Полуночные поцелуи (ЛП) - Бенедикт Жанин

— Конечно, ты мог бы.

И вот так соревновательный порыв Отиса берет верх, и он высвобождается из моих объятий, полный решимости доказать свою точку зрения. Он тянется к прикроватному столику. Мне просто не терпится, чтобы надо мной доминировали, и я сбрасываю простыни с ног, развязывая узел халата.

— Где твои презервативы? — спрашивает он, перекрывая звук лязгающих друг о друга разных предметов на тумбочке.

— У меня их нет.

Ящик с грохотом захлопывается.

— Что за черт, почему?

— Потому что я потратила их на всех других парней, с которыми трахалась, — я фыркаю, чтобы показать сарказм.

Однако он этого не замечает, и его лицо бледнеет.

— Мертвая задница?

Сбитая с толку тем, что он мне поверил, хотя я не могу винить его за это, учитывая мой репертуар, я швыряю в него подушкой.

— Нет, ты идиот! У меня нет презервативов, потому что у них истек срок годности, а мне не нужно было покупать новые!

— Итак, — осторожно начинает он, шестеренки в его голове крутятся, чтобы понять подтекст моего объяснения, — может, мне сбегать на заправку и купить немного, на всякий случай?

Он спрашивает, чиста ли я. Если я кого-нибудь и трахала с тех пор, как мы были вместе.

— Это шутка? — я не знаю, чего мне хочется: надавать ему по щекам или дернуть за ухо.

— Нет? — В его глазах мелькает неуверенность.

Воплощая все хорошее, что есть в мире, и делая все возможное, чтобы не быть собой, я делаю глубокий вдох и отвечаю спокойно, уравновешенно.

— Нет, Отис, тебе не нужно ехать на заправку. После тебя у меня ни с кем не было секса, и я принимаю противозачаточные средства.

Он быстро моргает.

— Никого?

Я качаю головой.

— Даже тот хоккейный парень?

— Нет. — Я упомяну о том, что «почти-могло-бы-быть» с парижанином как-нибудь в другой раз.

— Итак, — гортанно шепчет он, сглатывая, когда снова опускается на меня, — мне не нужно ехать на заправку? — я качаю головой, и его глаза расширяются, а губы приоткрываются.

— Я могу трахнуть тебя без всего?

Я киваю, мои губы насмешливо кривятся. Какой отличный способ выразить это, а?

Взгляд, который пронизывает его лицо, подобен воде на поверхности горящей звезды, бурный обмен энергией сжигает последние остатки моей сдержанности в том, чтобы посвятить себя ему. Это последний толчок, который мне нужен, чтобы начать прокладывать туннель вниз по пропасти, которая есть любовь, и, хотя я падаю постепенно, немного напуганная, я воодушевлена. Возможностью достичь великолепной цели, которая ждет меня на дне: его.

Не в силах сдержать это новообретенное чувство, я провожу пальцами по его лицу, убирая пряди волос. Он великолепен, с его высокими скулами, широким носом и прямой челюстью. Внутри меня горит свет. Это исходит от меня, но его интенсивность — его существование — контролируется им.

— Я обожаю тебя, — бормочу я, надеясь, что он понимает, насколько важны для меня эти слова. — И я хочу провести остаток вечности, обожая тебя.

Этот момент должен был быть романтичным. Это должно было быть искренним, ответить взаимностью на его собственное любовное признание. Это было признание, которое на шаг опережает симпатию, но все еще ниже любви. За исключением того, что его реакция проявляется в виде того, как его член становится твердым напротив меня.

Отталкивая его плечом, я недоверчиво таращусь на него.

— У тебя только что появился стояк?

— Я ничего не могу с этим поделать, — стонет он, извиваясь у меня на животе, его подбородок опущен на грудь, когда он растворяется в этом движении. — Это так заводит, когда ты такая романтичная, милая и прочее дерьмо.

У меня нет времени переварить его слова, когда он начинает меня трогать. Он шевелит бровями и наклоняется, чтобы лизнуть мой подбородок и губы.

— Ты готова попробовать немного этого McLovin?

— Это звучит как дешевый секс по меню за доллар из «Макдоналдса». — По-прежнему не работает. Секс есть секс. Я уже приподнимаюсь, чтобы поцеловать его.

