Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Дильдина Светлана

Тахи, похоже, заметил, что она сжалась и смотрит, словно тут ей и конец. Рассмеялся, провел пальцами по щеке Соль, по губам. В черных зрачках его отражалась песня кауи; тесьма, вплетенная в волосы, казалась живой.

— Ты совсем дитя, — тихо, как вздох, прозвучало, и Соль послушно кивнула, спрятала лицо у него на груди. Ей все еще было страшно, и он же был защитой от этого страха… и от всего теперь — единственной ее защитой.

**

Астала

Несмотря на то, что настал сезон Старой Листвы, жара наконец сменилась сухой прохладой, работа спориться не желала. Киаль поручила Чинье починить праздничную пелерину, и девушка рада была оказаться нужной, чтоб не прогнали… но одуряющее сладкие запахи цветов из окна, но ароматы дорогих пряностей из сада, где веселые служанки пекли что-то к ужину. А еще бассейн, где недавно нежилась в теплой воде, а сейчас — просторная комната, которую делит всего с одной девушкой, да и та лишь ночует здесь; на нагретом полу — солнечные узоры… В домике, где жили с матерью, ничего этого не было. И когда находились под рукой другого Рода, не было. Чинья потрогала широкое ожерелье, подаренное Къяттой, с досадой встряхнула головой, отбрасывая тяжелые вьющиеся волосы. Ну хоть не всего лишилась, а нового, большего не получит теперь. Уж Киаль точно не дарит своим служанкам дорогие украшения… разве что нитку цветных стеклянных бус, или простой браслет — но не такие вещицы, за которые на рынке отдали бы пяток грис. Она не жадная, если прислужница попросит о чем-то важном — поможет без размышлений. Но это же совсем не то.

Разложив разноцветные мотки нитей, бисер, тесьму и отрезки тканей на циновке, Чинья прикладывала одно к другому, размышляя. Потом и вовсе перестала думать о работе, принялась подбрасывать и ронять змейки тесьмы. Девушки любили так гадать, толкуя в меру воображения узор, представший их глазам. Но то ли день такой ленивый выдался, то ли судьба не хотела приоткрывать своих тайн, только ничего, кроме спутанных линий, Чинья не видела. Тогда она среди солнечных пятен сама выложила из тесьмы знаки сердца, солнце — удачу и вестника-птицуЈ и встала, так и оставив рукоделье рассыпанным на циновках.

В безделье бродила по саду, когда ее окликнула одна из служанок Киаль; Чинья заспешила в дом, опасаясь выволочки, но Киаль поручила ей отправиться в дом Нъенны, прихватив прежнее свое рукоделие, и сделать подарок живущей там северянке — пусть выберет, что понравится.

— Если она захочет что-то другое, похожее, ты сделаешь — это удобно, не на рынок же ее вести к мастерам, — Киаль улыбалась, но мысли ее были далеко. Верно, уже готовилась к празднику Новых дождей, хоть до того оставалась еще уйма времени.

Чинья вновь ощутила острую зависть — для Киаль с побережья привезли особые поющие раковины, и та собиралась танцевать под их музыку. Не просто танцевать, но воплотить саму душу морского жемчуга, и наряд собирались украсить драгоценным перламутром. У Чиньи никогда не было такого…

За посланницей Киаль в доме Нъенны никто не следил. Охрана, сидящая на ступенях, лениво указала, куда идти, и даже вслед не посмотрела. Комната светлая, комната темная, небольшой коридор… Убранство так похоже на то, что в доме Ахатты, даже мозаика на полу порой та же. Единство Рода — или же подражание? Невдалеке доносится говор слуг, но в отведенную северянке часть дома они просто так не зайдут. Вот и нужный поворот.

Шорох легких босых ног по коридору — Чинья откинула полог немного, осторожно заглянула. Напротив стояла тоненькая, высокая, светловолосая, дула на пушинку, любуясь ей в воздухе, и снова ловила на подставленную ладонь. Будто не играла, а совершала ритуальное действо… может, и вправду. Слишком серьезным было ее лицо.

— Ты кто? — настороженно спросила девушка. Она поймала пушинку в последний раз, аккуратно спрятала в кулаке, не сжимая его — не хотела сделать той больно?

— Я Чинья, служанка Киаль. Я принесла подарок. Как мне тебя называть, ала?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я Этле.

