Упущенный шанс Сталина - Михаил Мельтюхов

Трудно не заметить полное различие обеих версий, что очень странно: ведь их автором, если верить публикаторам, был один и тот же человек, участник описываемых событий. Особенно неправдоподобной выглядит версия Светлишина. Прежде всего не ясно, почему Жуков передает совершенно секретный, особой важности документ не самому Сталину, а его секретарю. Мало того, что подобная практика не подтверждается другими материалами, она была прямо запрещена "Инструкцией по разработке, пользованию, учету и хранению совершенно секретных документов особой важности в центральных управлениях Наркомата обороны и в штабах военных округов и армий", введенной в действие приказом наркома обороны № 0023 от 12 апреля 1941 г. Согласно инструкции, "совершенно секретным документам особой важности являются оперативные документы, относящиеся к планам оперативного развертывания войск Красной Армии", что подтверждается наличием на документе от 15 мая 1941 г. грифов "совершенно секретно/особой важности". В инструкции было четко указано, что "передача документов на подпись, на доклад и т. п. через третьих лиц (секретарей, адъютантов и т. п.) запрещается. Документы должны передаваться соответствующим должностным лицам из рук в руки"1316. Не ясно также, почему Сталин не мог лично сказать Жукову все то, что он якобы передал через Поскребышева, который сообщил генералу об этом в приемной (!?) Сталина.

Более правдоподобна версия Анфилова, но и в ней содержатся явно фальсифицированные сведения. Во-первых, идея предупредить нападение Германии возникла задолго до мая 1941 г. и составляла основу советского военного планирования в 1940–1941 гг. Хотя не исключено, что именно речь Сталина от 5 мая 1941 г. подтолкнула военных подготовить уточняющий документ. Во-вторых, ответ Сталина на это предложение выглядит совершенно ни к месту — при чем тут "провоцирование"? В-третьих, вряд ли стоит сводить смысл речи Сталина к опровержению утверждений зарубежной прессы, которую в СССР явно не читали. Теперь эта речь опубликована1317, и каждый сам может убедиться в полном расхождении ее содержания и приведенной версии. Единственно, в чем сходятся обе версии, это в отказе Сталина от утверждения этого документа. Думается, что именно это и было целью рассказов Жукова, являвшегося одним из тех, кто был заинтересован в сокрытии правды о неудавшемся нападении на Германию. К тому же Жуков был не в том положении, чтобы позволить себе сказать правду, хотя бы в силу подписки о неразглашении государственной тайны.

Ю.А. Горьков выдвигает несколько иную версию в обоснование того, что "Советский Союз не готовился к агрессии против Германии в 1941 г.", ссылаясь на "отсутствие решения на начало войны со стороны советского политического руководства и правительства… До настоящего времени документов, подтверждающих наличие такого политического решения, не выявлено"1318. К сожалению, авторы, любящие порассуждать о "политическом решении" о начале войны, не спешат точно определить, какой именно документ является "политическим решением". Причем разногласия существуют даже в отношении действий германского руководства. Одни авторы считают, что Гитлер принял политическое решение о начале войны с СССР в июне — июле 1940 г., когда отдал приказ о начале ее планирования, а другие утверждают, что в декабре 1940 г., когда подписал директиву № 21 "План Барбаросса". Однако известно, что даже приказ вермахту о нападении на СССР от 10 июня 1941 г. предполагал возможность его отмены, и лишь днем 21 июня войска получили окончательное подтверждение намеченной операции1319. Или, например, действия англо-французского руководства, которое планировало вмешательство в советско-финскую войну и удары по Баку и Батуми, но, несмотря на значительную подготовку к осуществлению этих планов, Лондон и Париж так и не приняли "политического решения" начать их реализацию1320.

Как справедливо указывает П.Н. Бобылев, "следует различать решение о подготовке к войне и решение о ее начале. Первое могло быть принято задолго до второго"1321. Кстати сказать, опыт действий Красной Армии против Польши, Финляндии, Прибалтийских стран и Румынии показывает, что первоначально войска получали приказ, содержавший их боевые задачи и указания о сроке сосредоточения на границе. Конкретная же дата вторжения сообщалась отдельным приказом в последние часы перед его осуществлением. Тем самым у советского руководства буквально до последнего момента оставалась возможность учесть вероятное изменение политической ситуации и не доводить дело до войны. Таким образом, "политическим решением" о начале войны может считаться лишь приказ войскам осуществить вторжение. Естественно, что до 22 июня 1941 г. советское военно-политическое руководство не отдавало и не могло отдать Красной Армии такого приказа, а поэтому вся дискуссия по этому вопросу безосновательна.

