Распеленать память - Ирина Николаевна Зорина

class="p1">С утра у Киевского вокзала начали собираться сторонники хасбулатовского Верховного Совета. Милиция разгоняла. В ответ полетели камни и бутылки. Потом манифестанты перекрыли движение транспорта по Садовому кольцу и начали возводить баррикаду. Пошли к Дому Советов. Во главе колонны шли радикально настроенные активисты, которые забрасывали омоновцев камнями, орудовали железными прутами. По дороге били стекла стоящих у обочин автомобилей, скандировали: «Руцкой – президент!», «Вся власть Советам!».

А в Белом доме продолжал работу Десятый внеочередной Съезд народных депутатов и требовал отменить президентский указ № 1400 о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета.

Около четырех дня у Дома Советов начался митинг, на котором Александр Руцкой призвал молодежь, боеспособных мужчин штурмовать мэрию и Телецентр в Останкино, а Руслан Хасбулатов призвал идти на – Кремль. Уже много позже слушали мы аудиозапись. Руцкой кричит: «Я призываю наших доблестных воинов привести сюда войска, танки для того, чтобы штурмом взять Кремль с узурпатором, преступником Ельциным… Ельцин сегодня же должен быть заключен в «Матросскую Тишину», вся его продажная клика должна быть заключена в подземелье!» И напутствует боевиков Баркашова: «Баркашовцы, настал ваш звездный час!»

Вооруженные боевики Терехова уже захватили мэрию, заняли находившуюся рядом гостиницу «Мир», где располагался оперативный штаб ГУВД Москвы. Потом демонстранты, возглавляемые Анпиловым и Макашовым, двинулись в сторону Телецентра в Останкино. Тогда еще мы не знали страшных подробностей штурма Останкино. Но всех напугало отключение первого, четвертого и московского каналов.

В Переделкино среди писателей паника. Понять можно. Что было бы, если бы они победили. Ведь в открытую говорили на своем Верховном Совете – смертная казнь инакомыслящим.

Рванули к Юре Щекочихину. Тот сразу:

– Еду в Москву.

– Машина есть?

– Нет, поеду на электричке.

Уже к ночи звонит Юре: «Сняли охрану у радиостанции «Эхо Москвы». Помоги!»

Юра – мне: «Ты представь, одного боевика достаточно на каждую редакцию газет. Там же сидят либо пьющий старик, либо вяжущая чулки бабка. Завтра может не выйти ни одна газета». Пытается разыскать Филатова. Безрезультатно. Сообразил: дозвонился его жене Галине Николаевне. Рассказал ей. Сработало. К «Эху Москвы» послали усиленную охрану.

Щекочихин на телевидение пробиться не смог – его уже вырубили. Но он организовал на «Эхо Москвы» выступления политиков, депутатов, писателей. Выступали многие. Очень сильно – С. С. Аверинцев («Упыри повылазили…»).

Юра позвонил домой Горбачеву: «Михаил Сергеевич, долг платежом красен. В свое время Ельцин вас спас. Теперь вы должны ему помочь…» Он: «Нужно написать обращение к народу».

И прочитал лекцию о своем историческом значении. Карякин не сдержался: «Как вы не понимаете, что как только возьмут Останкино, вас повесят…» – и бросил трубку. Потом позвонил Щекочихину: «Дозвонись сам до М. С., и пусть скажет свое слово по радио». Сказал. Поддержал президента.

Ночь с 3 на 4 октября была тревожной. Держались вместе: Алесь, Булат, Юра. Узнали по «Эху», что у здания Моссовета на Тверской начался стихийный митинг сторонников Ельцина. Люди стали записываться в народные дружины. Строили баррикады, в основном вокруг Моссовета, Центрального телеграфа. Гайдар связался по телефону с Сергеем Шойгу и поручил ему срочно подготовить к выдаче 1000 автоматов с боезапасом. Одновременно по российскому каналу телевидения он обратился к сторонникам Ельцина с просьбой собираться у здания Моссовета. Пришло около пятидесяти тысяч человек, из которых сформировали 59 народных дружин.

Противоборство манифестантов продолжалось: одни – за Ельцины, другие – за Советы. Но решалось все, конечно, в армии. Отнюдь не сразу, но в конце концов командующие родами войск и военными округами заявили о верности Ельцину. Об этом Юра узнал на следующий день от Сергея Александровича Филатова.

В полночь было распространено обращение Ельцина к гражданам России, в котором он обвинил руководство Верховного Совета в организации массовых беспорядков, попытках вооруженного захвата государственных учреждений и пролитии крови. В Москве было объявлено чрезвычайное положение.

К утру 4 октября войска двинулись в Москву. Готовился штурм Дома Советов. Для деморализации находившихся там депутатов и боевиков было решено (план Коржакова) предварительно произвести несколько выстрелов из танков по верхним этажам здания.

Около 7 часов утра мы – Юра, я, Алесь Адамович и его гражданская жена Ирина Ковалева – выехали на машине из Переделкино. Удивительно, но нам прислали машину из президентского гаража по звонку Карякина. Беспрепятственно въезжаем на Новоарбатский (Калининский) мост. На мосту немало прохожих-зевак. Видим, что Белый дом окружен бронетранспортерами и подходит большая колонна танков. Это были части Таманской дивизии. И вдруг слышим выстрелы. Чудом проскочили. Доехали до Васильевского спуска. Юра отправил меня в ГУМ, спрятаться. Там я и просидела весь этот страшный день в подвале у какого-то Юриного знакомого. А Карякин попытался прорваться в Кремль. У Спасской башни проверяют пропуска. Какой-то явно поддатый проверяльщик не пускал корреспондента, материл Ельцина. Тогда Карякин зашел со стороны ГУМа. Подошел к охране. «Вы за президента или против?» – «За». Пропустили по удостоверению члена Президентского совета.

Вскоре мы услышали, как с танков начался обстрел верхних этажей Белого дома. После этого Руцкой запросил переговоры с Ельциным, но тот от переговоров отказался, потребовав «полной капитуляции». Руцкой согласился покинуть здание парламента с белым флагом.

Карякин потом записал в дневнике: «С 9 до 17 сидел в Кремле у Филатова. Ощущение растерянности. На какую-то историческую секунду Россия опять повисла над пропастью». Потом, когда мятеж был подавлен, смотрели по телевизору, как покидали Белый дом его «героические» защитники. Ну а среди переделкинских писателей начались проявления недовольства происшедшим. Бросали обвинения в адрес тех, кто их, в сущности, спас. «Ну так и ставьте точки над «i», – горячился Карякин. – Как жалко, что нас спасли от коммунизма, от фашизма». Потом он, правда, признавал, что от некоторых неадекватных действий, например показательного «расстрела парламента» (по плану Коржакова), можно было отказаться.

Гюнтер Грасс в нашем переделкинском доме

Что отдал, то твое,

что не отдал – то пропало.

Шота Руставели

В начале лета 2000 года в нашем переделкинском доме неожиданно появился Гюнтер Грасс.

Нобелевский лауреат по литературе 1999 года приехал в Москву на Международный конгресс Пен-клуба как его почетный председатель. Устроители московской встречи хотели избежать острых политических вопросов. Однако Грасс, всю жизнь активно участвовавший в политической жизни, не собирался смягчать своей позиции и открыто выступил против войны в Чечне, против массовых задержаний российскими войсками тысяч чеченцев без доказательств вины, против пыток, насилия над содержавшимися под стражей, жестких карательных мер против мирного населения. И вдруг неожиданно получил отпор от писателя Василия Аксенова, у