Разница в возрасте девушек была невелика, и обе чувствовали себя не на своем месте. Этле к тому же отчаянно скучала. Чинья выпросила у Киаль разрешение навещать северянку; согласие хозяев дома последовало само собой.

Не то чтобы эта бледная немочь из Тейит интересовала Чинью, но так, по крайней мере, она сама была хозяйкой положения, и работать ей не приходилось. Къятта снова уехал по делам Рода, а Кайе — Чинья знала это от служанок — попытался было вновь забрать живую игрушку к себе, но Киаль заступилась: мол, девушка еще неважно себя чувствует, да и напугал ты ее преизрядно. Его самого Чинья за все эти дни видела только раз, в воротах дома. Ведя в поводу грис, посмотрел пристально и нехорошо; она приготовилась чирикать и улыбаться, но он быстро прошел мимо. Будто камень сняли с души.

Порой думала: если бы не было старшего, то, чтоб не терять обеспеченной жизни, сама бы вернулась к младшему, он все-таки обычно Чинью не обижал, и в общем не злой, и не так уж невыносим его незримый огонь… потом начинала ныть недавно разбитая скула, и Чинья молиться готова была на Киаль.

Северянка в любом случае казалась неплохим способом разнообразить свою жизнь. Очаровать ее, ершистую, нелюдимую, оказалось не так уж сложно. Видали таких! Признай их значимость, посочувствуй на все лады и отвлеки на что-нибудь любопытное — все, она будет тебе рада. А если еще подбавить дрожания в голосе и намекнуть на некие тайны, которые не можешь рассказать никому…

Они устраивались всегда одинаково: Чинья на широкой скамье, инкрустированной светлым и темным деревом, Этле в кресле, поверх мягкой шкуры пятнистого ихи. Северянка любила мех, но там, в горном ступенчатом городе, разве что крысы водились.

Большую часть времени девушки просто болтали, порой Чинья помогала Этле причесаться или прислуживала за едой, которою приносили здешние слуги. Сама тоже перехватывала кусочки, поначалу спрашивала дозволения попробовать, потом осмелела.

— У вас не держат диких зверей в домах? — спрашивала Этле.

— Держат порой, но редко. Зачем, если вокруг леса; куда ни пойди, направо или налево, наткнешься на какого-нибудь зверя! — смеялась Чинья.

— И вам не страшно так жить?

— Нам? Нас хорошо охраняют!

— Но земледельцам, приисковым рабочим…

— Их тоже не бросают одних. Наши воины-синта везде. Хотя не всегда успевают. Вот несколько весен назад завелся на востоке энихи-людоед, — Чинья положила в рот горсть орешков. — Успел напасть на двоих, прежде чем его убили. Теперь его шкура висит в Доме Земли… увы, не нашего Рода-покровителя.

— Ты жалеешь, что это не ваших людей он съел?

— Ох, ну что ты…

Если поначалу северянка казалась ей замкнутой, недоступной, теперь она видела ее иначе — растерянной, напуганной, злой на весь мир девчонкой. И очень одинокой впридачу. Но жаль ее не было: это такие, как Чинья могут рассчитывать лишь на красоту и удачу, и то недолго, а такие, как Этле, рождаются на пеленках из паутинного полотна и им складочки расправляют перед сном на постели. А что она не дома сейчас… не всё же мёд, верно?

— Что там такого в этой долине, из-за которой прислали вас? — делала Чинья наивные глаза. Северянка отвечала неохотно:

— Месторождение Солнечного камня… целый “колодец”, и не один. Это знаешь, что такое? Вроде каменного столба, врытого в землю, на поверхность одна макушка выходит.

С Чиньей, похоже, она чувствовала себя неплохо, лучше и свободней, чем с Киаль. Верно, считала прислужницу неопасной.

— Может быть, ты, пожив в том доме, сумеешь меня понять, — сказала однажды. — Я боюсь. Мне каждый миг чудится за спиной шепот — а может, и правда вас послали сюда, замыслив нечто иное? Каждый куст, каждая тень шепчут об этом.

— Разве тебе есть о чем беспокоиться? Тебя никто не обидел.

— Я видела лед высоко в горах — тонкий, он покрывает холодные лужицы, или блестит на стенах пещер. Гостеприимство южан не прочнее подобного льда, — ответила Этле.