Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Президент оживлялся по мере разговора.
— Закон не устраняет глухонемых от прав наследства, если они могут говорить знаками и имеют самосознание… притом, кто стал бы думать о подобных вещах? Это в самом деле было бы несправедливо… Но в то же время, понимаешь ли ты, какие отсюда вытекают последствия? И без того ваше положение не слишком блистательно: что же будет теперь?
Президент пожал плечами и заключил:
— Нечего сказать, прекрасно услужил вам пан Дробицкий.
Юлиан вздрогнул и рассердился на такие расчеты.
— Милый дядюшка, ваша любовь к нам ослепляет вас. Оставить Эмилия на произвол судьбы значило бы то же, что убить его! Возможно ли даже в мыслях допустить что-нибудь подобное?
— Да кто убивает его, сумасшедший! — вскричал президент. — Пусть он живет! Я радуюсь, плачу… сознаю себя счастливым, но ты стал теперь вдвое беднее, милый Юлиан. Кто знает? Если Эмилий еще более поправится, то, пожалуй, захочет жениться: не одна, а тысячи пойдут за него. Сколько я знаю, эти глухонемые большей частью бывают самого страстного темперамента.
— Дядюшка, дядюшка! Ради Бога, не говорите так, это очень огорчает меня.
— Ты еще ребенок и не видишь, что теперешняя жизнь будет для Эмилия несравненно тяжелее, чем при отсутствии самосознания. Он захочет владеть собою и не сумеет, люди будут водить его за нос — и, кто знает?.. Не утверждаю положительно, а может быть, и Дробицкий имел тут свои виды… недаром же он привязал к себе Эмилия.
Юлиан еще раз горячо опровергнул предположения дяди.
— Так перестанем рассуждать об этом предмете, — сказал президент. — Я верю в него, уважаю… но что сделано, того не переменишь… вы бедны — и дело кончено, надобно искать средств поправить дело… и, вдобавок, подумать, как бы заплатить за это благодеяние пану Дробицкому звонкой монетой.
— Дядюшка! — опять вскричал Юлиан.
— Если так, то уж замолчу, — отвечал президент. — Будем вместе утешаться, радоваться и благодарить Бога… Ты, верно, сочтешь меня материалистом, прозаиком, расчетливым человеком, — прибавил он, поворачивая к замку, — но я знаю свет и людей. Не спорю, что Дробицкий благородный человек, что его самопожертвование без интереса, но он не сделал благодеяния ни Эмилию, ни вам.
Юлиан задумался.
— Теперь уже необходимо кончить образование Эмилия. Он будет походить на человека, или вернее, на существо, подчиненное и несчастное, — и вы должны будете дать ему часть из Карлина.
— Что же? Я охотно поделюсь с ним…
— Притом, надобно дать что-нибудь и Анне, хоть она не думает идти замуж, хоть имя и красота ее более отталкивают нежели привлекают искателей… Надобно проверить долги и, наконец, сознаться, что Карлина вам очень мало…
— Но разве нельзя жить малым? — спросил Юлиан.
— Прекрасно! — возразил президент. — Только для этого необходимо человеку сперва получить соответствующее воспитание или переделать себя, не иметь лишних потребностей и привычек, ограничиться хатой, простыми щами и армяком… а главное, — не иметь на плечах тяжести, какую составляет знатное, но упавшее имя…
— Мне кажется, что можно с честью носить его и в бедности.
— С честью, как Цинцинат? Обрати внимание на современные обычаи и скажи, возможно ли это?.. И достанет ли у тебя воли отказаться от своих привычек, надеть серый кафтан, не вздыхать о роскошной жизни? Сомневаюсь… Но тебе предстоят две дороги: или тяжелая роль знатности без состояния, или более легкая перспектива — богатая женитьба.
— Ни за что, дядюшка!
— Как? Что это значит? — спросил президент, пристально глядя в глаза племяннику.
— Это противно моим понятиям… унизительно… это бесчестная торговля!
