От Тильзита до Эрфурта - Альберт Вандаль

Соответствовало ли его поведение его уверениям? Когда Коленкур заговорил с ним о предостережении по адресу австрийцев, он выразил желание не ускорять событий. Он сказал, что не верит в нападение Австрии; что такой поступок с ее стороны был бы безумным, а безумия нельзя предполагать. Он неоднократно высказывал эту мысль, и в этой напускной уверенности, не трудно было видеть принятую им систему – насколько возможно дольше уклоняться от таких поступков, на которые ему трудно было бы решиться. Тем не менее, окончательный его ответ был тот, что император, во всяком случае, может рассчитывать на него. Можно было думать, что будучи с ним более настойчивым, выставляя перед его глазами как волшебную приманку призрак надежды на весьма близкое решение восточного вопроса, можно было заставить его обратиться к венскому кабинету с достаточно ясными словами.[477] Насчет Испании он менее стеснялся, так как требовалась не материальная помощь, а только нравственная поддержка; он поспешил признать короля Жозефа, признавая тем самым пред лицом Европы отречение Бурбонов.

Об этом решительном поступке России Наполеон не знал еще 15 июля, т. е., в тот день, который он назначил как срок для принятия решения относительно предприятия за морем. Ему были известны слова Александра только по поводу первых сообщений об испанских событиях, а на основании их он мог только предполагать, что Александр признает Жозефа, но не мог иметь уверенности. Что касается Австрии, то она продолжала вооружаться, но отрицала свои приготовления; на целый ряд заявлений, предъявленных французским кабинетом, получались только уклончивые ответы. Положение в Испании улучшалось, но вполне еще не выяснилось. Первые систематические операции французов не дали ожидаемого Наполеоном результата; решительного успеха, вопреки его предположениям, до сих пор не было. Король Жозеф не мог еще прибыть в Мадрид. Проезжая по дороге, вдоль которой расположились мелкие отряды врагов, вынужденный принимать серьезные предосторожности, окруженный войсками, которые освещали местность и охраняли его путь, он подвигался только шаг за шагом; 15-го он не доехал еще до Бургоса. Глухая и нестройная борьба шла во всех частях полуострова. В некоторых местах брали верх наши войска; в других ошибочные движения скомпрометировали их положение. В Аррагонии и Каталонии деревни подчинялись, города сопротивлялись; Монсей на востоке, Дюпон на юге вынуждены были только защищаться. Дюпон имел дело с привыкшей к войне милицией Кастаноза; на севере было неизбежно столкновение между Бессьером и астурийскими и галицийскими войсками под командой Ла-Гуэста, который шел, чтобы отрезать от Франции наши вторгшиеся в Испанию войска и лишить их операционной базы. Наполеон придавал громадное значение исходу этого столкновения, верил в победу, но не считал ее вполне обеспеченной, и исчислял шансы своих войск, как семьдесят пять на сто.[478]

Ввиду неопределенного положения он не отдает приказаний о возобновлении приготовлений в Бресте, Лориенте, Тулоне, но и не отказывается окончательно от всего, о чем мечтал и что обдумывал в продолжение шести месяцев. Он все еще в Байонне. Тут, видя, как он все более втягивается в войну с Испанией, как силится неустанным, сверхъестественным трудом все исправить, все предусмотреть, упорядочить все мелочи войны, кажется, что его только и занимает это роковое дело, имеющее, однако, в его планах только второстепенное значение. Однако, на основании некоторых указаний следует признать, что великий проект все еще живет в нем, что он занимает его и владеет его умом. По крайней мере, он продолжает мечтать об экспедиции на Средиземном море, продолжает снабжать провиантом Корфу, “с тем расчетом, – говорил он, – чтобы знать заранее, на что можно рассчитывать, если бы потребовалось снабдить там провиантом эскадру на два или три месяца”.[479] Иногда его мысль переносится даже по ту сторону Средиземного моря, проникает в глубь Востока, останавливается в долине Евфрата, на пути в Персию и Индию.

Он только что получил записки о топографии Персии и о способах пройти через нее, составление которых было поручено Гардану. Он приказал Шампаньи “уложить их тщательно в отдельный ящик, чтобы в случае надобности можно было легко найти их”.[480] Он предполагает заняться этим делом в Париже, куда рассчитывает вернуться в августе; пока же он приказывает, чтобы ему подготовили все необходимое для изучения вопроса, выписали бы из книг необходимые сведения и собрали географические и исторические данные; а так как в поисках за образцами нужно было обратиться к завоевателям древнего мира, то он приказывает сообщить ему, каким путем шли римские цезари, когда они гонялись с своими легионами за парфянами и хотели завоевать Азию. Диктуя инструкции для своего библиотекаря Барбье по поводу выбора книг, которые ему желательно иметь при себе во время путешествий, он приказывает прибавить следующую заметку, которая выдает его тайные заботы: “Между прочим Император желал бы, чтобы Барбье, с одним из лучших наших географов взял на себя следующий труд: составить записки о походах на Евфрат и против парфян, начиная с похода Красса до седьмого столетия, включая сюда походы Антония, Трояна, Юлия и т. д.; начертить на картах, надлежащего размера, путь, по которому шла каждая армия, с древними и новыми названиями стран и главных городов; дать географические сведения о территории и исторические описания каждой экспедиции, заимствуя их из оригиналов”.[481]

Приказ этот от 17 июля. В этот же день император узнал о победе при Медина де Рио-Секо, которой закончилось ожидавшееся столкновение между Бессьером и лучшими войсками восставшей Испании. Это было блестящее военное дело, в котором стремительным натиском трех дивизий были рассеяны тридцать пять тысяч врагов. В первую минуту Наполеон приписал этому событию преувеличенное значение. Никогда еще сражение не было выиграно при более важных обстоятельствах, – пишет он, дрожа от радости;—оно решает испанские дела”.[482] Высказываясь столь решительно, он слишком преувеличивал – день Медины разрешал вопрос только наполовину. Для обеспечения полного успеха нужно было, чтобы подобный же день повторился и на юге в Андалузии, нужно было, чтобы Дюпон разбил Кастаноза так же, как Бессьер Ла-Гуэста. Впрочем, Наполеон почти тотчас же понял это и перенес свои главные заботы на андалузскую армию. Он послал ей подкрепления, выразил желание, чтобы она двигалась быстрее, и с замиранием сердца ждал бюллетеней о своих операциях, надеясь на вторую победу, которая бы уничтожила последние регулярные войска Испании и к осени вернула бы ему свободу действий.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});