Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрей обещал это учитывать.
Он бывал у меня дома, хорошо знал мою семью. А в последнее его лето вместе с Яном Френкелем был у меня на даче.
Пока накрывали на стол, я предложил немного пройтись.
— Пройтись? — переспросил он с преувеличенным ужасом. — Исключено.
Мы сели на скамейку.
— А комаров у вас нет? — поинтересовался он весьма серьезно.
Комаров не было.
В остальном это был прежний Андрей Петрович.
Год спустя я сказал к месту своей внучке — третьекласснице:
— Был такой замечательный человек, Андрей Петрович Старостин…
Она посмотрела на меня с удивлением:
— Почему был?
— Он умер.
— Как? Но он же приезжал к нам летом… — И глаза ее наполнились слезами.
Она хорошо помнила его, и ее поразила столь очевидная реальность перехода из жизни в смерть.
На поминках по Александру Старостину я прочитал строчки из моего давнего стихотворенья. Теперь их вполне можно отнести и к Андрею. Там есть слово «команда», у меня имеется в виду корабельная, но ведь то же самое можно сказать и о футбольной:
Команда сильно поредела,
Таков был будничный уклад,
И для живых, по сути дела,
Жизнь состояла из утрат.
…Горько и странно, что его нет.
Жена — цыганка
В ресторане нашего писательского Клуба я ужинал с Андреем Петровичем и Михаилом Михайловичем Яншиным. Был еще Арик Поляков. Сидели спокойно, никуда не торопясь и говорили не только о футболе.
Шел мимо, уже к выходу, поэт и очеркист Владимир Гнеушев, симпатичный мне человек. Он на ходу кивнул мне, потом посмотрел на наш столик внимательней и вдруг повернул к нам.
Подойдя, он бегло поздоровался, основательно уперся ладонями в стол, а взглядом — выборочно — в Андрея Петровича и стал проникновенно объяснять ему, как он его уважает. По правде сказать, это несколько меня удивило: я никогда не слышал, чтобы Гнеушев интересовался футболом. Но тот, нависая над столом и заглядывая в лицо Старостина, продолжал что‑то ему нашептывать. Андрей Петрович был, конечно, человек привычный к обожанию, умел это переносить, но тут и он уже начал томиться.
— Володя, — пришел я на помощь, — ну что ты все: Андрей Петрович, Андрей Петрович. А вот Михал Михалыч Яншин…
Расчет мой оказался точен. Гнеушев ахнул и переключился на Яншина:
— Михал Михалыч!..
Теперь он говорил о каких‑то ролях, виденных в разные годы фильмах и спектаклях… Вдруг он опять вспомнил о Старостине и стал попеременно обращаться к тому и другому.
Они оба уже поворачивались ко мне — за помощью.
— Ладно, Володя, спасибо на добром слове, — сказал я ему дружески. — Нам всем очень приятно…
Те тоже покивали ему. Гнеушев галантно раскланялся.
— Кто это? — разом спросили оба, едва он отошел. Я сказал.
Ужин продолжался, про Володю вскоре забыли.
И тут, может быть, через полчаса, мне пришло в голову:
— А вы знаете, почему он подходил? Вроде бы ни с того ни с сего?..
Они даже не сразу поняли, о ком я.
— Да?
— Его же к нашему столу просто притянуло — подсознательно. То, что он болтал, это так. А причина другая: у него жена цыганка!..
Они оба так и ахнули:
— Почему же вы нам сразу не сказали?
— Да я сам только сейчас догадался. Только сообразил…
— Как интересно!..
Объясню причину их реакции.
Михаил Яншин был женат до войны на известной цыганской артистке Ляле Черной. Андрей Старостин учился с нею в школе, а его женой всю жизнь была ее двоюродная сестра, тоже артистка, плясунья из театра «Ромэн» Ольга Кононова. Она с маленькой Наташкой к нему и в Норильск ездила.
