На рыдване по галактикам (СИ) - "BangBang"

— Так. Стратитайлер, доложи-ка по форме о происшествиях на борту вверенного тебе судна за время моего отсутствия, — включается в разговор Варг, придавив ботинком злобно шипящий мешок и без особого усилия одним рывком мускулистых ручищ разрывая ошейник на своей коборуковой шее к зиркам гирганейским. Нюк несколько грустнеет, понимая, что время его очередного недолгого капитанства снова закончилось, а рабство Варга так и не началось, и вкратце сообщает, как мы вообще дошли до жизни такой и он — до гречишных имплантов в частности. Не забыв похвалить наше недюжинное мужество, смекалку, храбрость, физподготовку и присовокупить «а я говорил, что без скафандров тут шастать опасно».

Шлюп тем временем на удивление благополучно приземляется, и все привычно высыпают в стерилизационную камеру. Бо с Шухером так радуются нашему возвращению, словно мы из черной дыры целехоньки выбрались.

— Через полчаса жду всех в кают-компании, — бросает нам Варг, выйдя из дезинфекционного облака со все еще упакованным тезкой в руке. — Тебя тоже, — добавляет он улыбающейся Тасе.

Ни «спасибо», ни «молодцы какие» мы от кэпа, видно, не дождемся. Хорошо еще, если нарядом на мытье толчков не наградит за какое-нибудь нечаянное попрание чести и достоинства земного Космического Флота на варварских состязаниях.

— Дитя мое! — вцепляется бывший док в мешок всеми щупалками, и Вегус так и уносит их обоих, должно быть, на гауптвахту.

— Шваброй дверь не забудьте подпереть! — напоминаю в широченную капитанскую спину. Хотя я бы для верности еще часового там поставила у порога. С огнеметом. Или просто амазонку покрупнее и позлее — кажется, девушки и их манеры произвели-таки на мерзавца неизгладимое впечатление. Судя по тому, каким алчущим взором провожала глава племени кэпа, она бы точно не отказалась постеречь демона в обмен на свидание там или что еще, угодное Праматушке и ее многочисленным очам.

— Элементарная благодарность нам от Вегуса точно не грозит, — философски замечает Нюк, вытрясая из штанины колючую крупу. — От второсортных адамов я тоже ничего хорошего давно не жду, — добавляет он пилоту с суперкарго, — зато у меня, девчонки, осталась еще горсть сбереженных от Вражонка мармеладных ксеноморфиков. Добро пожаловать после головомойки на чаепитие, так сказать. Отметим нашу скромную победу. Можно и по капле буравчика в чаек капнуть. Заслужили.

— Я б тортик к чаю испекла… — тянет роботесса. — Но лимит на продукты…

— Клубничный! — судорожно вздыхает Нюк, облизнувшись, и тщательно собирает крупу в ладошку — не пропадать же дефицитной еде?

— Ошейник сперва снимите, — буркает Бас, и его сумрачный взор при упоминании буравчика подергивается влагой — тоскует, должно быть, по своему антидепрессанту.

— Горелку последний раз видел у кадета Соколовой, — отмахивается Нюк. — К ней и обращайтесь.

— Болторезом перекушу, — обещает Цилли со смешком. — Если будете себя хорошо вести.

— А ему — не надо, — мстительно прибавляет пилот, ткнув пальцем в сторону Рекичински. — Все равно никакой пользы на борту от него, кроме вреда. Шахматист фигов, черная дыра его дери.

Бортинженер страдальчески морщится, ворчит, что озабоченных любовными страстями надо было таки оставить альфам для снижения уровня бушующих гормонов, и устремляется за Тасей на камбуз, вероятно, надеясь перехватить какой печенюшки до собрания. Ему-то гару-гару не перепало. А я вот до сих пор им полна, хотя и успела порастрясти калории, карабкаясь по скалам и сражаясь с Басовой почитательницей. Но чай, конечно, дело святое. Да еще и со сладостями, которые при урезании пайка первыми покинули наш рацион.

— Формально, по законам этого дикого мира, я являюсь собственностью кадета Соколовой, так что ей и решать, снимать ошейник с меня или нет. Другим адамам в таких вопросах слова никто не дает, — парирует выпад пилота Рекичински, и я начинаю подумывать, что, пожалуй, альфы нащупали не такой уж ошибочный подход к своему мужского народонаселению. И вообще, не оставить ли обоим призам этот аксессуар хотя бы на недельку, чтобы один научился не скафнить почем зря, а другой — не провоцировать его? Можно подумать, Рекичински мало того, что он и так всех бесит, непременно надо подогревать ежечасно это дружное чувство.

