Пещера Чёрного Льда (Меч Теней - 1) - Джулия Джонс

После этого он только и мог, что дышать и мыслить, да и то с трудом. Когда лед треснул и черная вода поглотила его, он был слаб и беспомощен, как соломенная кукла. Но страх смерти зажег в нем крохотную искру потаенной силы. Совсем крохотную, но он, Сарга Вейс, самый блестящий чародей, родившийся за последние полвека, сумел раздуть из нее пламя.

Конь, которым он воспользовался, был близок к гибели, и ослабевшая воля животного не могла сопротивляться магии. Дымящаяся, со спекшимися внутренностями туша всплыла на поверхность. Вейс вызвал ее наверх, как вызывают призрак из ада. Конское тепло согрело его, а наполненное газами тело позволило без труда удержаться на воде. Держась за черный, зловонный лошадиный труп, Вейс доплыл до кромки ледяного поля.

Обессиленный, он выполз на крепкий лед. Он охотно предал бы забвению муки, с которыми добирался до берега. Локти и колени заживут скоро, легкие обморожения тоже пройдут. Ожоги на руках - иное дело, но он читал в тайной истории, что все великие чародеи носили на себе такие метины. Судьба отмечает всех, кто рожден для высшей доли.

Только найдя рыбачью хижину и стащив с себя обледеневшую одежду, он дал волю изнеможению. Судя по свету, пробивавшемуся из-под двери, он проспал почти сутки.

Мучимый жаждой и потребностью облегчиться, Вейс шевельнул ногой и захныкал от слабости, как ребенок. Его наполнила ненависть к Пентеро Иссу. Как посмел этот человек снова отправить его на Север! Он попусту тратит свой дар здесь, на восточном берегу Черной Лохани, гоняясь за беглой дочерью правителя и верным пастушьим псом фагов Ангусом Локом.

Гнев дал Вейсу силы встать. Завернувшись в заскорузлый тулуп, он заковылял к двери. Разумеется, то, что Исс послал его на Север с семеркой Марафиса Глазастого, свидетельство того, как важно вернуть назад Асарию Марку. Она опасна, эта девушка. Вейс почувствовал это в ту ночь, когда Исс вызвал его в Красную Кузницу и приказал отправляться на ее поиски. Той ночью кто-то прибег к магии. Сила, темная и незнакомая, оседала на его коже, как дуновение из рудничного шурфа или глубокого, давно высохшего колодца. Чары исходили от приемной дочери правителя, и это волновало Вейса смутно и тяжело.

С тех самых пор он шел по следу этих чар. При мысли об этом его язык даже теперь увлажнился. Она снова движется на север. Он знал об этом без всяких проб, такой сильный след она за собой оставляла.

Вейс дошел до двери и ухватился за косяк, собираясь с силами. Его поклажа утеряна - проклятие! Лекарства, вощеные бинты, гвоздичное масло, маковое молоко, настой красавки, ножи, проволока, гребенки, свечи, кремни, мед, подслащенные сливки, смена одежды, чистое белье - все пропало. Он мог, конечно, обойтись без всего, кроме еды, но его это не устраивало. Сказывалось нищенское детство, проведенное у Грязного озера.

Оглянувшись на застывшую груду своей одежды, он содрогнулся. Сейчас он отчаянно нуждался в призрачном питье, в теплом молоке с медом, в целительном соке красавки, который закапывают в глаза полой иглой. Глаза пока не беспокоили его, но скоро начнут. Слабые, подверженные воспалению и красноте, они были его проклятием. "Это из-за их цвета, - сказал ему как-то один житель Иль-Глэйва. - Он такой необычный... прямо жуть берет. У женщины такие глаза восхваляли бы и изображали на полотне... у мужчины они считаются приносящими несчастье. Ты еще наживешь с ними хлопот. Пурпур это цвет богов".

В этом воспоминании не было ничего неприятного. Вейс отодвинул щеколду и вышел за порог.

Холод ударил в лицо, свежий аромат снега наполнил ноздри и рот. Слезящимся глазам предстала сплошная белизна. Внизу лежало озеро, покрытое туманом, ели и дубы сверкали инеем, на снегу отпечатался его собственный кровавый след. Вейс проделал не столь длинный путь, как ему представлялось. Хижина стояла в каких-нибудь сорока шагах от берега, в рощице берез не выше человеческого роста. Вейс передернул плечами. Расстояние не имеет значения: его подвига оно не умаляет.

Уловив краем глаза какое-то движение, он невольно попятился. Он перевел взгляд влево и убедился, что внизу, у берега, в самом деле копошится что-то серое. Сарга Вейс облизнул сухие губы. Человек... нет, двое людей. Один лежит на льду, другой стоит над ним на коленях. У Вейса свело желудок. Плащ на втором не серый, а черный, кожаный, вывалянный в снегу. Плащ Рубаки. А он-то думал, что избавился от них.

Вейс прикинул, крепок ли лед у берега и хватит ли там воды, чтобы утопить двух человек. Но в тайнах льда он разбирался плохо и отвел мысль об убийстве, не дав ей созреть до конца.

- Эй, Женомуж! Сюда!

Вейс, вздрогнув, сосредоточил взгляд на коленопреклоненном человеке. Тот призывно махал рукой, и Вейс сразу заметил, что с ней что-то не так. На месте двух пальцев торчали кровавые обрубки. Увидев, что гвардеец тяжело ранен, Вейс немного успокоился и вышел из тени на свет.

Бредя по снегу к берегу, он вспомнил имя этого человека: Ход. Грязный редкозубый солдафон с черной каймой под ногтями, который хвастался своим родством с владетелем Соломенных Земель и в доказательство носил на груди его эмблему - две руки, сложенные крестом. Вейс его терпеть не мог. Все шестеро гвардейцев были прихлебателями Марафиса Глазастого, но этот и среди них выделялся своим рвением. И рта не мог раскрыть, чтобы не изрыгнуть какую-нибудь пакость.

- Помоги мне дотащить его до хижины. Он себе ногу отморозил.

Вейс, почти не слушая Хода, пробирался через изрытый замерзший ил у берега. Теперь тот, что лежал, стал ему лучше виден, и это снова вызвало у него учащенное сердцебиение. Огромная голова с шапкой светло-каштановых волос и широченные плечи: Марафис Глазастый. Сарга Вейс побледнел. Он думал, что Нож погиб в черных водах Лохани.

- Да, Женомуж. Ты бросил меня в зубах у черта, а он выплюнул меня назад. - Маленький ярко-голубой глаз смотрел на Вейса с чем-то вроде удовлетворения. Нож лежал на боку - половина тела на берегу, половина на льду. Его лицо приобрело восковую желтизну, сосуды на носу и щеках полопались. С маленького рта свисали ошметки кожи, шевелящиеся от дыхания, один глаз заплыл. Рука, желтая, чешуйчатая и скрюченная, как птичья лапа, подергивалась. Обмороженная нога в сапоге лежала на льду, как колода.

Марафис ощерился в улыбке, жуткой на тронутом морозом лице.

- Правильно боишься, Женомуж. Я видел, что ты сотворил с конем Стагро, я барахтался в воде позади тебя и видел, как ты вылез на лед.

- Я искал тебя, но в той ледяной каше...

- Прибереги вранье-то - пригодится. - Ход стал резать сапог на ноге Марафиса, и тот сморщился. - Мне одно хотелось бы знать: из трусости ты так себя вел или по злобе. Смерти моей хотел, а? Или так уж старался спасти собственную шкуру, что обо мне и моих людях и думать забыл? .

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});