Магнетрон - Георгий Бабат

Несколько минут друзья молча шли вдоль синих вагонов, на которых большими белыми эмалированными буквами было четко выведено: «Красная стрела — Red Arrow». Проводники, аккуратные, подтянутые, в белых нитяных перчатках, стояли с маленькими электрическими фонариками у дверей вагонов.

К голове состава был уже прицеплен паровоз. Мощный прожектор, укрепленный над котлом, ярко освещал пути и край платформы. Из широкой, низкой трубы паровоза вылетали короткие хлопки пара: паровоздушный насос накачивал тормозные баллоны. Старательно начищенные поручни и ободки на обшивке котла сияли.

— Что касается области сантиметровых волн, — сказал Рубель Веснину, — мне кажется: люди отработали середку и хвост, а головы нету. Середка — это я называю вопросы излучения, отражения, распространения волн; а хвост — это прием. Но хуже всего обстоит дело с головой — с генератором, с мощным источником этих волн. Этим вопросом занимаетесь вы. Это теперь то основное звено, ухватившись за которое можно вытащить всю цепь. И здесь надо увеличить усилия… Понимаете, есть антенны, есть приемная часть, но нет генератора.

— Сознайтесь, Никита Степанович, что тем, кто работает над приемным устройством, вы бы сказали: есть середка и голова, но хвоста нет. А антенщикам говорите: есть хвост и голова, но середки нет.

— Грешен, Владимир Сергеевич. Но ведь это же говорится в интересах дела.

— Глядите, главный поднес свисток к губам! — спохватился Веснин.

Они вдвоем быстро пошли к вагону.

Остановившись у входа под светящейся стрелкой, на которой был обозначен номер вагона, Рубель задержал руку Веснина в своей руке:

— Что касается головы, то, сами знаете, того, кто мог бы сделать легко, быстро и красиво, уже нет. Надо трудиться.

— Не могу, невозможно привыкнуть к мысли, что его уже нет, — отозвался Веснин.

— Да, Володя, это тяжкая утрата. Он много сделал для советской науки, для всего человечества.

Уже взявшись за поручень, Рубель еще раз обернулся:

— Помните, Володя: есть нужные люди, есть ценные люди, но незаменимых людей нет. И еще скажу я вам на прощанье: не знаю, придется когда нам свидеться или нет, но вы не забывайте, что если на вашем заводе есть что-либо важное для обороны, то самое важное из всего… — Рубель понизил голос до шепота и приблизил лицо к уху Веснина, — самым важным я считаю магнетрон. Если есть то, что надо держать в тайне, то это все материалы, связанные с магнетроном.

Веснину показалось, что платформа слегка покачнулась и стала постепенно разделять его со стоящим на подножке вагона Рубелем.

Все быстрее и быстрее вертелись колеса. Светлые квадраты — отражения освещенных окон состава — вытягивались и убегали из-под ног Веснина, который, все убыстряя шаги, шел за поездом, махая Рубелю рукой.

Мимо Веснина промчался опоздавший пассажир, яростным криком пытаясь остановить уходящий состав.

«Не знаю, придется нам когда свидеться или нет…» — повторил про себя Веснин слова Рубеля. Ему стало жалко, что он не обнял и не поцеловал на прощанье этого славного моряка.

Вот уже исчезли из глаз два красных огня на задней площадке последнего вагона «красной стрелы». На перроне было так тихо, что Веснин услыхал, как каплет вода из крана бачка, стоящего в одном из проходов.

Когда он вышел в город, стрелки на желтом диске светящихся уличных часов показывали, что идет уже второй час нового дня. К восьми часам этого дня надо было прийти на завод и приступить к работе.

Но мысли Веснина были далеко от завода. Проходя мимо плакатов с Чапаевым, изображенным на тачанке вместе со своим ординарцем, припавшим к станковому пулемету, с Чапаевым, смертельно раненным, плывущим через Урал, с Чапаевым верхом на быстром коне, Веснин все повторял про себя слова Рубеля: «Родимся на смерть, умираем на жизнь».

«А что такое жизнь? — думал Веснин. — Если говорить о жизни людей, то это труд, труд и борьба. Достигнутое борьбой и трудом остается жить, не исчезает подобно короткой жизни отдельного человека».

«Где же все-таки я видел это лицо?» — остановился Веснин против одного из плакатов.

Он вспомнил скорее, чем ожидал, и ему стало стыдно. Портрет Василия Ивановича Чапаева висел в кают-компании крейсера «Дмитрий Фурманов». Это был известный снимок, где командир и комиссар легендарной дивизии были сфотографированы вместе.

