МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1961. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов - Алексей Полещук

Усов сбежал вслед за ним. Очень удачно упал! «Зайчик» по-прежнему остается на виду. Но линия, соединяющая передний и смещенный задний створные знаки, выведет уже не на чистую воду, по рекомендованному фарватеру, а прямехонько на гряду подводных камней, к черту на рога!

На обратном пути к катеру делились впечатлениями.

— Да, красиво разыграно, — одобрительно сказал Чачко. — Ночью уйдем, а утром «зайчики» сами сработают.

— Вроде адская машина с часовым механизмом.

— Еще лучше. Бесшумная. Будто специально для этого камышки припасены.

— Жаль только, не увидим мы.

— Еще чего! — остепенил Степаков. — Спектакля, что ли, захотел? Нам, брат, недосуг. Вскорости подаст гвардии лейтенант команду: «Заводи моторы!» Фрр! И нету нас здесь!..

2

Но до этой команды оказалось еще далеко.

Никак не ладилось с моторами. Снова и снова проверяли их механик и мотористы. Усов сидел на корточках подле люка, светя фонариком. Юнга старательно загораживал свет куском брезента. Хорошо еще, что такой густой туман лежал вокруг.

В моторном отсеке неистово работали и вполголоса ссорились.

— Вы же видите: вторую ночь не спим, — бормотал потный и злой Дронин потному и злому механику. — Так это же не док, нет? Это же вам шхеры, вражеский тыл. Тут молотком посильнее ударишь и уже сердце обрывается.

— И приспособлений тех нет, — бурчал себе под нос Степаков.

— Правильно говорит Степаков: и приспособлений нет.

Усов молчал. Он думал о нарушенной чувствительности створа по ту сторону острова. Положение в связи с этим осложнилось. Поутру в протоке произойдет авария, взад и вперед начнут бегать буксиры, на остров высадятся гидрографы для исправления створных знаков, и катер, конечно, будет обнаружен.

Впрочем, Усов никогда не жалел о сделанном. Это было его правило. Решил — как отрезал!

Все равно событий не остановишь, даже если бы и хотел. Потревоженный створный знак не вернуть на место. Механизм заведен. Утром будет очень шумно и людно возле острова.

Тянуло посмотреть на часы, но Усов не позволил себе этого. Не хотел нервировать людей. И без того знал, что ночь на исходе. Он обладал редким даром — чувством времени. Через полчаса в шхерах начнет светать.

Кто-то нервно зевнул за спиной.

— Что, брат? — спросил Усов, не оглянувшись. — Кислотность поднимается?

— Терпения нет, товарищ гвардии лейтенант, — сказал Чачко.

— Ну, терпения… Это дело наживное — терпение! Год назад и вовсе терпения не хватало. Помнишь, как мы с тобой маяк топили?

— Как же! В Ирбенском проливе.

— Чуть было не торпедировали его ко всем свиньям.

— А как это было? — голос Шурки.

— Ходили мы в дозоре. Ночь. Нервы, конечно, вибрируют.

— Необстрелянные еще были, — вставил Чачко.

— То-то и есть. Сорок первый год, ясно? Вдруг по курсу — силуэт корабля! Я: «Аппараты — на товсь! Полный вперед!» И сразу же застопорил, дал задний ход. Буруны — впереди!

— Камни?

— Они. Это я маяк атаковал.

Шурка ахнул.

— Есть, видишь ли, такой маяк в Ирбенском проливе, называется Колкасрагс. Площадка на низком островке, башня с фонарем, фонарь по военному времени погашен, а внизу каемка пены. Очень схоже с идущим на тебя кораблем. Чуть было я не всадил в него торпеду и сам на камни не выскочил следом. Давно это было. Год назад… Тогда еще, верно, были мы с тобой нетерпеливые.

Даже сердитый Дронин изволил усмехнуться.

И вдруг смех оборвался. По катеру из конца в конец пронеслось тревожное: «Тсс!» Все замерли, прислушиваясь.

Неподалеку клокотала вода. Потом раздалось протяжное фырканье, будто какое-то огромное животное шумно вздыхало, всплыв на поверхность.

Подлодка! И где-то очень близко. В тумане трудно ориентироваться. Но, вероятно, рядом за мыском. Усов — вполголоса:

— Боцман, к пулемету! Людям гранаты, автоматы разобрать!

Он поспешно взобрался на берег, пробежал по траве, прячась за деревьями.

Да, подлодка. В туманной мгле видно лишь постепенно увеличивающееся, как бы расползающееся, темное пятно. Вот вспух над водой горб — боевая рубка, затем поднялась и вся узкая костистая спина — палуба.

Лязгнули челюсти. Это открылся люк.

Длинная пауза — и вспыхнули два красноватых огонька. На палубе закурили.

Потом Усов услышал голос, очень странный, лязгающий:

— Сейчас без пяти пять. Как видите, я точен. Он должен прибыть ровно в пять.

Второй голос — с почтительными интонациями:

— Прикажете включить огни?

— Нет. Его сопровождают опытные лоцмана. Мыс и остров указаны точно.

— Я думал, в такой туман… Молчание.

Усов знал немецкий. В 1936 году, учась в училище имени Фрунзе, он усиленно просился в Испанию — даже нанял с этой целью репетитора и зубрил язык по ночам. Известно было, что на стороне Франко дерутся гитлеровские моряки. Курсант наивно надеялся, что при отборе кандидатов он получит преимущество, как отлично знающий немецкий язык.

В Испанию его не послали. Знание языка пригодилось только сейчас.

На подлодке снова заговорили. Обычно в шхерах слышно очень хорошо. Слова катятся по воде, как мячи по асфальту. Но в эту ночь мешал туман. Целые фразы безнадежно глохли, застревали в клочьях тумана.

Многого Усов поэтому не улавливал, — несмотря на отличное знание языка.

Сейчас речь как будто бы шла о Ленинграде, который подводники называли Петербургом. Наряду с ним упоминался и Сталинград. Можно было догадаться, что падение Сталинграда ставят в зависимость от скорейшего падения «Петербурга».

— Фюрер очень недоволен задержкой…

— Учтите также настроение наших союзников… Не доверяю этим финнам…

— Помните секретный приказ: «Город Петербург, как не имеющий в дальнейшем экономического и административного значения, должен быть разрушен и сравнен с землей?»…

— Тише! Не забывайте, что мы находимся в расположении наших союзников…

Дальнейшее начисто ускользнуло от Усова, потому что собеседники стали говорить еще тише.

Он лихорадочно соображал: что делать?

Вражеская подлодка покачивалась на воде примерно в двадцати-тридцати метрах от берега. Усов отдал должное осторожности немецкого подводника. Тот искусно удерживался на месте ходами, не приближаясь к берегу, чтобы не повредить горизонтальные рули.

И все же двадцать-тридцать метров было слишком близко для него, потому что на берегу находился он, Усов.

Что стоило ему вызвать сюда свою команду и забросать вражескую подлодку гранатами, обстрелять из автоматов, наконец ринуться на абордаж, — полузабытая форма морского боя?