Ксеноцид - Орсон Кард

— Стало быть, ты вросла в здешнюю почву так же глубоко, как и я.

— Для того и существуют дочери. Они отправятся туда, где никогда не быть нам, и понесут наши воспоминания к далеким мирам, которых мы никогда не увидим.

— Почему не увидим? Ты же сама говорила, что филотическая связь никуда не девается.

— Мы думаем о полете сквозь время. Мы живем долго. И мы, Ульи, и вы, деревья. Но наши дочери и дочери наших дочерей переживут нас всех. Против этого не пойдешь.

Цин-чжао внимательно выслушала все, что ей рассказали.

— Мне все равно, что вы решите, — высокомерно произнесла она, когда они закончили. — Боги просто посмеются над вами.

Отец покачал головой:

— Нет, в том-то и дело, что не посмеются, дочь моя, моя Во Славе Блистательная. Богам нет дела до Пути, как, впрочем, и до всех остальных планет тоже. Люди Лузитании вот-вот создадут вирус, который освободит нас. С ритуалами будет покончено, оковы, наложенные на наши умы, спадут. Поэтому я еще раз спрашиваю тебя: как нам поступить? На планете возникнут беспорядки. Мы с Ванму составили план действий. Сначала мы во всеуслышание объявим, что собираемся сделать, чтобы люди поняли нас. Может быть, тогда народ не станет убивать говорящих с богами. Те просто откажутся от привилегий, вот и все.

— Привилегии — ничто, — сказала Цин-чжао. — Ты сам учил меня этому. Простые люди таким образом выражают почтение и оказывают внимание богам.

— Увы, дочь моя, лишь малая часть говорящих с богами думает так же. А большинство из них считает, что имеют право угнетать и грабить бедный люд, ведь боги общаются только с ними и ни с кем больше.

— Тогда боги скоро накажут их. Я не боюсь вашего вируса.

— Боишься, Цин-чжао, я вижу это.

— Я не смею перечить своему отцу, убеждать его, что он не прав и не видит того, о чем говорит. Я могу сказать только одно: должно быть, я ослепла.

— Да, моя Цин-чжао, ты действительно ослепла. Ты просто не хочешь ничего видеть. Ты не слушаешь даже собственного сердца. Даже сейчас ты дрожишь. Ты всегда сомневалась, думая, что, может быть, я действительно прав. С той самой поры, как Джейн показала нам истинную природу разговоров с богами, ты перестала отличать правду от лжи.

— Значит, я и в восход перестала верить. Значит, я не верю, что дышу.

— Мы все не уверены, дышим ли, а солнце все время остается на одном и том же месте, день и ночь. Оно не может восходить, не может опускаться за горизонт. Это мы восходим, это мы опускаемся.

— Отец, я не боюсь вируса.

— Тогда наше решение остается неизменным. Если лузитанцы доставят нам этот вирус, мы воспользуемся им.

Хань Фэй-цзы поднялся, собираясь покинуть комнату, но не успел он подойти к двери, как ее голос остановил его:

— Но ведь это просто личина, за которую спрячутся боги, если соберутся нас наказать, да?

— Что? — недоуменно спросил он.

— Когда боги решат наказать Путь за то зло, что ты причинил им и осененному их благословением Конгрессу, они вполне могут скрыть суть наказания под видом якобы вируса, который заставит их умолкнуть.

— О, пускай псы вырвут мне язык, который научил тебя таким мыслям!

— Псы уже вгрызаются в самое мое сердце, — ответила ему Цин-чжао. — Отец, умоляю тебя, не делай этого. Своим бунтом ты заставишь умолкнуть богов, и никто на этой планете больше не услышит их гласа.

— Я сделаю это, Цин-чжао, и тогда больше ни одна дочь, ни один сын не превратятся в рабов. Ведь ты выросла рабыней. Когда я вспоминаю, как ты приникала лицом к самому полу, какими глазами разглядывала жилки, мною овладевает желание разрубить на мелкие кусочки тех, кто сотворил с тобой такое. Я бы вытащил из них все жилы и с удовольствием прослеживал бы их всю оставшуюся жизнь. Я бы знал, что эти негодяи наказаны.

Она разрыдалась:

— Отец, умоляю тебя, не перечь богам.

— Теперь я твердо решил, что освобожу вирус, как только он у нас появится.

— Ну как мне убедить тебя? Когда я безмолвствую, ты решаешь по-своему, когда я умоляю тебя, ты только утверждаешься в своем решении.

