Кремлевские подряды. Последнее дело Генпрокурора - Юрий Скуратов

Стр. 270. «Я должен отстранить нечистоплотного прокурора, и я это сделаю».

Очень важный момент. Сразу видно, что дело, возбужденное против меня, было ни чем иным, как средством, чтобы добиться моего отстранения. Совершенно очевидна политическая подоплека и ангажированность как слов, так и поведения президента. Что касается политического заказа, то он здесь виден невооруженным взглядом. «Должен»? Любой ценой? А как же соблюдение Закона?

Стр. 270. «Указ был подготовлен в строгом соответствии с законом о прокуратуре и Конституцией России».

Ничего подобного. Конституция России в те дни никак не регламентировала этот вопрос. Здесь налицо правовой вакуум в части возбуждения уголовного дела по отношению к Генеральному прокурору. Сегодня этот пробел уже устранен, а тогда все направленные против меня действия были абсолютно противозаконными, о чем я уже подробно рассказал выше. И наоборот, действия президента, «защищающего» себя и свою семью подобным образом, вполне вписываются в состав преступления, предусмотренного статьей 235 Уголовного кодекса РФ – злоупотребления должностными полномочиями.

Стр. 270. «В дальнейшем проверка следствия показала, что только документально зафиксированных встреч Юрия Ильича с девицами легкого поведения было не меньше семи».

Чушь. Это утверждение не было подтверждено имеющимися материалами дела и никак не доказано. Кроме слов и домыслов тут вообще ничего нет. Дело и было прекращено из-за недоказанности. Коль так, то и вопросов никаких просто не должно быть.

Это было очень странное уголовное дело. Допустим, я со всеми этими девицами действительно «общался». И вот через год они об этом вдруг вспомнили и побежали писать заявления, что я им всем, якобы, угрожаю. Как по команде…

Но уж больно слабая у них оказалась мотивация, при первых же вопросах она стала разваливаться как карточный домик. Почему опомнились только через год? А что, Скуратов всех вас нашел и всем сразу начал угрожать? В общем, нестыковочка получилась…

На самом же деле все объяснялось очень просто. Когда была сфабрикована пленка, действие надо было развивать дальше. Тогда-то и начались поиски подходящих девиц, которые подтвердили бы происходящее на пленке. Их навербовали из среды проституток, пригрозили лишением прописки, выдворением из Москвы… Кстати, проверка показала, и это было отражено в деле, что оперативные сотрудники МВД, которые были на связи с этими проститутками, избивали их и насиловали.

Организаторы провокации в рвении выслужиться перед начальством перегнули палку, переборщили. Так, одна из проституток подробно рассказывала, как была со мной, в деталях описала помещение, сауну. А потом, когда стали проверять показания, оказалось, что ее вообще в это время в Москве не было. Другая говорила, что я с ней несколько раз встречался в Сочи, в гостинице «Редисон-Лазурная». Но я – охраняемое лицо, от моих охранников никуда не спрячешься, они все знали бы. К тому же я отдыхал тогда на правительственной даче, в прекрасных условиях, и снимать номера с проститутками – это уж чересчур!

Так создавалась клевета…

Короче, когда показания девиц перепроверили, все подобные эпизоды сразу же прекратили за недоказанностью.

Стр. 271. «Столкновение президента и губернаторов для страны крайне опасно… Такое собрание… могло, если потребуется, и царя лишить короны».

Ельцин знал, что в кулуарах за глаза его многие звали царем, и ему это очень нравилось. Здесь аналогия не случайна, поскольку все то, что не совпадало с его волей, любое расхождение с его точкой зрения воспринималось Ельциным не как естественное проявление демократии, а как чуть ли не заговор против него, как смута и раскол. А то, что он должен жить по Конституции, в системе разделения властей, в расчет не принималось.

То, что Совет Федерации в деле Скуратова сказал ему «нет» – обычная для всего демократического мира ситуация, но она стала для Ельцина, как красная тряпка для быка. Он разъярился и в пику Совету Федерации незаконно отстранил меня от дел. Совет Федерации и тут не подчинился ему и отказался утвердить это отстранение. Но удила уже закушены: Ельцин идет на незаконные меры, возбуждает уголовное дело – лишь бы додавить Скуратова. Это был почерк бульдозера, сокрушающего все на своем пути.

