Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой - Александр Колмогоров

По инициативе Б. В. Адамовича 16 мая 1926 года Русским корпусом учреждён собственный нагрудный знак формы и цвета креста ордена Св. Александра Невского.

Первые годы жизни в приютившем их королевстве многие воспитанники, не имеющие родственников, на время летних каникул оставались в стенах заведения. Для пользы досуга распоряжением директора с июля 1921 года стали организовываться групповые прогулки и экскурсии (до 14 дней). Сначала по окрестностям города, а с 1923 года и с выездом в другие места. В музее хранились два отчёта о подобных мероприятиях с описанием 30 путешествий с личным участием директора, дневник «Лето в Боснии 1930 года» и 9 альбомов с фотографиями. Ночевать приходилось в палатках, сараях и на сеновалах у крестьян, в рабочих домах, казармах воинских частей, а иногда и просто под открытым небом.

В 1929 году генерал Адамович оставил такую запись:

…Когда-нибудь материалы походов и поездок послужат ценнейшим свидетельством жизни русских школ на чужбине. Где только ни повстречались кадеты со следами прежней мощи и славы нашей Родины!..

К 1931 году на лето в корпусе оставалось всего лишь 10–12 человек, но и для них была снята дача в окрестностях Белой Церкви, где они отдыхали в обществе директора и… повара.

Два Жоржика

С окончанием учебного года в новоржевских школах, в конце мая 1921 года, Георгий Адамович вернулся в Петроград. Истосковавшись после долгой разлуки, несколько коротких «командировок» Георгия Иванова в Новоржев не в счёт, Жоржики решили жить отныне вместе, открыто. Благо все препоны к тому снимали пустующие тёткины апартаменты — квартира № 7 (Почтамтская 20).

Жена Георгия Иванова Габриэль, как и следовало ожидать, ещё в феврале 1918 года покинула легкомысленного супруга и уехала с родителями и годовалой дочерью во Францию. Правда, с нынешней весны «милый друг» начал оказывать знаки внимания хорошенькой ученице Гумилёва Ирине Одоевцевой. Но, как сочли друзья, — одно другому не помешает…

Начинался НЭП, и литературно-общественная жизнь города всё больше походила своей оживлённостью на золотые предвоенные годы. Профессор Российского института истории искусств Н. С. Гумилёв, проживая в это время с женой на Невском, даже определил собственную двухлетнюю дочь в Парголовский приют, чтобы не отвлекаться от дел.

«Двух Жоржиков» могли часто видеть на «Вечерах стихов», «Вечерах поэтов», на студийных занятиях в «Звучащей раковине», в Доме учёных, Доме литераторов, Доме Искусств, Клубе союза поэтов, на квартире сестёр И. и Ф. Наппельбаум. Как и многие другие, друзья-поэты успевали «халтурить», делая переводы для издательства «Всемирная литература».

А в ночь со 2 на 3 августа местными чекистами по сфабрикованному делу о заговоре (группа профессора В. Таганцева) был арестован учитель, друг и наставник многих петроградских поэтов Н. Гумилёв. Письменное ходатайство в губернскую ЧК известных литераторов во главе с самим Буревестником революции осталось без ответа. За одной бедой пришла и другая…

7 августа Россия потеряла Александра Блока, совсем недавно уступившего свою должность Председателя городского отделения Всероссийского союза поэтов Николаю Степановичу. А 1 сентября в «Петроградской правде» был опубликован список казнённых «заговорщиков» — 61 человек!! Значился в нём и Гумилёв…

Панихидой в Казанском соборе собратья по перу и близкие отдали дань памяти бывшему дворянину и офицеру, филологу и большому русскому поэту, совсем недавно предсказавшему своё незавидное будущее:

…И умру я не на постелиПри нотариусе и враче…

Среди многих скорбящих, по свидетельству Анны Ахматовой, находились и Г. Иванов, и Г. Адамович.

Но жизнь — извечный круг,Несутся дни по кругу.

10 сентября Ирина Одоевцева стала женой Георгия Иванова. Вероятно догадываясь об отношениях между Жоржиками и сочтя для себя возможным повлиять на них естественным ходом событий, молодая жена согласилась переехать в квартиру… друзей. Здесь втроём им предстояло прожить почти год в «самой предельно близкой дружбе». Адамович, оставив за собой спальню, уступил молодожёнам кабинет. Столовая-гостиная служила местом светского общения, трапез, вечеринок и музицирования. Хотя сам хозяин квартиры играл, по мнению Ирины Владимировны, скверно.

Совместная жизнь, по всей видимости, всё же внесла некоторый дискомфорт в отношения между друзьями. По свидетельству И. Одоевцевой, именно в этот период Г. Адамович пристрастился к салонной карточной игре, возможно заменяющей ему остроту иных ощущений. Не будем пересказывать подробности этого и иных периодов совместной жизни трёх неординарных личностей Русского зарубежья XX века и лишать читателя возможности самому оценить нюансы их отношений на страницах книг самой Ирины Владимировны — «На берегах Невы» и «На берегах Сены».

В январе 1922 года Г. Адамович издаёт вторую книжечку стихов — «Чистилище» — как попытку освобождения собственной души откровениями новоржевского затворничества:

… Там на суде, — что я отвечу Богу,Когда настанет мой черёд?..

Но России было уже не до копания в тонких материях и чистой лирике богемной среды. На сцену рвалась поэзия пролетариата:

… Бросьте! Забудьте, плюньтеи на рифмы, и на арии, и на розовый кусти на прочие мерлехлюндиииз арсеналов искусств…[833]

1922 год. Г. Адамович — действительный член Дома литераторов, литературного отдела Дома искусств, переводчик в издательстве. С 22 мая (следствие НЭПа) Москва начала выдавать желающим загранпаспорта. Двери в Европу открывали всего лишь две подписи ответственных чиновников — принимающей и выпускающей сторон, получить которые «при желании» оказалось на удивление не сложно. Всячески содействовал этому добрейший и всё понимающий нарком просвещения А. В. Луначарский.

Аресты, расстрелы, Соловки, беззакония диктатуры пролетариата на местах, нетерпимость к инакомыслию, изгнание-бегство из страны со всеми чадами и домочадцами самого Горького побудили тысячи семей интеллигенции покинуть, как они предполагали на время, Россию. Зловещее впечатление оставляла и статья безымянного, но узнаваемого за криптонимом «О» автора в газете «Правда» от 2 июня — «Диктатура, где твой хлыст?»

Желая разом избавиться и от наиболее принципиальных в научном мире критиков своего режима, большевистское руководство решилось даже на принудительную их высылку. 16–17 августа — аресты в обеих столицах. И вскоре «философские пароходы» из Петрограда и Риги доставили в Германию семьи двух первых групп учёных: математиков, экономистов, социологов, историков, философов, теоретиков кооперативного движения (около 120 человек). Хранители культурных заветов России оказались ненужными новой власти, «Первое предостережение» которой, озвученное газетой «Правда» 31 августа 1922 года, оказалось постыдной увертюрой к какофонии коммунистического рая.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});