— Неужели ты действительно не знаешь, как остановить меня? Ты могла бы заговорить со мной, притворившись, что поняла: беседы с богами — не что иное, как следствие нарушений мозговой деятельности. А потом, когда я уверовал бы, что ты воспринимаешь мир правильно, ты могла бы убедить меня, что такая быстрая, такая всеобъемлющая перемена только повредит нашему обществу. Или нашла бы другие доказательства.

— Значит, чтобы убедить своего отца, я должна солгать ему?

— Нет, моя Во Славе Блистательная дочь. Чтобы убедить своего отца, ты должна доказать ему, что понимаешь истину.

— Я прекрасно понимаю истину, — ответила Цин-чжао. — Я понимаю, что какой-то неведомый враг украл тебя у меня. Я понимаю, что со мной остались боги и еще мать, которая принадлежит к их сонму. Я умоляю богов забрать мою душу, я прошу их воссоединить меня с мамой и прекратить страдания, которые ты мне причиняешь, но они оставляют меня в этом мире. Думаю, они желают, чтобы я продолжала почитать их. Может быть, я еще недостаточно чиста для небес. А может быть, они знают, что вскоре ты переменишь свое мнение и опять, как это бывало раньше, с почтением будешь говорить о богах и поучать меня верой и правдой служить им.

— Такого никогда не произойдет, — выпрямился Хань Фэй-цзы.

— Когда-то я думала, что в один прекрасный день тебе суждено стать богом Пути. Теперь я вижу, ты вовсе не защищаешь этот мир, наоборот, ты его самый злейший враг.

Хань Фэй-цзы закрыл лицо руками и, оплакивая свою дочь, вышел из комнаты. Нельзя убедить ее, пока она слышит голоса богов. Но, возможно, если Лузитания пришлет им вирус, если боги умолкнут, она прислушается к его доводам. Может быть, он еще вернет ее к реальности.

Они сидели внутри космического корабля, внешне больше походившего на две металлические плошки, поставленные друг на друга, в боку одной из которых проделана небольшая дверь. По проекту Джейн, в точности скопированному Королевой Улья и ее рабочими, все приборы находились снаружи судна. Но даже ощетинившийся всевозможными датчиками и сенсорами, этот корабль не имел аналогов во Вселенной. Он был очень маленьким, а какие-либо двигатели отсутствовали. Единственной силой, которая понесет судно прочь с планеты, была айю, взятая на борт Эндером.

Эндер, Миро, Эла уселись в кружок, лицами друг к другу. Всего кресел было шесть, потому что Джейн предусмотрительно установила в салоне дополнительные посадочные места, на случай, если в будущем судно придется использовать еще раз для транспортировки с планеты на планету большего количества людей.

Время прощаний миновало. На посадочном поле собрались сестры, братья, всевозможные родственники и просто друзья. Вот только одна женщина все-таки не пришла, причинив Эндеру ни с чем не сравнимую боль. Новинья. Его жена. Мать Миро и Элы. Она не участвовала в проекте. Расставаясь, они жалели только об этом.

Их переполняли страх и волнение, надежда и неверие. Может быть, через несколько мгновений они погибнут. А может быть, через несколько секунд бутылочки в руках у Элы наполнятся вирусами, которые спасут две огромные планеты. Им суждено первыми отправиться в полет, который выведет сразу две разумные расы из-под угрозы Молекулярного Дезинтегратора.

А может быть, они превратятся в трех глупцов, которые никуда не улетят с заросшего травой поля, раскинувшегося сразу за изгородью человеческой колонии на планете Лузитания. Они будут сидеть внутри и ждать, пока жара и духота не выгонят их наружу. Естественно, никто из провожающих смеяться не будет, но зато потом над ними будет насмехаться весь Милагр. Этот невеселый смех будет означать, что надежды на спасение нет, что свободы им не видать, а страх все больше и больше будет завладевать людьми, пока не явится смерть в одном из своих многочисленных обличий.

— Ты здесь, Джейн? — спросил Эндер. Голос в его ухе прозвучал очень тихо:

— Когда мы полетим, у меня не останется резервов на разговоры с тобой.

— Ты будешь с нами, только ничего не сможешь сказать, — догадался Эндер. — А как я пойму, что ты тоже перешла во Вне-мир?

Она нежно рассмеялась:

— Эндер, глупышка, если вы окажетесь там, я все равно останусь внутри тебя. А если меня там не будет, то вы нигде не окажетесь. Вас вообще не станет.

Эндер представил себе, как тело, разлетаясь на триллионы мельчайших частичек, вливается в хаос. Его будущее зависит не только от Джейн, которая должна будет удержать в голове образ корабля, но и от него самого. Ему тоже придется удерживать образ, но образ своего ума и своего тела. Только он понятия не имел, хватит ли у него сил, когда он окажется там, где законы природы не действуют.