Олимпия Клевская - Александр Дюма

— Сударь, наденьте парадное платье, — шепнул Раффе, — самое парадное, сударь!

— Объяснись же, наконец, негодяй.

— Сударь, их трое.

— Отлично. И ты полагаешь, что они тебе знакомы?

— В масках, сударь, у них маски!

— О-о! Значит, балы в Опере уже начались; но где же они, эти трое?

— Во дворе, сударь, они проникли во двор.

— Значит, они вломились в калитку?

— Да, сударь.

— И ты им позволил это сделать?

— Я им сопротивлялся, сударь, но они прошли прямо по моему животу.

— Ну, уж если так… А ну-ка подай мне мушкетон!

— Ох, сударь, воздержитесь от этого!

— Как? Трое мужчин вламываются в мою калитку, грубо обходятся с моим человеком, и все это в два часа ночи, а я должен…

— Сударь, у одного из этих троих был такой голос…

— Женский? — оживился Ришелье.

— Я, сударь, не хочу этого говорить заранее; боюсь, как бы не оказаться дураком в ваших глазах, если обознался.

— Ладно! Если так, оставь меня в покое!

— Нет, сударь, нет; потрудитесь выйти к ним, сударь, и вы увидите…

— Что?

— То, что увидите.

Герцог снова натянул панталоны и домашний халат,

схватил в левую руку свою шпагу и поспешил вслед за Раффе.

Те трое, теснясь у калитки, смеялись, прислушиваясь к выкрикам стражи, которая бранила их через стену.

— А-а! — говорил сержант. — Хорошо! Очень хорошо! Отлично! Они там, в особняке господина герцога де Ришелье.

— Ладно, допустим, в особняке герцога де Ришелье. И что дальше? — осведомился один из трех беглецов.

— Прекрасно! — отвечал сержант. — Лучше некуда! Господин герцог не успел вернуться, как уже принялся за свои проделки.

— Ну-ка, — сказал Ришелье, подходя поближе, — похоже, здесь действуют от моего имени.

Троица разразилась смехом.

— Эх! — вздохнул сержант. — Оскорблять на улице порядочных женщин, смеяться в лицо людям, состоящим на королевской службе! А еще посол! Герцог! Я протокол составлю.

— Черт! Черт! — в свою очередь возмутился герцог. — Уж это меня не касается. Как, господа? Выходит, речь идет об оскорблении порядочных женщин на улице?

— Они слишком громко визжали, чтобы быть порядочными, — возразила одна из масок.

— Вы воспринимаете это чересчур легкомысленно, господин Маска, — заметил герцог, подойдя и обратившись к тому из трех незнакомцев, кто ему ответил. — Видно, что вы не носите, подобно мне, имя Ришелье и не имеете надобности в том, чтобы поддерживать репутацию человека высокой нравственности.

— Герцог! Это герцог! — зашептались остальные двое.

— Господа, — продолжал Ришелье, — мне хотелось бы считать вас людьми благородными, таков мой обычай, и я придерживаюсь его. Но как бы то ни было, я хочу, и вы меня поймете, мне нужно знать, достаточно ли вы соответствуете моему ожиданию, чтобы мне по-братски взваливать на свои плечи тот неприятный долг, что вы мне сейчас навязали. Снимите маски, прошу вас.

При этих словах между тремя неизвестными произошло движение, явственно говорившее о замешательстве.

— Господа, — сказал герцог, — надеюсь, вы меня не вынудите к тому, чтобы самому открыть страже калитку?

Тогда самый высокий из троицы, отделившись от остальных, вплотную подошел к герцогу.

— Узнаешь меня? — спросил он, снимая маску.

— Пекиньи! — вскричал Ришелье.

— Он самый.

— И за каким же дьяволом ты, капитан рейтаров его величества, восстал против городской стражи?

— Вот что вышло. Мы были на балу в Опере после спектакля; когда бал закончился, мы поужинали, а после ужина, почувствовав себя немножко разгоряченными, отправились прогуляться по городу.

— А, ну да, и стали оскорблять порядочных женщин.

— Да нет, это все пустяки, мой дорогой.

— Но теперь, мой дорогой Пекиньи, позволь тебе задать один вопрос.

— Какой?

— Ты снял маску…

— Дьявольщина! Сам видишь.

— Погоди же!.. Ты свою маску снял… а я не знаю в целой Франции более достойного дворянина, нежели ты. Почему же, хотя ты снял маску, твои спутники не последовали твоему примеру?

— У них на то свои причины.

— Но я полагаю, что мне их можно было бы открыть, эти причины.

— Герцог, не настаивай.

— Может быть, это дамы? Хотя нет, они слишком велики ростом.

— Герцог…

— Или принцы крови?

— Клянусь тебе…

— Дорогой мой, если это не принцы крови и не дамы, я не вижу никаких причин, которые мешали бы им снять маску так же, как это только что сделал ты.

Пекиньи все еще колебался. А между тем стражники, разъяренные тем, что в ответ на их выкрики слышатся только взрывы хохота, принялись колотить прикладами мушкетов в калитку особняка.

В раздражении герцог дернул Пекиньи за рукав.

— Видишь ли, Пекиньи, — сказал он, — я возвратился из Вены очень благонравным, весьма сдержанным и большим философом, но в то же время я злобен, как индюк, когда мне не удается выспаться. И вот ты меня будишь, морочишь мне голову, устраиваешь мне скандал со стражниками; так вот, я, Ришелье, объявляю тебе, что если ты мне не назовешь этих двух нахалов в масках, которые, явившись в мой дом, осмеливаются закрывать свои лица, я вместе с Раффе, который при случае дает мне уроки фехтования, займусь вами всеми тремя. Вперед, Раффе! Сбегай за своей шпагой — и к делу, к делу!

— Постой, не спеши! — закричал Пекиньи, знавший неуступчивый нрав герцога и уже представивший, как блетят шпаги. — Ну же, сдержанный философ, благоразумный посол, не угадаешь ли сам, кто этот самый маленький из нас троих? Давай!

— Э, да за каким дьяволом я стану гадать? Я же не Эдип.

— Самый маленький из нас…

— Так что же?

— Это самый великий.

— Король! — невольно вырвалось у Ришелье.

— Тсс!

— Как?! Благоразумный, целомудренный монарх бродит по улицам и оскорбляет женщин?

— Молчи!

— Как же так могло получиться? Сказать по правде, мой дорогой, чем больше ты мне об этом рассказываешь, тем больше ты побуждаешь меня к нескромности.

— Черт возьми! Дело просто: мы искали приключений, встретили женщину со служанкой…

— Подожди-ка, не торопись. Сначала, дорогой мой…

— Что?

— Избавлюсь от этих мерзавцев-стражников, или они кончат тем, что весь квартал перебудят.

Пекиньи понял всю необходимость такой меры и отошел в сторонку.

Герцог в домашнем халате и с лампой в руке отворил калитку.

— Что такое, господа? — спросил он властно. — Что вы делаете в такой час у моих дверей?

— Ах, простите, господин герцог, — залепетал сержант, внезапно рухнув с высот гнева, который вскипал в нем при виде закрытой калитки и тут же опал, стоило только ей распахнуться.