— Следующую партию в шахматы можем сыграть как раз на ошейник, — довольно точно имитирую я бесстрастный тон липового суперкарго, едва сдерживая злорадную усмешку. Потому что таки не шутила насчет шахматного озарения от тумака по лбу. Ну уж эта комбинация, стоившая мне целостности собственной шкуры, просто не может не сработать!

Оставив Баса и Рекичински разбираться между собой, кто ж достоин, а кто нет освобождения из рабских цепей, ускользаю к себе в каюту. Неплохо бы помыться, вычесать из шевелюры клочья нещадно полинявшего в нее пера и разобраться с боевыми фингалами прежде, чем явиться пред беспощадные и не ведающие признательности капитанские очи.

Впрочем, фонари с шишками волнуют меня меньше всего — в конце концов, немало лет они были моими верными спутниками и наверняка здорово обрадовались новой встрече. А уж гнусное охвостье, по недоразумению возомнившее себя светилом гуманоидной медицины, я к себе, разумеется, на пушечный выстрел не подпущу из-за какой-то пары синяков и ссадин. Я бы даже со сломанной ногой теперь крепко призадумалась, стоит ли оно того — больно уж недобро зыркало на меня лимбийское отродье, у которого наверняка в запасе еще куча сомнительных препаратов и адских идеек. Да уж, не ценили мы старину Шухера с его мягким характером и умилительной любовью к человечьим пупкам…

В кают-компанию я являюсь за пять минут до озвученного Варгом времени и застаю там только Рекичински. Остальные, должно быть, еще ликвидируют последствия дикарских спортивных забав. Конечно, он-то по скалам не карабкался, по колючкам не сигал и с альфами не дрался, умыл физиономию да волосы в эту нестерпимо скучную прическу прилизал — и готов. А вот инструмент для снятия ошейника что-то не потрудился разыскать. Или он и это в пику Басу сделал? Типа — выиграла кадет Соколова это сомнительное хитрозадое сокровище, вот и вольную сама ему выписывай принародно?

— До этого прическа была повеселее, — мстительно заявляю я. — А с такой только сниматься на стенд «Они пали во славу Галактического Союза».

— Кажется, теперь я догадываюсь, что услышал Бас перед тем, как обрести багряный оттенок Мю Цефеи*, — насмешливо приподнимает бровь Рекичински. Это он на что намекает? Не успеваю хорошенько разозлиться, как совершенно некстати всплывает воспоминание о злосчастном, потыренном мною в припадке афродизиачного сластолюбия, ферзе. И о том, что я там несла про глаза этого летучего рогоноса. Бродячие альдебаранские елки, как мне это вот все забыть?

— И как это наш зефировый Отелло вас наедине только оставил? — с порога подкалывает Нюк. Грим с мурзилы он еще не смыл, зато на ходу отдирает от пальцев приставший к ним силикон. Тасю латал, похоже. Ободрать конечности на скалах и зарослях колючек даже сверхпрочная роботесса умудрилась. Та, уже аккуратно причесанная и в чистом передничке, тащит следом полный поднос печенья и чайку — Нюк, видно, решил совместить неприятное с полезным. Даже обещанные мармеладки в вазочке красуются, трясут желейными щупалками.

— Джокордово вымя, сколько ж я уже не видала в этих широтах по-настоящему приятных ксеноморфиков! — пропустив мимо ушей подначку, невольно сглатываю слюну и даже месть Рекичински на радостях откладываю на потом. Следом за сестрицей Нюкией и ее подопечной вваливается и только что помянутый Бас с торчащей дыбом влажной шевелюрой, еще малость вылинявшей и приобретшей пастельный оттенок жевательных конфет «Коборуково молоко». Он недобро зыркает на Уилсона и усаживается так, чтобы оказаться между нами.

Последними являются бортмеханик и капитан Вегус. Цилли насмешливо-невозмутима как всегда, а шрамированная физиономия Варга уже привычно выбрита до блеска. В отличие от модника Нюка, избавляющегося от лишней растительности какими-нибудь лазерными лучами, мазями или там спреями, кэп точно бреется по старинке, металлическим лезвием. Мой дедуля — так тот вообще смертоубийственной даже на вид штуковиной, изготовленной на заказ по прообразу древнего самурайского меча, щетину каждое утро в общей умывалке скоблит, убежденный, что это как нельзя лучше изгоняет дух противоречия из борзых новобранцев.