Господство клана Неспящих. Сборник - Руслан Алексеевич Михайлов

и рассмеялся. Странным, лающим смехом. Влас вздрогнул от неожиданности и расплескал водку.

– Ты чего?! Не пугай так, блин. Сперва страшилки рассказываешь, потом смеешься как-то… как-то ненормально.

– Да просто ты на самом деле угадал, Влас, вот и смеюсь. Прямо в точку угодил.

– Угадал? Насчет того, что еда закончилась?

– Не. Насчет того, что умер. Отец меня туда как закрыл, периодически письма мне отсылал, все спрашивал, чего я надумал. А я не отвечал. Озлобился я, понимаешь? И на отца и вообще на всех сразу и вместе взятых. Решил, что лучше сдохну, а просить ни о чем не буду. Но время прошло, мне так хреново стало, что не выдержал, написал письмецо покаянное. И отправил с вертолетом. Уже на все согласен был. Хм…

– Ну, это понятно. Тебя еще надолго хватило, я бы уже через неделю волком выл и лбом о землю бился. А при чем тут – «ты угадал»?

– Слушай. Прошло дня три, и как-то одним веселым снежным утречком тот немой старикан из своего вагончика не вышел. Ни утром, ни в обед. Я постучал – не отвечают, дверь дернул – закрыта. Вокруг вагончика обежал, с окон иней отскреб как мог, продышал проталинку. Заглянул и увидел – лежит старик на полу у кровати, на меня смотрит и улыбается ласково так.

– В смысле… в смысле улыбается?

– Умер он, – спокойно ответил я, подхватывая рюмку. – Давай. За тех, кого с нами нет.

– Ты погоди, на фиг! Шутишь, что ли?! Как это умер?!

– А как люди умирают? Говорю же – умер, – пожал я плечами и одним глотком заглотнул водку, не почувствовав горечи. – Может, сердце, может, еще что.

– М-мать… и чего ты?

– Сперва орал, в окна стучал как дурак. В ответ понятно – тишина полная. А войти не могу – дверь мощная, открывается наружу, на окнах решетки. Объект же типа режимного. У меня из инструментов только сточившийся нож для чистки картошки и консервная открывалка. Хрен что откроешь. А все остальное у старика хранилось. В общем, было там два жилых вагончика, а теперь получился один мавзолей и одна теплушка. А я вроде почетного туриста с правом обзора драгоценного тела, но без права доступа к оному. Короче, жил как на Красной площади у стен Мавзолея и каждый день ходил на экскурсию. Смешно, да?

– Ты гонишь, Рос! Это вообще на хрен не смешно! – рявкнул Коготь, глядя на меня выпученными глазами. – И не надо так странно улыбаться, Рос, у меня от тебя мороз по коже! И что ты сделал?

– А что я мог? Стал ждать вертолета. Продукты у меня были. Не то чтобы много, но не голодал. Жалко только заварка быстро кончилась и на пятый день я без чая остался. Вторяк заваривал, правда, но вкус не тот, сам понимаешь. Ел, читал, спал, ветер заунывный слушал, потихоньку дверь ножом скреб, как индеец Джо… и каждый день к окошку бегал, на Никитича поглядеть – это старика так покойного звали. Проталинку в стекле продышу и любуюсь себе. А он каждый день меняется. В вагончике же тепло, обогреватели работают, свет горит. Знаешь, запах появился нехороший. И вроде бы он есть, а вроде бы и нет. Вагончик же закрыт, откуда запах, спрашивается? А мне все равно чудится. И покойник того… портиться начал… и двигаться понемножку…

– Как двигаться… куда двигаться?

– Кажется, к двери он двигался. Сантиметра на два точно сдвинулся, – абсолютно серьезно ответил я. – Наверное, мне показалось с перепугу. Но дверь я скрести перестал и даже подпер пустой бочкой из-под дизельного топлива. На всякий случай, а то кто его знает. Потом, дней через десять-двенадцать, Никитич местами стал на тушенку похож. Или на кильку в томате. Ну, понимаешь, когда тело разлагается…

– Не надо, Рос! В задницу такие подробности! Что дальше-то было?

– Вертолет прилетел, – бледно улыбнулся я. – С отцом. Только не через одиннадцать дней, как я ожидал, а через семнадцать с половиной. Я к тому моменту голодный как собака был, только консервы остались, а я их, хоть убей, жрать не могу. Как в банку загляну, так Никитича вспоминаю. Потом уже узнал, что отец специально вертолет задержать попросил, чтобы вместе с ним прилететь и с блудным сыном серьезно поговорить. Шесть дней не критично же, а у него в Адмиралтействе дела какие-то важные были, не мог раньше вырваться. Но прилетел. Вертушка села, он вышел весь важный такой из себя, смотрит сурово из-под бровей, как я к нему ковыляю. Дождался, пока между нами два шага осталось и серьезно так говорит: «Сын». Я кивнул и как врезал… прямо в глаз.

– Отцу?

– А кому еще? Ему. Врезал и орать начал, у меня как припадок начался, – невесело усмехнулся я. – Трясет всего, слюной брызжу, руками-ногами машу. Раза два в него попал, если не считать первого раза, а потом он меня скрутил, мордой в снег сунул, еле держит. Остальные из вертолета выскочили, лица у всех ошалевшие – еще бы, прямо на их глазах какой-то салага целому контр-адмиралу в морду засадил. Я реву как бешеный, всех склоняю в различных родах. Извернулся, отца скинул, пилота душить кинулся – реально. Руками ему в глотку вцепился, он хрипит, меня три мужика еле отодрали. И опять мордой в снег. Ты чего замолк, Влас? Выпьем еще по одной?

– Давай… выпьем, – как-то заторможено кивнул он. – Не помешает. А пилота за что?

– Ну, вертолет он водит, – пожал я плечами. – А вертолет вовремя не прилетел. Поэтому, наверное. Да я просто немного не в себе тогда был. В принципе, больше и рассказывать нечего. Связали меня, как редиску, влили граммов сто коньяка, я немного очухался. Рассказал, что случилось. И на этом моя полярная одиссея закончилась.

– Домой отвезли?

– Ага. Только сначала к доктору одному военному. Тоже в возрасте уже. Он, кажется, подводников на профпригодность проверяет. Беседует там с ними, расспрашивает. Меня к нему первым делом. Знаешь, как доктора зовут? Не поверишь! Андрей Никитич! Никитич! Я как услышал, так хихикать начал и минут сорок остановиться не мог. Но мужик хороший, добрый. Я сам не заметил, как всю свою жизнь рассказал, начиная с самого детства. А потом он меня порадовал на прощание.

– В смысле?

– Ну, он после того как со мной пообщался, вежливо так извинился и в другой кабинет вышел, к отцу моему, а стенки там тонкие. Как он орал! Это надо было слышать! Я матерных слов штук пять новых выучил. А потом меня уже