Я охочусь на тебя (СИ) - Mazurenko

было. Оно замерло тут, как замер мозг Эдгара, погребëнный под мягкой тяжестью опухоли. Крестик на цепочке гладил руку Дилана, и парню мерещилось, что папа шевелит пальцами. Не поднимая головы, Дилан боялся увидеть… что? Живые и улыбающиеся глаза с фото? Мёртвые и склизкие глаза покойника? Либо эти — закрытые и неподвижные, с посеревшей кожей век? Дилан и сам уже не ощущал своего дыхания. В лёгких царила одна боль.

Сглотнув, Дилан намерился встать… и рука папы слегка сжалась и обхватила пальцы сына. К лицу прилила кровь. Внутри него всё расширилось, словно вместо органов кто-то накачал в Дилана воздух. Он расширенными глазами поглядел вверх, на кровать… И слух парня уловил острый писк откуда-то сбоку, где стояли приборы. На кардиомониторе тянулась бесстрастная прямая линия. Эллиа, встрëпанный и заспанный, появился откуда-то сбоку и растерянно шарил глазами по приборам.

— Дилан! Сердце! Сердце остановилось!

Тот продолжал стоять на коленках и не реагировал ни на что.

— Блядь… блядь-блядь-блядь, как здесь вызвать помощь?! — засуетился Эллиа.

Будто услышав, в палату влетел немного помятый доктор Рант.

— Отойдите от кровати! — Мужчина грубо оттолкнул Дилана, а тот дëрнулся и, падая, схватил ногу доктора.

— Не трогайте моего отца! Не трогайте! Папа жив, папа в норме, вы навредите отцу! Это ошибка! — заорал он и, как дикий кот, стал полосовать ногу врача короткими ногтями.

Охнув, доктор ухватился за край постели, заорал на Эллиа:

— Да уберите вы этого парня!

Эллиа растерялся и тут же, подобравшись, обхватил друга руками и дëрнул в сторону.

Тот держался крепко и пытался ещё зубами достать руку Эллиа. Тогда последний, удерживая изворачивающегося парня, надавил Дилану куда-то на плечо. Тот вскрикнул. Его рука ослабла на миг, однако и этого было достаточно, чтобы отцепить Дилана от доктора. Примчалась медсестра, и вместе они смогли оттащить упирающегося парня к двери.

Дилан схватился за косяк и из последних сил подтянулся на нём, прохрипев:

— Папа мой! Папа мой! Зачем ты оставил меня?! Я не сумею один!

— Пульса нет, начинаю СЛР! — Сказал доктор.

Тело Эдгара задëргалось, когда доктор стал давить на его грудь. Линия на кардиомониторе стала выписывать лихорадочные пики, вторя их странному танцу. Руки Дилана соскользнули с косяка, и дверь перерубила последнюю нить между ним и отцом.

Если бы в коридоре больницы были часы, они бы остановились. Такими долгими были минуты. За дверью была возня и невнятные вскрики… затем настала тишина. Эллиа продолжал сидеть возле Дилана и держаться между ним и палатой, однако Дилан не двигался. Наконец дверь открылась. Доктор Рант, вспотевший и весь какой-то осунувшийся, вышел в коридор.

— Мне очень жаль. Мы сделали всё, что могли, однако… это уже седьмая остановка за третьи сутки. Его сердце просто устало. Его тело устало и он устал… — Врач выдержал небольшую паузу, потянулся в карман и пошуршал там пачкой сигарет. — Соболезную вам.

Какое-то время Дилан молчал и смотрел в лицо врача. А затем… сполз на стул. Он уронил голову между колен, обхватил руками и тяжело задышал.

— Я виноват… я виноват… это всё из-за меня… Мы должны были увезти его… в Лондон.

Присев на одно колено, доктор Рант положил руку парню на плечо:

— Вам не в чем винить себя. Как лечащий врач я заявляю со всей ответственностью… Его болезнь не оставила бы ни малейшего шанса любому доктору. Его опухоль была неоперабельна, мистер Бостон. Вы бы ничего не сделали.

Тихо завыв, Дилан раскачивался взад и вперёд.

Подняв печальных взор на Эллиа, врач тихо вздохнул:

— Вы не желаете… попрощаться?

Глаза Дилана встретились со взглядом врача:

— Да.

Какое-то время Дилан стоял около самой двери и смотрел на неподвижно лежащего папу. Тут словно ничего не поменялось, исключая мелочи: одеяло было смято, а мониторы молчали… Однако аромат… аромат стал иным. Не аромат дышащего тела, не аромат лекарств и отбеливателя, а… аромат смерти. Дилан сделал несколько неуверенных шагов, очутившись возле кровати. Он дотронулся до безвольной руки отца. Она была пока тёплой, и это заставило сердце Дилана заныть тонкой болью. Сухие и воспалëнные глаза парня вбирали в себя вид последнего пристанища папы, и на миг Дилан пожалел, что зашёл.

Эллиа положил руку ему на плечо и немного сжал:

— Ты явился попрощаться и это главное. Эдгар бы оценил твою смелость и… преданность.

Нижняя губа Дилана мелко затряслась, а ногти впились в ладони. Он с глубоким почтением приподнял ладонь папы и… снял цепочку с крестиком.

Дилан скомкал еë в руке, опустил голову, глухо простонав:

— Давай поедем домой…

Эллиа опять стиснул плечо друга и мягко, как мать, развернул его к двери, поведя к выходу. Позади молчали приборы и задумчиво смотрели вслед уходящим.

Когда в дверь постучались, Дилан вспомнил, что не запер замок. Судя по всему, даже не прикрыл — дверь, скрипя, открылась сама.

Робко заглянув в помещение, посетитель позвал:

— Есть тут кто? — Он столкнулся взором с Диланом, который сверкнул из тьмы, и, испуганно выругавшись, отступил на шаг обратно. — Дилан? Дилан Бостон, правильно? Вы напугали меня…

Дилан провернул лезвие в пальцах и отстранëнно кивнул:

— Вы из дома.

Неизвестный представился:

— Чарльз Харрис к вашим услугам. Я хотел бы переговорить… с кем-либо. Может быть, с вашим папой?

Дилан приоткрыл рот, словно удивившись, а затем просипел одними связками:

— Отец скончался вчерашней ночью.

— Вот оно что… соболезную. Могу я тогда побеседовать с вами?

— Иди на хрен. — Огрызнулся парень.

Постояв около порога растерянно, Чарльз кивнул:

— Конечно, конечно, я понимаю, что вы понесли страшную потерю, и я не стану надоедать вам. Знаете что? Звякните мне, как надумаете побеседовать. У меня для вас имеется кое-что… очень интересное. Вот мой номер. Позвоните три раза с интервалом в минуту, и я отвечу. По-другому не получится ответить. Извините, это меры предосторожности. — Оставив на тумбе возле двери простой бумажный листок с цифрами, Чарльз внимательно осмотрел дождливую улицу и ушёл.

Лезвие в руке Дилана погасло, когда в гостиной опять стало полумрачно.

Урна с прахом выглядела крохотной по сравнению с большим Эдгаром. Эллиа не мог прекратить представлять, как Эдгар пытается уместиться в эту урну. Мысль была притягательной в своей отвратительности, и Эллиа отгонял еë, но она продолжала жужжать у него в голове. Дилан стоял и чуть-чуть раскачивался на ветру, прижимая урну к боку.

— Ты помнишь, что сказал священник? — спросил Эллиа парня.

— Помню. О прощении. Если будут грехи ваши, как багряное, — как снег убелю; если будут красны, как пурпур, — как волну убелю.

— Ты так