— Мне нравятся их рыбные бургеры, — комментирует он между покусываниями. — Я всегда беру побольше соленых огурцов и майонеза. Дерьмо вкусное.

— Я больше предпочитаю стейк вагю премиум-класса.

Он откидывается назад с недоверчивым выражением на лице.

— Ты собираешься разорить меня?

Я вожу плечом и шевелю бровями.

— Я уже говорила тебе: я материалист. У меня слабость к Chanel Nine boots и Balmains, и я этого не стыжусь.

Печально качая головой, Отис зарывается лицом в мою шею и целует чувствительную кожу там, прежде чем перейти к нежному крылу моей ключицы и провести по нему носом. Его рука тянется к моим грудям, обхватывает их, играет с ними, проводит пальцами по соскам, пока они не становятся твердыми. Мой халат распахивается, и его рубашка задирается на груди.

После короткой дюжины секунд, в течение которых мы лихорадочно сбрасываем одежду, ведя себя так, словно она загорится, если останется на нас еще на секунду, мы сталкиваемся друг с другом, наши конечности переплетаются.

Здесь нет особых церемоний или прелюдий. Нам абсолютно незачем затягивать это надолго, не сейчас, когда мы оба в таком отчаянии. Растирания, прикосновения и шепот преданности сослужили свою службу, заменив любой эротический стимул, предшествующий сексу.

Он без особых усилий взял на себя ответственность и расположил меня под собой, мои разум и тело снова уступили ему контроль. Мои ноги высоко обвиваются вокруг его талии, ногти впиваются в его спину, готовясь к первому толчку. Одна из его рук сжимает мою задницу, приподнимая меня, чтобы я лучше прижалась к нему. Другой рукой он хватает свой член и покрывается моей влагой.

— Посмотри на эту великолепную киску, — бормочет он, намыливая себя между моими складочками.

— Всегда готова. Умоляет о моем члене. Какая ты идеальная девушка для меня.

Идеальная девушка. У меня кружится голова от его комплимента, я все еще наслаждаюсь тем, как хорошо мне от этого, когда он толкается, удерживая себя у моего входа, ожидая, когда он естественным образом войдет глубже. У меня вырывается вздох, вторжение восхитительно, мои неопытные мышцы напрягаются, приветствуя его массивный член. Он продвигается еще на несколько дюймов, когда сопротивление ослабевает, и мои глаза снова закатываются. Я двигаю бедрами, требуя большего. Он кладет руку мне на талию, чтобы удержать меня на месте.

Торжествующая ухмылка украшает его губы, когда он смотрит вниз, чтобы посмотреть, как я принимаю его. Он вытягивает руку, чтобы погладить себя, смазывая свою длину нашими жидкостями. Он быстро заполняет пустоту, которую создал, прежде чем я успеваю по нему соскучиться. Еще один сдавленный звук вырывается у меня от более сильного движения его бедер, дающего мне больше.

— Черт, — выдавливает он хриплым голосом, пронизанным мучительной радостью. — Ты — гребаное видение, когда берешь меня, Джи.

Запрокидывая голову, он продвигается еще на дюйм, и моя киска принимает его с крепким сжатием и потоком влаги. Когда он открывает глаза, он смотрит на меня в великолепной агонии.

Мое сердце сияет от того, как сильно я на него влияю. От того, каким разбитым я заставляю его чувствовать себя.

— Тебе так сильно нравится моя киска? — Я намеренно сжимаюсь вокруг него, когда он не отвечает, наслаждаясь тем, как он непроизвольно входит в меня. Он почти там, так близко к тому месту, где физическая граница между нами стирается. Мои ресницы трепещут, и я задерживаю дыхание, наслаждаясь жжением, которое щекочет все мое тело от его вторжения.

— Тебе нравится, как хорошо я беру твой большой член?

Слово «большой» всегда отвергает парней. Мои вульгарные вопросы служат для него последним стимулом отказаться от терпеливого образа, который он выбрал. Он отступает еще раз, но на этот раз, когда он толкается обратно внутрь, он пронзает меня, выставляя бедро вперед одним быстрым сильным толчком, от которого я вздрагиваю. Удовольствие закручивается спиралью между нами, вырывая у него дикое рычание.