Космический Апокалипсис - Аластер Рейнольдс

— И куда же ты идешь?

— В рубку. Саджаки хочет, чтобы я присутствовала там при операции «размягчения» коры Цербера.

Глава двадцать шестая

Цербер-Гадес, Дельта Павлина, гелиопауза, год 2566-й

Силвест уже несколько часов не виделся со своей женой и теперь опасался, что не увидит ее и на кульминации того, к чему он стремился чуть ли не всю свою жизнь. Оставалось всего лишь десять часов до того времени, когда «Плацдарм» Вольевой войдет в соприкосновение с Цербером, а меньше чем через час должна была начаться первая волна атаки, имевшая целью «размягчить» кору планеты. Это было важным событием, и вот, по-видимому, он обречен наблюдать за ним в отсутствие своей жены.

Телекамеры корабля ни на секунду не выпускали из поля зрения «Плацдарм», и даже сейчас его изображение парило на дисплее рубки, будто находилось совсем рядом с кораблем, хотя на самом деле их разделяло около миллиона километров. Они видели его сбоку, так как «Плацдарм» начал свой подход с Троянской точки, когда корабль находился как бы в подвешенном состоянии на девяносто градусов по ходу часовой стрелки от линии, соединяющей Гадес с его невидимым сейчас спутником. Ни тот, ни другой корабль не занимал истинных постоянных орбит, но слабое гравитационное поле Цербера давало возможность удерживать их на этих траекториях с минимальным расходованием топлива на коррекционную тягу.

С Силвестом в рубке сидели Саджаки и Хегази, освещенные красноватым светом дисплея. Красный цвет господствовал. Гадес был достаточно близок, чтобы выглядеть весьма заметным пурпурным пятнышком, а Дельта Павлина — хотя и далекая — тоже источала ржаво-красное сияние на все, что кружилось в ее системе. И поскольку дисплей был единственным источником света в рубке, часть красноты досталась и ей.

— Где же, во имя всех чертей, застряла эта корова Вольева? — шипел Хегази. — Я полагаю, что в такое время ей бы уже следовало быть здесь, чтобы демонстрировать свою камеру ужасов в действии.

«Неужели эта баба рискнула сделать то, что она еще ни разу не рискнула высказать вслух?» — подумал Силвест. Неужели она все же посмеет погубить атаку, хотя весь замысел операции принадлежит ей самой? Если так, значит, он не понял истинного характера этой женщины. Она решила свалить на него свои собственные грехи, руководствуясь бредовыми галлюцинациями другой идиотки — Хоури… но как она могла принять их всерьез? Да нет, она просто разыгрывала роль адвоката дьявола, проверяла прочность его собственных убеждений!

— Молись, чтобы дело обстояло именно так, сынок, — шепнул ему Кэлвин.

— Ты что же, теперь принялся читать мои мысли? — громко спросил Силвест, решив пока ничего не утаивать от неполного Триумвирата, собравшегося вокруг него — Не дурен фокус, Кэлвин.

— Можешь назвать это прогрессирующей адаптацией, — продолжал внутренний голос. — Согласно ряду теорий, если ты разрешишь мне оставаться у тебя в мозгу достаточно долгий срок, то может произойти что-то именно в этом духе. А если по-настоящему, то дело вот в чем: я конструирую все более совершенную модель твоих нервных процессов. Сначала я мог лишь коррелировать то, что считывал с твоих реакций. А теперь мне не нужно даже ожидать твоей реакции, чтобы догадаться, какова она будет.

— Ну, так прочитай вот это: а пошел ты в…

— Если ты хочешь отделаться от меня, — сказал Кэлвин, — то мог сделать это еще несколько часов назад. Однако мне кажется, что ты начал привыкать видеть меня там, где я нахожусь, и тебе даже стало нравиться это.

— Только на время, — ответил Силвест. — И не вздумай привыкать к этому, Кэл. Я вовсе не планирую видеть тебя здесь на постоянной основе.

— Меня беспокоит твоя жена.

Силвест глянул на Триумвиров. Внезапно ему разонравилась идея давать им слушать свою половину разговора с Кэлвином, а поэтому он мгновенно переключился на «мозговую» беседу и сказал:

— Я тоже беспокоюсь о ней, но это совершенно не твое дело.

— Я видел, как она среагировала, когда Вольева и Хоури пытались перетащить ее на свою сторону.

Да, подумал Силвест. И кто, говоря по совести, способен упрекнуть ее за это? Ему самому было достаточно неприятно, когда Вольева внезапно ввернула в разговор имя Похитителя Солнц. Точно глубинную бомбу запустила. Конечно, Вольева не могла знать, какое огромное значение имеет это имя, и какое-то мгновение Силвест надеялся, что его жена не вспомнит, где она его слышала, или даже вообще не вспомнит, что слышала. Но Паскаль слишком умна для этого. И это одна из причин, по которым он ее любит.

