец. А мы забыли, что такое прогрессивка.

И Красилов сказал твердо:

— Я вас вытащу, все мои резервы будут приведены в действие.

Я лично застенографировала эти исторические слова.

А эти все гонятся друг за другом. Какая длинная погоня, ни грана выдумки, теперь их не догонишь.

Я тебе все объясню, Борис. Это они план по сериям перевыполняют. Им ведь тоже хочется прогрессивку заработать. А то, что действие, несмотря на погони, стоит на месте, никого не касается. Зато план по сериям перевыполнен, прогрессивка в кармане.

За все остальное расплачивается зритель.

Нет, Боренька, там я не была зрителем. Я помогала, и весьма активно. Это у меня пятый директор. К тому же у меня на столе селектор, в любую минуту я могу подключиться к директорскому разговору. Ведь я не только секретарь, я доверенное лицо.

Почему я раньше тебе об этом не рассказывала? Во-первых, ты никогда не слушаешь, с тобой только у телевизора и можно поговорить. А главное, не было результата. Результат лишь нынче пришел — утвержденный план.

Кто? Я перескакиваю? А они не перескакивают? Только что была погоня, а теперь готовят очную ставку. У меня все последовательно, дорогой.

Могу рассказать с самого начала. Его прислали к нам из Эмска, специалист по прорывам. Я выслала на вокзал машину. И вот Красилов появился передо мной в сопровождении главного инженера. Представился первым, спросил, давно ли я работаю. И стаж мой одобряет.

— Надеюсь, Татьяна Сергеевна, мы с вами сработаемся.

Мне он с первого взгляда пришелся: высокий, подтянутый, костюм с иголочки. И в глазах мысль.

Словом, что надо директор, деловой, современный. И не тряпка, ты уже чувствуешь?

Сел в новое кресло, примял его — все впору. Я стою с карандашом наготове: сейчас продиктует приказ о своем назначении, скажет, когда актив собирать.

Он словно не видит.

Включил селектор. И сразу быка за рога — вызывает начальника сборки.

— Товарищ Сергач, почему так долго ремонтируете сушильную камеру? Третий день камера не работает. Или вы надеетесь на солнце? По-моему, на дворе октябрь. Из-за вас может встать вся сборка. Сегодня вечером на совещании прошу доложить об окончании ремонта. У меня все.

Переключил рычажок на пульте.

— Отдел снабжения? Товарищ Мешков? Доложите о причинах срыва доставки проката двенадцатого типоразмера. Пятый участок стоит из-за вас вторые сутки.

— Дорога не дает вагонов, — ответил без запинки Мешков.

— Ну, знаете, если для начальника снабжения вагоны могут служить объективной причиной... Займитесь лично этим вопросом. Вечером прошу доложить о доставке проката.

Точно так же позвонил Красилов и в заготовительные цехи. Главный инженер Никольский стоял рядом и удивлялся подобной осведомленности. А я уже догадалась: новый директор прочитал «молнии» у заводской проходной, вывешенные «комсомольским прожектором». Зоркий глаз!

Через полтора часа во всех цехах знали: у нового директора твердая рука. Завод гудел, как растревоженный улей. Говорили об одном: если новый так решительно взялся за дело, мы наконец-то выполним месячный план, а если дальше повезет, то и годовой. Впервые за эти три года стали думать о будущем с надеждой.

Смотри, очная ставка закончилась, а по-прежнему ничего не ясно. Все-таки видел он или не видел, как пятьсот тысяч брали? Это же не иголка в стогу сена — пятьсот тысяч! Нашему заводу три дня пыхтеть день и ночь, чтобы такие деньги заработать.

Как что дальше? О чем ты спрашиваешь? У нас реальная кипучая жизнь, страсти и круговороты, а здесь сплошное голубое мерцание.

Померцало и рассеялось.

А мы постоянно творим.

Однажды слышу, как Красилов ведет разговор с главным инженером. Тема та же: дадим план в октябре месяце или не дадим.

До конца месяца осталось десять дней, а у нас всего сорок процентов выполнения.

Красилов подсмеивается над главным:

— Даете всего восемьдесят процентов плана, а штурмовщина, как у больших, на все сто процентов. Вам не кажется такое положение, мягко говоря, странным?

Главный молчит, ему нечего сказать. А Красилов продолжает:

— Но меня волнует другое. Нужно ли нам вообще давать план? Вот в чем вопрос, как сказано у классика драмы Вильяма Шекспира.

— Как можно ставить вопрос таким образом? — подскочил главный инженер.

— Только так его и необходимо ставить. Не мне объяснять вам, как организовано современное планирование. Оно ведь основано на принципе — от достигнутого. Хорошо, будь по-вашему. Мы понатужимся, дадим в октябре план, потом понатужимся еще больше — до предела и сверх того — и дадим годовой план. Но какой ценой? Фонды окажутся съеденными, нормативные запасы, заготовительные цехи — на нуле. После такой встряски заводу три месяца придется приходить в себя. И уж тогда-то мы наверняка завалим план следующего года, увеличенный нам по нашей собственной недальновидности.