— Юные понятия, очень юные! Надеюсь, Карлинский тоже не чистый голыш и, со своей стороны, даст что-нибудь девушке, на которой женится: зачем ты прямо предполагаешь, что это будет женитьба без привязанности? Или тебе, может быть, уже нравится какая-нибудь панна?
Юлиан не сказал ни слова, и тем прекратился для обоих неприятный разговор. Впрочем, президент, открывшись племяннику, прекрасно замаскировал свои чувства перед полковницей и Анной. Он много хвалил Алексея, утешался Эмилием и не показывал виду, что прозаический расчет для двух любимцев сделал его несправедливым в отношении к третьему лицу…
Поздно вечером возвратился Алексей и не пришел в гостиную, избегая благодарности и оправдываясь нетерпящими отлагательства занятиями. Президент ничего не сказал на это, потому что с радостью готов был отсрочить фальшивую благодарность. Но полковница, шепнув что-то Юлиану, вышла вместе с ним из гостиной и прямо направилась к квартире Дробицкого. Истинно глубокое чувство заставило ее забыть приличие… Алексей изумился, увидя входившую к нему полковницу, и растерялся, но она не дала ему времени опомниться.
— Вы возвратили мне сына! — воскликнула она с чувством. — За это мало выразить вам одну благодарность, вы подарили мне счастливейшую минуту в жизни, и я пришла сказать вам и заверить при Юлиане, что с этой минуты считаю вас как бы собственным своим сыном. После них вы будете занимать первое место в моем сердце… Я не верила в людей, вы внушили мне эту утешительную веру, да наградит вас Бог счастьем.
— Смею вас уверить, — скромно отвечал Алексей, — что высочайшую для меня награду составляет цель, так счастливо достигнутая мною. Я сделал то, что обязан был сделать и так, как только мог сделать, если вы хотите доказать, что питаете ко мне хоть слабое расположение, то не станем больше упоминать об этом.
Случай хотел, чтобы Поля в тот день была раздражительна и в самом капризном расположении. Наблюдательный президент, следя за молодыми людьми, хорошо заметил, как племянник, выходя из терпения и забыв предосторожность, ежеминутно подбегал к Поле и просил у нее прощения, хоть не сознавал вины своей.
— Что это значит? — сказал он самому себе. — Ужели снюхались… Дай Бог, чтобы полковница говорила неправду. Пожалуй, эта интриганка в самом деле готова завлечь его в сети. Эмилий, да женитьба Юлиана на такой нищей окончательно унизят Карлинских… Пора подумать о средствах…
Прежде всего президенту представилось, что Алексей должен знать об отношениях молодых людей, что через него легко открыть тайну и действовать. Но он тотчас одумался, вообразив, что Дробицкий, по всей вероятности, участвует в этой интриге и даже покровительствует любовникам…
Проницательные и, по-видимому, хорошо знающие свет люди всегда имеют тот недостаток, что подозревают всех в неискренности, притворстве и каких-то тайных намерениях. Оттого они часто усматривают небывалые вещи, а избыток разума
- Том 10. Господа «ташкентцы». Дневник провинциала - Михаил Салтыков-Щедрин - Русская классическая проза
- Том 13. Господа Головлевы. Убежище Монрепо - Михаил Салтыков-Щедрин - Русская классическая проза
- Полное собрание сочинений в 90 томах. Том 37 - Лев Толстой - Русская классическая проза
- Письма из деревни - Александр Энгельгардт - Русская классическая проза
- Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности - Генрих Вениаминович Сапгир - Поэзия / Русская классическая проза
- Сергей Бондарчук - Федор Раззаков - Русская классическая проза
- Том 1. Проза - Иван Крылов - Русская классическая проза
- Том четвертый. [Произведения] - Михаил Салтыков-Щедрин - Русская классическая проза
- Там вдали, за рекой - Юзеф Принцев - Русская классическая проза
- Собрание сочинений. Том 1 - Варлам Шаламов - Русская классическая проза