Пляска в степи (СИ) - Богачева Виктория

Девочка потрясла головой, пытаясь стряхнуть руку няньки, но та держала крепко.

Нахмурившись, Звенислава свела на переносице пушистые светлые брови. Любава все так и глядела на нее упрямым бычком, выпятив вперед лоб, и княгине сделалось и грустно, и смешно.

Она поручила девочек заботам нянек, когда Ярослав уехал, и ей пришлось управляться со всем в одиночку. Она не поспевала больше рукодельничать с ними, но мыслила, что под приглядом тетки Бережаны все у них будет ладно. Звенислава посмотрела на старшую княжну: та стреляла глазами из стороны в сторону и кусала губы. Сообразила, что дурное что-то сказала? Али страшится, что накажут?

— Больше им вместе вышивать не позволяй, — Звенислава строго глянула на тетку Бережану, и та поспешно закивала.

Княжон-то она упустила, вот и наслушались всякого.

— А ты, Любава, мала еще слишком, чтобы про отцовские дела болтать, — Звенислава перевела взгляд на притихшую девочку и постаралась, чтобы ее голос хотя бы вполовину напоминал голос Ярослава, когда тот гневался. — Не тебе оспаривать то, что князь решил.

Любава присмирела, а у Звениславы кольнуло в сердце. Пусть и непослушная, а все же она дитя! Быть строгой княгиня совсем не умела...

Внутри всколыхнулся гнев: ну что творит Рогнеда! Как-то она за всеми хлопотами и позабыла про двухродную сестрицу. Та все особняком держалась обычно, и немногое изменилось с той поры, как уехал из терема князь. Трапезы она по-прежнему делить ни с кем, окромя брата, не желала; из терема выходила редко, да и горницу свою нечасто покидала.

Звенислава давно примирилась с мыслью, что особо ладить они с сестрицей уже никогда не будут. Не ссорятся — и добро. Не лает Рогнеда больше князя — и довольно. Она знала, что Желан частенько захаживает к княжне в горницу, и изредка они вдвоем выходили за стены княжьего подворья. Брату она ничего не говорила: к чему? Рогнеда — его ближайшая по крови родня. Да и в иное время Желан все больше к Ярославу тянулся да воеводе Храбру, искал мужского, отцовского одобрения.

Теперь же Звенислава кусала изнутри щеки и думала, что, может, напрасно сестре потворствовала? Не растаяла бы, коли бы из горницы чаще выходила да за общим столом со всеми трапезу делила. Но тогда она о муже радела. Не хотела, чтобы за одним столом они с Рогнедой сидели.

Звенислава вздохнула. Выходило, как бы она ни порешила, а все равно каждому не смогла бы угодить. Она посмотрела на Любаву: как вот ее наказывать? Не сама же княжна такое придумала, повторила чужие злые слова. Потом перевела взгляд на тетку Бережану и строго поджала губы.

— Я не хочу, чтобы впредь они оставались наедине с княжной Рогнедой, — сказала она и покачала головой, и длинные рясны на ее кике тихонько зазвенели.

Надобно еще и с сестрицей поговорить. Хороша Рогнеда, нашла себе под стать собеседниц: сопливых девчонок, еще в первую поневу не вскочивших!

Не в первый раз Звенислава подумала о том, как сильно та переменилась. И коли в самом начале, когда только приехали они с Желаном в ладожский терем, осиротевшие, лишившиеся всего, пережившие страшное горе, Звенислава сестрице горячо сочувствовала. Перед мужем ее защищала и выгораживала! Конечно, недолго и разумом помутиться после пережитого! Все она была готова простить и забыть Рогнеде.

Но сколько уж седмиц минуло с той поры? И брат, и сестра были всячески на Ладоге обласканы. Ярослав дал им кров и приют, пообещал Желану отомстить за родню и слово свое сдержал много раньше, чем сам того хотел бы! И Рогнеда не жила жалкой приживалкой при сестре-княгине. Была у нее и горница своя, и чернавка, и наряды, и украшения, и рубахи тонко выпряженные, и теплая меховая накидка — Звенислава сама все отбирала, лучшего для сестры чаяла.

Много уже воды утекло, как убили князя Некраса, княгиню Доброгневу да старшего княжича Ждана. Со временем рубцуются даже самые страшные раны, и настала пора уже Рогнеде оттолкнуться от прошлого и сызнова начать жить. Но, верно, княжна этого не хотела. А хотела она вкладывать ядовитые свои речи в уши двух соплюшек, у которых умишко еще не дорос, чтобы ее словам не верить.