«Я тогда был слишком взволнован историей с тиратронами, я тогда был подавлен общим впечатлением о крейсере, я ровно ничего не замечал тогда. Но, значит, если придется, Чапаев снова окажется в строю.

Родимся на смерть, умираем на жизнь…»

Да, все течет

Веснин уснул, едва прикоснувшись к подушке. И во сне он листал и читал синюю тетрадь Мочалова. Лабораторный дневник ученого, который Веснин видел наяву так недолго, мельком, теперь, во сне, был перед ним, и формулы читались ясно, потому что почерк Мочалова был очень четкий. И все было так убедительно, так просто. Он понимал, что это сон, что тетрадь Мочалова не может быть у него в руках. Но те формулы и чертежи, которые вставали перед его глазами, были полны смысла, содержали в себе новые, оригинальные, очень важные понятия. Он все время старался запомнить основной ход мыслей, чтобы потом, проснувшись, все записать.

Вдруг он испугался, что забудет эти формулы, не сможет вспомнить их утром. Необходимо было записать все тут же, немедленно. Но невозможно было заставить себя проснуться или даже только пошевелить рукой. А драгоценные страницы, которые сначала светились, как маленькие экраны, начали тускнеть, размываться.

Страшным усилием воли, напряжением всех мышц Веснин сбросил с себя оковы сна, вскочил с кровати, взял листок бумаги и быстро законспектировал содержание тетради. Сунув листок с бесценными формулами под подушку, он успокоился и крепко заснул.

Проснувшись, он еще совершенно ясно помнил свой сон, но едва пошевельнулся, чтобы достать записку, о которой и во сне все время думал, как сон растаял, все расплылось, рассыпалось, осталось лишь воспоминание о том, что снилось, будто читает тетрадь Мочалова, но что прочел — вспомнить не удалось. И записки под подушкой не оказалось. Уже окончательно проснувшись, он сообразил, что вставал и записывал тоже только во сне…

Есть сказка о человеке, который однажды встретил веселую компанию в горах. Ему поднесли кубок. Он осушил его и снова спустился в долину. В родной деревне его никто не узнал, и дома все оказались чужие. Когда он назвал себя, один старик вспомнил, что отец говорил ему о деде, который ушел в горы и не вернулся. «Тому уже минуло сто лет».

Эту сказку вспомнил Веснин, когда он одевался, собираясь на завод.

* * *

Весной на борту крейсера «Фурманов» шли только разговоры о возможности видеть сквозь дым и туман. Тогда это звучало далекой фантазией. А теперь, оказывается, нечто подобное уже начало входить в практику военного флота.

За время короткой командировки Веснина на станцию Медь на заводе тоже произошло много перемен. В цехе металлических ламп, там, где прежде валялись обрывки проводов, стружка, раскрытые ящики из-под оборудования, теперь стояли длинные столы с желтыми столешницами. За столами сидели женщины в новых, ослепительно белых, хрустящих халатах. Цех, который монтировал Веснин, вступил в строй действующих.

Сквозь стеклянную перегородку в дальнем конце цеха, в заготовительном отделении, видно было, как мерно ходят вверх-вниз шатуны многопозиционного пресс-автомата, штампующего из стальной ленты колбы для цельнометаллических ламп.

«Сколько бы человек ни работал на производстве, — подумал Веснин, — сколько бы он сам ни, занимался проектированием, наладкой, обслуживанием сложных автоматических машин, работа станка-автомата всегда привлекает внимание, вызывает восхищение».

Сменный инженер подошел к Веснину, пожал ему руку и сказал:

— Красота! Смонтировано-то как!

Они прошли вдоль всего цеха. У станка, где сваривалась стальная колба с основанием лампы, Веснин остановился и стал наблюдать за работой сварочного прерывателя.

— Вот благодаря этим самым вашим прерывателям, — сказал сменный инженер, — представитель фирмы «Радиокорпорейшен» расстается с нами в ближайшие дни.

По договору, Френсис должен был работать на заводе до конца декабря. Но когда первый сварочный прерыватель, спроектированный Весниным, успешно прошел испытание, директор завода Жуков решил, что в дальнейшем все импортное оборудование можно будет монтировать собственными силами. Необходимости в пребывании консультанта фирмы на заводе уже не было.

Из цеха Веснин пошел в лабораторию. Здесь ждала его еще одна новость.

Открыв шкаф, в котором у него хранились детали магнетронов, он увидел на средней полке лабораторный штатив, обвешанный звездами, крохотными радиолампами, магнетронами. Все эти изделия были вырезаны из тонкой алюминиевой и медной фольги. Пружинки из никелевой проволоки оплетали штатив. Среди металлических завитушек сидел картонный петушок. В клюве он держал маленький синий конверт с красной печаткой из вакуумной менделеевской замазки.