Полярные дневники участника секретных полярных экспедиций 1949-1955 гг. - Виталий Георгиевич Волович

class="z1" alt="" src="images/i_105.jpg"/>

Сегодня вечером отопительный агрегат привезли в кают-компанию. Пока мы выбрасывали на улицу «голема», прибивали к полу и на стены листы асбеста и тащили бочку с бензином, Миша просверлил сбоку баллона ещё одно отверстие, через которое просунул расплющенный конец длинной медной трубки. Другой её конец вывели через стенку наружу и опустили в бочку с бензином, установленную на пустой бочке, чтобы бензин подавался в печь самотёком.

Наступил торжественный момент пуска. Комаров зажёг факел, просунул его в отверстие топки и открыл краник. Тонкая струйка бензина брызнула из трубки, мгновенно превратившись в багровый язычок огня. Миша отвернул краник сильнее. Внутри баллона загудело, забилось пламя. Запахло обгоревшей краской. Но вот почерневшие было стенки камелька стали малиновыми. Пахнуло жаром. Михаил Семёнович с видом победителя оглядел присутствующих: каково, мол?

15 декабря

Присмотрев метрах в двухстах от кают-компании участок, где молодой лёд на трещине был достаточно прочным, а торосы небольшими, после обеда мы заторопились с подготовкой к переезду. Ночью не трещало, не торосило, и это окрылило нас. Правда, лёд на трещине ещё тонок, но мы надеемся на мороз и, чтобы помочь ему, расчищаем от снега полосу 12 на 25 метров. Работаем мы так, как это делают дворники на улицах городов: насыпаем снег на фанерные листы с верёвочными петлями и отвозим их в сторону. Банка из-под ферросилиция, наполненная тряпками, отработанным маслом и бензином, служит нам факелом. Ветер раздувает пламя, и длинные тени от людей и торосов мечутся вокруг нас.

Нам так хочется скорее переехать, что работа, рассчитанная на сутки, оканчивается в несколько часов. Но, увы, наши старания оказались напрасными. Не успели мы приступить к ужину, как снова на трещине сдвинулись с места ледяные поля. Всё надо начинать сначала.

Луна скрылась. До чего же кромешный мрак стоит вокруг! Только выйдешь без фонаря, как обязательно либо споткнёшься, либо провалишься в сугроб. А тут ещё непрерывно трескаются льды, не давая нам отдохнуть.

16 декабря

Ночью трещины не доставили дежурному особенных беспокойств. Но под утро обломки поля сошлись, выперло лёд из разводья, отделяющего нас от старого лагеря. Там, где был молодой ледок, всё поднялось вверх, и длинный зубчатый забор протянулся от ноябрьского разводья до бывшего нашего аэродрома.

Все, кто забыл хоть что-нибудь в старом лагере, помчались туда, торопясь воспользоваться неожиданно образовавшейся переправой. И скоро из темноты стали выныривать фигуры с ящиками и свёртками. Кроме того, мы выяснили, что и после всех разломов от прежнего лётного поля остался кусок, вполне достаточный для приёма самолёта, обещанного Бурхановым. Надо только перенести фонари и прожектора, выложить старт и расчистить площадку от свежих сугробов.

К прилёту самолёта Матвейчук и я должны подготовить подробные списки имущества, необходимого при организации будущих дрейфующих станций. Надо всё предусмотреть – и имевшиеся у нас недочёты, и возможности завоза дополнительного оборудования. Иногда мы вдруг перестаём писать, смотрим друг на друга: неужели наступило время, когда надо готовиться к скорой смене?

18 декабря

Хотя лёд и не внушает нам особого доверия, но ждать лучших, чем сегодня, условий для переезда уже больше нет мочи. К месту переправы подогнали трактор и автомобиль. Уложив на лёд трапы, толстые брусья и доски, мы отходим в сторону, освобождая дорогу машине. Трёшников ещё раз осматривает расчищенный от снега «ледовый мост» и даёт знак Комарову. Тот включает полный газ, и машина, виляя, проскакивает опасное место. Вот она на том берегу. Развернув автомобиль, Комаров направляет свет фар на переправу. Мы громкими криками приветствуем первую победу. Однако выдержит ли лёд вес трактора? Но отступать уже нельзя. Осторожно въехав на лёд, готовый в случае беды выпрыгнуть из кабины, Миша ведёт трактор по следу «газика». Лёд прогибается, скрипит, и позади него образуются волнообразные возвышения.

Известно, что «молодой» морской лёд удивительно эластичен и сгибается очень сильно, не ломаясь… Сегодня мы сами убедились в этом, и эластичность льда нас порадовала. У самого «берега» льдина всё же всколыхнулась, один её край резко поднялся кверху, другой опустился, гулко плеснула вода. Но, выжав из трактора максимальную скорость, Комаров успел въехать на пак. А тяжёлую, многотонную гладилку из бочек, наполненных замёрзшей водой, пришлось перетаскивать на руках. Но и это сделано. Теперь, когда вся наша техника уже на новом поле, можно начать расчистку аэродромной полосы.

Но судьба не хотела нам благоприятствовать до конца. У трактора «полетело» сцепление, и он застрял посредине аэродромной полосы. Несколько дней продлится ремонт. Комаров и Суворов теперь буквально не отходят от трактора, без которого не только аэродром не построить, но и домики не перетащить на новое место. Большей не- удачи трудно было ожидать.

19 декабря

Лёд, как живой, шевелится, сипит, гудит, скребёт. Нет такого звука, которого бы не издавала эта ставшая подвижной ледяная твердыня. Нас то разводит, то сводит, и порой так быстро, что лагерь «замосквореченцев» передвигается по отношению к нашему берегу со стремительностью ледохода на реке. Всё чаще Лёня садится за ключ и связывается с «замосквореченцами» по радио, так как телефонный провод то и дело рвётся.

– Что, опять сломало? – вставляет свой голос далёкий радист одной из береговых станций, непрерывно следящих за нами. – То-то вы между собой опять по радио заговорили.

На материке теперь понимают, что значат эти внутренние радиопередачи.

В разных местах по лагерю расставили банки с маслеными тряпками, пропитанными бензином. В случае разлома мы хотя бы будем иметь возможность работать при свете таких факелов.

Мороз – 45 градусов. Это, пожалуй, самая низкая температура на станции за время дрейфа. Но в кают-компании тепло. Бензиновый камелёк весело гудит. В помещении снова стало сухо. Это облегчает работу и дежурным, и коку: в баке, стоящем на камельке, постоянно кипит вода.

Вечером отметили сорокачетырёхлетие Николая Евдокимовича Попкова. По существующей традиции ему тоже в числе подарков преподнесён женский портрет, вырезанный из «Огонька», с надписью: «Умнейшему из умнейших, мудрейшему из мудрейших, астроному и звездочёту Гусейну-Гуслие».

20 декабря

Если бы сегодняшний день можно было вычеркнуть из жизни! Ужасное известие пришло из Москвы: умер мой отец… Нет ни слов, ни мыслей…

Как заботливы мои друзья, и это хоть немного облегчает горе.

21–22 декабря

Льды грохочут, колются и движутся. Мы живём в страшном напряжении. Это помогает мне бороться с тяжестью, лежащей на душе.

23 декабря

Ночью так тряхнуло, что всё население станции высыпало