Григорий Распутин-Новый - Алексей Варламов

«Нашла коса на камень», – говорят в таком случае в народе. Оскорбление Государыни было столь велико, что она вела себя почти что демонстративно. Она была не столько «обворожена» в тот момент Распутиным, сколько возмущена «светской чернью», и с этого момента уже никто не мог убедить ее в опасности присутствия Распутина при Дворе – Царица просто не верила ни газетам, ни политикам, ни церковным иерархам, не верила ни своей сестре, ни свекрови – а верила лишь одному человеку.

«Несчастная моя невестка не понимает, что она губит и династию и себя. Она искренно верит в святость каждого проходимца, и все мы бессильны отвратить несчастие», – говорила императрица-мать Мария Федоровна Коковцову.

Адмирал Колчак показывал на следствии в 1920 году (и его показание заметно перекликается с мемуарами моряка Саблина): «В 1912 году, когда я плавал на "Уссурийце", – верно это или нет, – прошел слух, что Распутин собирается из Петрограда прибыть на место стоянки императорской яхты, в шхеры, и для этого будет дан миноносец. Я помню, со стороны офицеров было такое отношение: что бы там ни было, но я не повезу, пусть меня выгоняют, но я такую фигуру у себя на миноносце не повезу. Это было общее мнение командиров <…> Эта история глубоко возмущала нас <…>».

«Первый раз я прочитала здесь в газетах [о Григории Распутине] и была в ужасе, потому что я испугалась, что если народ узнает, что Вы приняли этого человека, то это бросит на Вас черную тень», – писала Государыне Великая Княгиня Елизавета Федоровна.

Помимо нее о Распутине и о его влиянии на русский императорский двор были наслышаны и две другие сестры Императрицы принцесса Ирена и принцесса Баттенбергская. О встрече с ними, состоявшейся в мае 1913 года в Берлине, писал в своих воспоминаниях В. Ф. Джунковский:

«Разговор касался главным образом о царящем в России настроении, недовольстве общества, касаясь и настроения в войсках. Все эти вопросы были как бы следствием их забот о родной сестре императрице Александре Федоровне и роли Распутина в ее жизни. Я объяснил им, какую роль играет Распутин, стараясь умалить его значение и доказать преувеличение слухов, но они были так хорошо осведомлены обо всем, что трудно было их переубедить. Они сами стали мне доказывать вред, причиняемый Распутиным их сестре…»

Но для Царя и Царицы Распутин оставался частным семейным делом частной семьи, и кем бы из родственников или близких негодование, опасения, тревога, предостережения ни высказывались, этих сигналов во дворце не принимали, не понимали и не хотели понимать.

«Граф Фредерике однажды, в интимной беседе, в моем присутствии, когда вопрос коснулся тогдашней злобы дня, – вспоминал Мордвинов, – сказал: "Вы знаете, что я люблю Государя, как сына, и потому не мог удержаться, чтобы не спросить Его Величество, что же наконец такое представляет собой Распутин, о котором все так много говорят.

Его Величество ответил мне совершенно спокойно и просто: 'Действительно, слишком уж много и, по обыкновению, много лишнего говорят, как и о всяком, кто не из обычной среды принимается изредка Нами. Это только простой русский человек, очень религиозный и верующий… Императрице он нравится своей искренностью; Она верит в его преданность и в силу его молитв за Нашу Семью и Алексея… но ведь это Наше совершенно частное дело… удивительно, как люди любят вмешиваться во все то, что их совсем не касается… кому он мешает?'"»

Сам министр двора Фредерике, старый, заслуженный человек, хорошо знавший и Александра III, и даже Александра II, показывал Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства: «Я ему часто говорил, чтобы он, ради Бога, Распутина прогнал; на это его величеству угодно было мне сказать: "Вы, граф, мне неоднократно говорили, что у вас и без вмешательства в дела политические достаточно дела; потому вы этого вопроса не касайтесь, это мое дело"».

Дворцовый комендант генерал-майор В. Н. Воейков в 1917 году свидетельствовал: «Я говорил Государю, что, по моему мнению и по мнению общества, Распутин не достоин приема, но встретил холодный ответ: "Мы можем принимать, кого хотим"».