Наиболее серьезным аргументом в пользу утверждения документа от 15 мая 1941 г., по мнению В.Н. Киселева, В.Д. Данилова и П.Н. Бобылева1322, является процесс стратегического сосредоточения и развертывания Красной Армии в соответствии с этим планом и его последующими уточнениями, развернувшийся в апреле — июне 1941 г. Эти события явно говорят в пользу того, что план был утвержден. Правда, момент его утверждения остается неизвестным. Не исключено, что это могло произойти 19 мая 1941 г., когда на приеме у Сталина одновременно были Молотов, Тимошенко, Жуков и Ватутин1323. Ю.А. Горьков, первым опубликовавший этот документ в российской научной периодике, тоже считает, что план был утвержден и "в начальном периоде войны действия советских войск на советско-германском фронте определялись стратегическим замыслом оперативного плана, разработанного в мае 1941 года"1324. В другой своей публикации он прямо пишет, что этот план был 15 мая 1941 г. одобрен "политическим руководством государства"1325.

Для обсуждения сложившейся обстановки и задач войск западных приграничных округов, вытекавших из этого плана, 24 мая 1941 г. в Кремле состоялось совещание Сталина и Молотова с наркомом обороны маршалом С.К. Тимошенко, начальником Генштаба генералом армии Г.К. Жуковым, его первым заместителем генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным, начальником Главного управления ВВС генерал-лейтенантом П.Ф. Жигаревым, командующими войсками, членами военных советов и командующими ВВС Прибалтийского (ПрибОВО), Западного (ЗапОВО), Киевского (КОВО) особых, Ленинградского (ЛВО) и Одесского (ОдВО) округов. В июне уточнение этого документа продолжалось. 13 июня заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин подготовил справку о развертывании вооруженных сил СССР на Западном ТВД, уточнявшую состав войск и их распределение по фронтам. В это же время прорабатывалась идея о создании еще одного фронта — Южного, который был образован согласно постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) от 21 июня 1941 г.1326

Такова обобщенная картина хода советского стратегического планирования 1939–1941 гг. Теперь следует обратиться непосредственно к анализу содержания доступных материалов.

Первые части документов были посвящены оценке вооруженных сил и возможных действий вероятных противников1327. В качестве таковых фигурировали Германия, Италия, Финляндия, Венгрия, Румыния, Турция и Япония, т. е. практически все соседи СССР. Разработчики документов предполагали, что против западных границ Советского Союза Германия, Финляндия, Венгрия и Румыния смогут развернуть от 236 до 270 дивизий, более 10 тыс. танков и от 12 до 15 тыс. самолетов. В документе от 15 мая 1941 г. эта часть содержит сведения только по Германии, которая могла развернуть для войны с СССР до 180 дивизий. Вероятно, подобное сокращение связано с тем, что этот документ содержит план боевых действий в основном только против Германии. Для подготовки этой части документов использовались оценочные данные Разведуправления Генштаба, которые были значительно завышенными, поскольку в действительности к 22 июня 1941 г. для войны с СССР были выделены намного меньшие силы (см. таблицу 37).

Таблица 37

Оценка численности вероятной группировки противника

и реальные данные на 22 июня 1941 г.

Излагая "вероятные оперативные планы противников", разработчики документов постоянно подчеркивали, что "документальными данными об оперативных планах вероятных противников как по Западу, так и по Востоку Генеральный штаб Красной Армии не располагает"1328. И далее речь идет лишь о наиболее вероятных предположениях на этот счет.

Намерения Германии оценивались в июльском плане 1940 г. следующим образом. Развернув основные силы к северу от устья реки Сан, она из Восточной Пруссии нанесет "главный удар на Ригу, на Ковно [Каунас], Вильно [Вильнюс] и далее на Минск". Одновременно в Белоруссии наносятся удары на Барановичи и Минск, а также на Дубно и Броды с целью овладения Западной Украиной. Согласно этому варианту, для нанесения главного удара будет сосредоточено до 130 дивизий, а остальные 50 будут действовать на юге. Однако не исключался и обратный вариант, когда главный удар будет наноситься на Украине, а севернее развернутся вспомогательные действия. В этом случае вермахт будет развернут в обратной пропорции. Предполагались наступательные действия с территории Румынии на Жмеринку и из Финляндии на Карельском перешейке, а позднее на Кандалакшу и Петрозаводск.