Башня. Новый Ковчег-3 - Ольга Скляренко

но с таким главой военного сектора работать невозможно. Видимо, алкоголь и потрясения после двух убийств окончательно подкосили Рябинина. Сломали его под корень.

— А теперь, Юра, — Сергей наклонился к Рябинину вплотную. — Слушай меня внимательно. Деваться там ему некуда. Ясно, что он пошёл вниз. Ты же поставил там охрану, на пятьдесят четвёртом, после того случая? Ведь так?

— Я… я хотел, но я подумал…

— О боже! — Сергей едва удержался, чтобы не выругаться, но нашёл в себе силы, собрался. Не пристало ему уподобляться черни.

Рябинин часто заморгал, вжался в кресло, словно приготовился к удару, и пробормотал:

— Но на двадцатом охрана есть. Там поставил… я поставил…

Он был очень жалок. Испуганный, сломанный, в общем-то уже почти ненужный. Почти. Сейчас только доведём эту партию до конца и…

— Хорошо, Юра, — Сергей холодно улыбнулся. — Хорошо, что поставил. А теперь…

Он подошёл к одному из шкафов, вынул оттуда папку со схемами Башни, быстро нашёл нужное.

— До двадцатого этажа там только производство. В функционирующие цеха вход с Северной лестницы закрыт, да и нечего Кравцу там делать, в производственных цехах. Значит, остаются только заброшенные этажи, где производство ликвидировали после Савельевского закона. А это у нас двадцать шестой, тридцать четвёртый, пятидесятый и пятьдесят третий этажи. Всего четыре. И Кравец прячет девчонку на одном из них. Мне нужен отряд, — Ставицкий оторвал голову от планов. — Человек десять, опытных, с оружием, разумеется. И проверенных, Юра, чтобы без фокусов. Понял? Выполняй.

Рябинин побагровел и потянулся к телефону.

Глава 30. Рябинин

Юра плотно прикрыл дверь своего кабинета, подошёл к книжному шкафу, вытащил несколько толстых книг — там, в глубине, он держал неприкосновенные запасы коньяка, прямо за томиками Есенина. Юра привычно хмыкнул. Ему всегда казалось, что это весьма остроумно — прятать спиртное именно за Есениным, этот древний поэт, если он правильно помнил, тоже был совсем не дурак выпить. Наталья в последнее время строго следила за количеством алкоголя, которое он употреблял, при каждом удобном случае выговаривая ему, что такое поведение недостойно его, их семьи, их рода… чёртова рода! Сколько уже можно постоянно напоминать себе и всем про своё происхождение, кому это интересно, кроме самой Натальи и ещё нескольких уцелевших осколков тех времён. Хотя, впрочем, теперь, если исходить из того поддельного документа, который вручил ему Ставицкий, и который сам Юра обнародовал на Совете, возможно, всё это и будет вскоре иметь значение.

Тёмная пузатая бутылка блеснула в недрах шкафа. Юра извлёк её наружу, аккуратно задвинув томики Есенина на место, и, не в силах больше терпеть, откупорил и прямо из горла сделал несколько глотков, удовлетворённо выдохнул, чувствуя, как пламя крепкого напитка разливается внутри, отогревает его, успокаивает, делает все проблемы далёкими и нестрашными.

И только потом он вернулся к столу, уселся в своё любимое кресло, щедро плеснул новую порцию в хрустальный стакан, стоявший тут же, рядом с графином с водой, и машинально поставил бутылку на пол, на всякий случай, чтобы Наталья не увидела, если вдруг вернётся и зайдёт. От этого машинального жеста Юра скривился. Дожил. Он же не щенок какой, он — член Совета, почти главный в армии, оставались ещё кое-какие формальности, и он окончательно вступит в должность, станет генералом и тогда… Так почему же он, без пяти минут генерал, пожалуй, самый сильный человек в Башне, вынужден как прыщавый подросток прятать бутылки и постоянно притворяться, чтобы Наталья не догадалась. Почему? Чёртова Наталья!

Жену свою Юра давно уже не любил. Да и любил ли когда-то? Возможно. По крайней мере, так ему казалось в юности. Хотя, наверно, в том чувстве, которое он испытывал к молоденькой Наташе Барташовой, было больше гордости и удовлетворённого самолюбия, из-за того, что эта блестящая красавица, обитающая чуть ли не в самых роскошных апартаментах на всём Надоблачном ярусе, неприступная, как крепость, выбрала его, молодого военного Юрку Рябинина. Из многих кавалеров выбрала. Нет, теперь он понимал, почему. Из-за того, что его родители тоже когда-то были не последними людьми. Не такими знатными, но всё же…

Тогда Юра не придавал этому значения — тем более, что все свои преференции Рябинины растеряли сразу после Мятежа. Выжили, уже хорошо. А вот отец Натальи, Леонид Барташов, как-то умудрился всё сохранить: и огромную квартиру, забитую антиквариатом, и даже какое-никакое положение в обществе.

Юра хорошо помнил, как впервые попал в их апартаменты. Наталья долго у порога приводила в порядок его костюм, придирчиво оглядывала каждую мелочь, досадливо морщилась. По её настоянию для знакомства с будущим тестем Юра надел на себя лучший костюм, сходил в парикмахерскую, но Наталья всё равно недовольно бормотала себе что-то под нос, поправляя его воротничок и узел на галстуке. Леонид Александрович, подтянутый, ещё не старый, сухой, отстранённый, с таким же немного брезгливым выражением на лице, как у его дочери, принял Юру прохладно. И больше интересовался его родителями и семейными связями, чем самим Юрой. А он, совершенно ошалевший от внезапно обрушившейся на него роскоши (кажется, до этого он ни разу не видел столько раритетных и ценных вещей, собранных в одном месте), только и думал о том, какое это счастье — жить в этих комнатах, среди всего этого богатства, с прислугой, бесшумно скользящей по коридорам, в окружении бесценных книг и предметов искусства.

У Юры всё сбылось — теперь в этой квартире жил он. И не просто жил, а считался тут хозяином. Но Рябинин не обольщался — именно что считался. Настоящей хозяйкой всего этого была Наталья. А ему, Юре, просто дозволялось быть её мужем. До него снизошли, и его жена не давала ему забыть об этом ни на минуту.

К Наталье он испытывал странные чувства. Та юношеская влюблённость, которая то ли была, то ли нет, исчезла, уступив место ненависти и отупляющему страху. В присутствии своей жены Юра словно бы терял волю, сжимался и делал всё, что она ему скажет, боясь каким-то неправильным поступком заслужить её неудовольствие.

Как женщина она его давно не привлекала. Наталья даже в постели умудрялась оставаться неприступной и далёкой, и когда Юра исполнял свой супружеский долг (а он его именно исполнял, служил, как верный присяге вояка), она