«Никто не мог поколебать их доверия, хотя все враждебные газеты им приносились, и все старались доказать, что он дурной человек. Ответ был один: "Его ненавидят, потому что мы его любим"», – вспоминала Вырубова.

Так через Распутина прошел страшный разлом между Царской Семьей и ее ближайшим окружением, роковым образом отозвавшийся в роковые предреволюционные годы.

После недолгого пребывания в Ливадии Распутин вернулся в Покровское, и там неожиданно было закрыто дело о его принадлежности к хлыстовской секте, которое попытались возобновить весной Родзянко с Гучковым. Вынес окончательный вердикт новый Тобольский епископ Алексий (Молчанов), который по своему положению и был обязан это сделать. Но интересно то, что, согласно материалам, хранящимся в Тобольском краеведческом музее, инициатором этого, уже третьего, обращения к распутинскому хлыстовству был не сам Алексий, но его предшественник епископ Евсевий (Гроздов), занимавший Тобольскую кафедру после Антония (Каржавина) и пытавшийся Распутина-таки за его хлыстовство засудить. Именно Евсевию слали донесения клирики села Покровского, наблюдавшие за подозрительным земляком и тщательно фиксировавшие все его передвижения и встречи. Евсевий готовился завершить дело неблагоприятным для Распутина заключением, однако в апреле 1912 года он был из Тобольска переведен на Псковскую кафедру, которую до этого занимал Алексий, и очередное донесение пришло на имя нового епископа:

«Епископу Тобольскому и Сибирскому Алексию.

Рапорт

Во исполнение приказаний, данных бывшим Преосвященным Тобольским Епископом Евсевием о ежемесячно предоставлении сведений о местожительстве и действиях крестьянина слободы Покровской Григория Распутина, имею честь почтительно доложить о нем Вашему Преосвященству, на основании донесения Покровского причта за июнь месяц, следующее: в начале июня месяца Распутин был дома в селе Покровском. 7 июня к нему приехала на пароходе, шедшем из Тюмени, дочь "Матрона", с нею вместе: жена дворянина Смоленской губ. гор. Поречье Зинаида Леонидовна Манштет и крестьянская девица Акилина Никитина Любчинская, Могилевск. губ., Боровского уезда, проживающая в С.-Петербурге – сестра милосердия. Вскоре Манштет уехала, Любчинская же до сего времени живет в доме Распутина.

20 июня на пароходе из Тюмени к Распутину приехал Преосвященный Епископ Каргопольский Варнава и с ним иеромонах, имеющий награду – золотой наперсный крест.

Гости эти были встречены на пароходной пристани Распутиным, его братцами и сестрами и всей его семьей. Как только показались на пароходе Епископ и иеромонах, Распутин и вся его семья запели Тропарь Пятидесятницы. Встретясь с Распутиным, Епископ благословил его и затем они трижды облобызались, облобызался с Распутиным и о. иеромонах. Благословив остальную братию Распутина, Епископ Варнава и иеромонах сразу же сели на приготовленный экипаж: Епископ Варнава в ряд с Распутиным, а иеромонах напротив – ниже на облучок. Уехали с пристани в дом Распутина братцы и сестры, и семья Распутина также торопливо села на другой экипаж и следом за первым отправилась с пристани в дом Распутина. Гости Распутина Епископ Варнава и его иеромонах ездили и ходили по селу Покровскому вместе с Распутиным, были в гостях у братцев Распутина: Николая, … (неразб.) … Ильи, Александра, а также у местных торговцев, у волостного писаря и начальника почтового отделения. Но своей братии по священству посещением своим Епископ Варнава и иеромонах не удостоили. Погостив два дня у Распутина, Епископ Варнава и о. иеромонах 22 июня на пароходе отбыли из села Покровского, а с ними и сел Распутин, – в Тюмень, а затем и в Россию. Провожали его на пристани все братцы и сестры, но без пения. Когда народ отошел от пристани, Епископ Варнава вышел на балкон парохода, с него благословлял всех, стоявших на берегу реки братцев и сестер Распутина и других жителей кр. слободы Покровской. Распутин, уехав с Епископом Варнавой в Россию, возвратился оттуда в слободу Покровскую 7 июля, а 10 июля снова отправился на пароходе – до г. Тобольска. Вр. исполняющий обязанности благочинного Священник Александр Киановский. 11 июля 1912 г.».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});