Теперь они сокрушались время от времени:
— Как жаль, что он ушел. Правда, жена — цыганка? Это же такая редкость!.. И неужто он ничего не знал про Лялю и Ольгу?
Беседа
Он увлеченно стал ей рассказывать:
— Форвард ударил по воротам и не попал.
Она спросила:
— Куда?
Он внимательно посмотрел на нее и ответил:
— В институт!..
На этом их беседа окончилась.
Разговор о футболе
Помню, был я в семидесятые годы в составе писательской делегации в Польше. Выступала наша группа на заводе в Катовице. Прямо в цехе. Рабочие всем своим видом показывали, что воспринимают мероприятие чисто формально. Хорошо встретили только Кайсына Кулиева. Он умел кого хочешь расшевелить, да и поляки почему‑то расположены к кавказцам.
Я же, поднявшись, сказал, что существуют вещи, которые связывают людей, располагают их друг к другу. Например, не только в Польше, но и многие в России со знанием дела, с удовольствием или даже с подлинным восторгом произносят такие фамилии, как Дейна, Лято, Шармах…
Публика оживилась.
— Гадоха! — кричали мне с мест.
— Каспарчак!..
— Жмуда! — добавлял и я.
— Томашевский! — продолжали они. А потом неуверенно прозвучало и несколько русских фамилий.
Мои попутчики ничего не могли понять.
А я называл футболистов сборной Польши, тогдашних бронзовых призеров чемпионата мира.
Два ответа СтрельцоваФутбольная команда ветеранов, еще совсем недавних звезд, выезжала на игру в соседний областной город.
За час, по — стариковски, встретились на вокзале.
— А Сам где?
Так они между собой называли Стрельцова. Неплохо.
Стрелец жил в одной остановке от вокзала. Решили на всякий случай ему позвонить. После нескольких гудков он снял трубку.
— Эдик, ну ты что?
Он спросил хрипло:
— А сейчас сколько?..
— Девять.
— Еще рано, — отреагировал Стрельцов и положил трубку.
Подали состав. Капитан опять пошел к автомату.
Снова Стрелец отозвался не сразу. И опять спросил:
— А сейчас сколько?..
— Без пятнадцати десять.
— Уже поздно, — вздохнул Сам и тихо положил трубку.
Я услыхал эту историю от динамовца Эдуарда Мудрика.
ОбществоОдин известный футболист, учась в школе тренеров, вытащил на экзамене билет с вопросом об общественных формациях и ничего не смог сказать по этому поводу.
Преподавательница задала несколько наводящих вопросов и наконец спросила напрямик:
— Ну в каком обществе вы живете?
Он ответил:
— «Локомотив».
Футбольный чемпионатФутбольный чемпионат мира в Италии. Судьба нескольких важнейших игр решалась при помощи послематчевых пенальти. Нервное перенапряжение чудовищное. Так вот, более всего удручает даже не тот факт, что у нас в команде не оказалось лидера и нет звезд. У тех — не только игровой класс, у тех тренеры, улыбаясь, обнимают потом за плечи промахнувшихся футболистов. Класс человечности!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- Победивший судьбу. Виталий Абалаков и его команда. - Владимир Кизель - Биографии и Мемуары
- Сашка. Мой. Герой - Евгения Владимировна - Биографии и Мемуары / Воспитание детей, педагогика / Русская классическая проза
- Рассказы - Василий Никифоров–Волгин - Биографии и Мемуары
- Учитель - Борис Кушнер - Биографии и Мемуары
- У романистов - Петр Боборыкин - Биографии и Мемуары
- Освоение Сибири в XVII веке - Николай Никитин - Биографии и Мемуары
- Гоголь в Москве (сборник) - Дмитрий Ястржембский - Биографии и Мемуары
- Ельцин. Лебедь. Хасавюрт - Олег Мороз - Биографии и Мемуары