Ельцин побаивался губернаторов, многие из которых имели большой политический вес и выделялись достаточно независимыми взглядами. Ельцин боялся Совета Федерации. Это передалось и Путину, который постарался сразу же заменить старый, мощный состав этого органа на нынешних беззубых «представителей». Тогда это была сила, сейчас – ее слабая тень.

Стр. 272. «Многие ли из этих 79 (тех, кто проголосовал на Совете Федерации против моей отставки. – Ю.С.) действительно верили в то, что Скуратов вот-вот достанет волшебный портфель и откроет номера счетов в швейцарских банках, назовет заказчиков громких убийств? Думаю, почти никто».

Уже сегодня, анализируя свои действия, я думаю, что все же допустил тогда ошибку. Надо было бороться с Кремлем только атакуя, но не на Совете Федерации, а на самом первом заседании Госдумы, куда меня пригласили выступить с разъяснениями; надо было более четко обозначить причастность Ельцина и его семьи к коррупции – рассказать депутатам имевшуюся тогда у меня сенсационную информацию о деле «Мабетекса» сразу и концентрированно. Не раскрывая деталей, проинформировать, что за право провести реконструкцию Кремля давались огромные взятки, что причастно к этому все руководство Администрации президента, что не ясна в этом деле роль последнего…

Тогда я ограничился в своем выступлении лишь фразами о незаконности моего отстранения, полагая, что использовать материалы, которые передали мне швейцарцы, я не имею права – это было бы использование служебных документов в личных целях. Все же, как я понимал, от меня ждали другого – конкретных фактов. Конечно, расскажи я хотя бы толику того, что знал – ситуация в стране была бы повернута радикально. Не исключаю, что это стало бы началом импичмента Ельцина…

Я много и мучительно переживал. С одной стороны, я не профессиональный политик, с другой – я видел, какими методами со мной работают. Сегодня, по прошествии времени, я понимаю, что мне в конце концов надо было решиться и перейти к чисто политическим акциям, т. е. в наступление – этого откровенно боялись и Ельцин, и его окружение.

Стр. 277. «Только чистыми руками можно победить коррупцию. И только с честной командой. Я в свою команду верил всегда…»

Не в бровь, а в глаз. За кого же, Борис Николаевич, вы нас всех принимаете? Почти всю вашу команду коснулись уголовные дела, а вы утверждаете, что это честная команда!

Стр. 278. «Трудно сказать, какие чувства… испытывали (его коллеги. – Ю.С.) в связи с историей Скуратова – стыд, недоумение, ненависть?»

Да, все это было. Но по другому поводу. Когда вся эта история раскручивалась – с возбуждением уголовного дела, с травлей, – мои коллеги понимали, что к чему. Известен случай, когда молодой следователь, мой бывший ученик Владимир Нифантьев, отказался ехать на обыск, сказав, что знает меня как честного человека. Он открыто заявил, что участвовать в беззаконии не хочет. Для того времени это был поступок, который едва не стоил ему карьеры. Могу сказать, что большая часть работников прокуратуры была за меня. Сколько из-за этого прекрасных людей и специалистов уволилось! Да, гнев был, было недоумение, но не в том смысле, какой вкладывает в эти слова Ельцин.

Стр. 278. «Он продолжал ездить на черной машине с мигалкой, жить на госдаче, играть в футбол с охраной».

Юридически я оставался Генеральным прокурором. И отказ от полагавшихся мне привилегий – машины, охраны и так далее – означал бы, что я согласен с обвинениями. Это было делом принципа. Да и ошибочно полагать, что я, будучи отстраненным, просто бездельничал. Сама борьба требовала много сил и нервов. Я обычно говорю: «Не дай Бог, но вас бы тогда на мое место. Я посмотрел бы, как вы себя повели». Необходима была собранность: шла подготовка к выступлениям на Совете Федерации в Госдуме, а все свои выступления я писал сам. Много сил и времени занимало отстаивание своей позиции в суде различных инстанций, всевозможные обжалования, работа с адвокатами. Я дал сотни интервью. Я не чувствовал себя затравленным. Поступило огромное количество писем в мою поддержку, – мешки писем со всей страны. Я написал несколько учебников, работал над новой редакцией Комментариев к Уголовному кодексу РФ – уже вышло четыре издания этой книги. Опубликовал ряд статей, книгу, работал с аспирантами, стал заведующим кафедрой в Российском государственном социальном университете, читал лекции. Одним словом, времени я не терял, жизнь моя оставалась полнокровной. А что в футбол играл с охраной – так я спортом занимался, а не водку пил, как некоторые.