Обо всем этом думала Звенислава, стремительно шагая по терему к горнице Рогнеды. Взмахом руки она отогнала дернувшуюся ей навстречу чернавку и распахнула тяжелую дверь. К ней одновременно повернулось две головы: Желан нынче коротал вечер у сестрицы. Оно и к лучшему, подумала княгиня. Хоть и мальчишка безусый еще, а в роду старший.

— Пошто ты княжон против отца науськиваешь? — прямо с порога спросила Звенислава, остановившись в дверях.

В горнице горело несколько лучин и жировиков, отбрасывая причудливые тени на деревянный сруб. По лицу Рогнеды пробежала гримаса. Али то почудилось в неровном, тусклом свете?

— Сестра? О чем ты? — поднявшийся с лавки Желан удивленно посмотрел на нее и перевел взгляд на равнодушную ко всему Рогнеду.

— Не смей с ними больше заговаривать, — недрогнувшим голосом велела княгиня.

— А то что? — глаза Рогнеды дерзко сверкнули, и она подняла свое красивое, гордое лицо. Ее лоб перехватывал расшитый жемчугом да каменьями девичий венец, а в длинную, змеившуюся по спине косу были вплетены красивые, широкие ленты.

Носила она беленую, расшитую багряным узором рубаху и недавно выпряженную, цветастую поневу в три полотнища. А грелась она, кутаясь в отороченный мехом плащ — подарок двухродной сестрицы.

— Велю тебя в горнице запереть, — ни на миг не задумавшись, решительно произнесла Звенислава. — И шагу никуда не ступишь.

Рогнеда вскинула вверх густые, соболиные брови и скривила пухлые губы в усмешке. То ли не поверила угрозам, то ли просто храбрилась. Прищурившись, она скользила по княгине взглядом, пока не наткнулась на что-то и не вздрогнула, отшатнувшись к стене. Прикусив губу, она вновь посмотрела на Звениславу, и выражение ее лица изменилось.

«Она догадалась», — поняла княгиня и с трудом подавила желание прикрыть руками живот. Верно, в последние седмицы она и впрямь раздалась слегка в поясе, и рубаха с поневой уже едва скрывали ее растущее чрево. Незнающий человек, может, с первого раза и не углядел бы, но Рогнеда была женщиной да и смотрела на сестру снизу вверх.

— Сестра, ну это уж слишком! — опомнившись, заговорил Желан.

Рассеянный, он по очереди оборачивался то к одной, то к другой сестре, не разумея, что приключилось. Был он все же совсем еще мальчишкой.

— Где же тут беда, коли Рогнеда горницу покинула да с Любавой и Яромирой беседу вела?

— Твоя старшая сестра, князь, — она намеренно обратилась к брату так, — моим дочерям нашептывает, что, мол, напрасно их отец хазаров бить поехал. Меня в случившемся обвиняет!

Она помолчала недолго, собираясь с духом для следующих слов.

— Я — княгиня ладожская, — голос Звениславы меж тем обрел небывалую доселе твердость. — Коли я прикажу — кмети мне подчинятся, — она посмотрела на младшего брата, борясь с жалостью. — И станут ее подле этих дверей сторожить!

Скрестив на груди руки, Звенислава повела головой в сторону Рогнеды. На двухродную сестру она старалась не смотреть. А вот Желан же всем телом повернулся к княжне, громко ахнув. Каким же он еще был мальчишкой... Княгиня поспешно отогнала эту мысль и прикрыла на секунду глаза. Она говорила с ним не как сестра нынче. Она не должна его жалеть.

Но как же тяжело было ей произносить все эти строгие, суровые слова! Грозить сестре, пусть и двухродной; недобро говорить с братом, напоминать ему о разнице промеж ними: она в тереме — хозяйка, а он, милостью ее мужа, лишь гость. Но она знала, что должна. Кроме нее больше некому.

— Запомни: увижу подле княжон — запру в горнице, — напоследок она еще раз обратилась к Рогнеде и вышла из горницы прежде, чем сестра али брат с ней заговорил.

Она чувствовала, как внутри всколыхнулся гнев, стоило ей закрыть за собой дверь. Руки слегка подрагивали, а в горле стоял тяжелый комок. Почему-то казалось, что навсегда она отселка от себя младшего братишку Желана — под конец разговора он глядел на нее, как на чужую. Он ее не узнавал.