— Это не значит, что им удалось добиться своего, Кэл.

— Я рад, что ты так уверен в себе.

— Она не станет пытаться остановить меня.

— Ну, это еще вопрос, — сказал Кэлвин. — Видишь ли, если она вообразит, что ты становишься на опасный путь, и если она любит тебя так, как это представляется мне, то тогда остановить тебя станет для нее поступком, вытекающим как из чувства любви, так и из чистой логики вещей. Впрочем, возможны и другие варианты. Это не значит, что она вдруг тебя возненавидит, или что будет извлекать удовольствие из того, что не даст тебе осуществить свои амбиции. Фактически все наоборот. Мне кажется, твое решение ранит ее.

Силвест опять взглянул на дисплей, на коническую скульптурную массу вольевского «Плацдарма».

— Что я думаю, — наконец заговорил Кэлвин, — так это вот что: в происходящем есть нечто, пока от нас ускользающее. И нам следует быть очень осторожными.

— Мне кажется, что до сих пор я был очень осторожным.

— Я знаю и даже сочувствую. Тот факт, что где-то поблизости таится опасность, сам по себе увлекателен. Он похож на приглашение двигаться дальше и вперед. Именно такое у тебя и возникает ощущение, не правда ли? Любой аргумент, который они против тебя выдвигают, только укрепляет твою решимость. Это потому, что Знание вызывает у тебя новый приступ голода, и этому голоду ты не способен противостоять, даже если знаешь, что то, чем ты объедаешься сегодня, может завтра тебя погубить.

— Я сам не мог бы выразить эту мысль лучше, — ответил Силвест и порадовался этому, хотя и не долго. Затем повернулся к Саджаки и громко спросил: — Где, черт бы ее побрал, эта проклятая баба? Неужели она не понимает, что нам надо работать?

— Я здесь, — откликнулся голос Вольевой, вошедшей в рубку в сопровождении Паскаль. Молча она вызвала пару кресел, и обе женщины поднялись к центральному ряду, где устроились неподалеку от остальных. Отсюда спектакль, разыгрывавшийся на дисплее, был виден лучше всего.

— Тогда пусть грянет бой, — приказал Саджаки.

Вольева вызвала Тайник. Это был ее первый контакт с тамошними ужасами после инцидента с мятежным орудием.

Где-то на задворках ее мозга копошилась мысль, что в любое время любое из этих орудий может начать действовать столь же своевольно и непредсказуемо, как и первый мятежник. Оно может силой отнять у нее контроль и взять на себя ответственность за свои действия. Она никак не могла изгнать эту мыслишку, хотя и готовилась взвалить риск на свои плечи. А если Хоури говорила правду, и Мадемуазель, перехватившая управление взбунтовавшимся орудием, сейчас мертва и беспощадно поглощена Похитителем Солнц, то, значит, не она, а кто-то другой может попытаться повернуть орудия Тайника против планируемой атаки.

Для атаки на Цербер Вольева отобрала несколько орудий. Это были те страшилища, которые, по ее мнению, стояли в самом конце списка, составленного по убыванию разрушительной силы. Их деструктивный потенциал можно было сравнить с потенциалом систем корабельной артиллерии. Она активизировала шесть из них, и они доложили о готовности через браслет, надетый на запястье Вольевой. Их странные эмблемы, изображавшие черепа, грозно пульсировали. Пользуясь системой рельсов, машины медленно покинули свои места и оказались в маленьком переходном зале, откуда вышли за пределы корпуса «Бесконечности», превратившись как бы в перенасыщенный разрушительными орудиями космический корабль-робот. Все боевые машины были не похожи друг на друга, хотя надписи, украшавшие бока этих выходцев из ада, были одинаковы. Две машины — релятивистские ракетометы — обладали некоторым функциональным сходством, каким и должны были бы обладать модели, призванные обеспечить выполнение одной и той же задачи, поставленной заказчиком перед двумя разными конструкторскими бюро. Видом они немного смахивали на старинные гаубицы. На длинном стволе торчали десятки каких-то трубок и окуляров неизвестного назначения и похожих на раковые опухоли вспомогательных систем. Четыре других орудия тоже не блистали особой красотой и включали в себя гамма-лучевой лазер (на порядок больший по размерам, чем соответствующая корабельная установка), суперсимметричный лучемет, кварковый дезинтегратор и орудие, стреляющее снарядами с начинкой из антиматерии. Все это было куда слабее, нежели то мятежное орудие, которое могло с легкостью уничтожить целую планету. Но Вольевой совершенно не хотелось больше видеть такие чудовища активизированными рядом со своим кораблем. Кроме того, она напомнила себе, что ее план заключается вовсе не в том, чтобы разрушить Цербер, а лишь в том, чтобы расколоть скорлупу этой планетки, а такая работа требует исключительной тонкости в управления оружием. О да… тонкости и искусства.